— Госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч,
— попросил вдруг Розвелл, заметно страдавший последние минуты. — Вы не могли бы надеть что-то менее прозрачное? А то, знаете, мысли разные в голову лезут. О вечности, о душе.
— Видите? — прошептала горгона Траппу на ухо. — Людям в голову мысли лезут. А вы во мне не то что женщину, человека разглядеть всё не можете!
— Ты не думаешь, что мы не последовательны? Сначала сажаем на трон фальшивого короля, потом сами же его и свергаем?
— Напоминаю, что эту авантюру вы провернули без моего участия. Я пал невинной жертвой ваших интриг, — открестился Трапп.
— Потому что никто не мог предсказать твою реакцию. Ты помнишь, как старый король отправил тебя завоевать земли канагайцев, а ты вместо этого заключил мир и подписал договор о торговых отношениях?
— Я всегда мыслил с государственным размахом.
— Твоя затея с похудением — просто бездарность, Бэсси, — заявил Трапп.
Гиацинта поправила на голове простенькую шляпку, которую могла носить жена мелкого торговца или трактирщика.
— Что за глупости, Порк.
— Ты попытаешься надавать на чувство вины коро… твоего бывшего. Виноватый мужчина — покорный мужчина, тут ты права. Но я тебе еще вот что скажу: виноватый мужчина сделает всё, чтобы побыстрее сбежать от женщины, перед которой испытывает вину. Так что, если ты появишься перед ним полумертвым скелетом, то от твоего возлюбленного останутся одни сверкающие пятки.
— Какое глубокое знание мужской натуры, Порк, — хмыкнула Гиацинта, однако взяла в руки ложку.
— А вот если бы перед мной появилась моя бывшая во всем блеске своей силы и красоты, вот тогда я бы начал кусать локти, конечно.
— Поняв, что одному мне не выбраться, вы вернулись за мной и помогли мне бежать. Дорогая, сегодня вы спасли мою жизнь.
— И что? — выкрикнула она сердито. — Можно подумать, у вас нет недостатков!
— Возможно, я мог бы выбраться самостоятельно. А возможно, и нет. Этого мы теперь никогда не узнаем, я так и останусь вашим должником.
— Я сделала это из-за денег!
— Не ищите себе оправданий.
— Мы собираемся сделать поддельного короля Стива настоящим министром, — сообщил ей Трапп, с удовольствием наблюдая за тем, как вытягивается лицо горгоны.
— Кто же так поступает, — ахнула она. — Разве вам не полагается казнить его на главной площади?
— О, вы и советник Трапп мыслите одинаково, — обрадовался Джонни. — Буквально, родство душ.
— Это называется здравый смысл, — ответила горгона.
— Знаете, почему генерал — великий? — спросил её король. — В нем нет ни крупицы здравого смысла.
— К тому же, — торопливо воскликнул он, — возможно, завтра на рассвете Стив пристрелит этого Найджела.
Розвелл согласно закивал.
— Я буду секундантом. Ты только намекни, мой генерал, и от этого офицерика мокрого места не останется.
— Ну знаете, — пытаясь обрести свое фирменное трезвомыслие, ответил Трапп, — если стрелять во всех мужчин, которых пытается окрутить горгона, то эта страна обезлюдеет.
— Дети, — поморщился Розвелл. — У меня их с десяток. И ни одного мальчика!
— А кто тогда? — изумился Чарли.
— Я не хочу жениться на Ните Бронкс, — объявил вдруг король ни с того ни с сего.
— Ну вот что сейчас началось, — протянул генерал с раздражением.
— Я не люблю эту девушку.
— Она тебя тоже не любит, — успокоил его Трапп. — Это будет идеальный брак.
— Я навёл порядок на кухне, — пояснил Марк. — Вдруг умру, а еда испортится.
— Да, — понимающе закивала гостья. — После того, как вы умрёте, протухшие яйца — первая тема для беспокойства.
если конкретно — то нужно было идти за помощью в полицию или к психиатру, и ни туда, ни туда не хотелось.
смерть всегда бывает преждевременной, даже если тебе исполнилось сто семь лет и твои правнуки смотрят на тебя с едва заметным упрёком и ожиданием.
— А тебе не жалко своей жизни? — спросила она. — День за днем. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет.
— Видимо, ты дана мне, чтобы исправить это, — отозвался Марк.
— Нет. Я тебе дана в ответ на твои безмолвные мольбы, — ответила она едва слышно. — Это ведь ты меня убил. Ты хотел перемен. Ты нарушил ход событий.
— Должно быть, очень обидно умереть ради чьих-то безмолвных мольб.
В жизни нет никакого смысла. Нет места поискам и метаниям, и что бы ты ни делал, итог для всех одинаков и неизбежен. Всё остальное — популизм и трусость перед тщетностью бытия.
Молодость — это неприятно, да, но это не навсегда.
Как это так получилось, что эта девица так близко к нему подобралась? Даже под одеяло пролезла!
В конце концов, он же нормальный мужчина, отчего не поцеловать покойницу?
Кристина встала на обе ноги и, закусив губу, одну за другой расстегнула все пуговицы на его рубашке с одной попытки. Провела руками по его плечам, по груди, по ребрам.
— Я молодец, — похвасталась она.
— Посмотрим, как ты справишься с застежкой брюк.
— О.
Присев на корточки, она положила руку на ширинку, прожигая Марка сквозь ткань.
— Никак, — сообщила она и подула на молнию. — Сим-сим?
— У тебя красивый нос, — одобрила она.
— Да, тебе он всегда нравился больше, чем мой богатый внутренний мир.
— Если с утра знобило, надо было оставаться дома, — покачал головой Марк, доставая аптечку.
— Антибиотики нам нельзя, — сказала Варвара, тревожно наблюдая за ним. — Жаропонижающие тоже.
Марк поставил перед ней горячую чашку с чаем.
— А ремня? — кротко спросил он, высыпая в турку кофе. — Ремня вам можно?
— Секс исключительно традиционный, — напомнила Варвара сухо.
— Как вы думаете, что самое бесценное в этой жизни?
— Покой, — ответил Марк без раздумий.
— Новый опыт и новые впечатления, — сморщила она нос.
— Я хочу, — сказала она, стараясь не сбивать дыхание, — ощутить шаг за шагом всё, чего не успела. Рождение ребенка. Победу в спортивном состязании. Прыжок с парашютом. Драку. Любовь. Старость. Силу. Беспомощность. Наде… — её голос сорвался, она закусила губу, уставившись в окно.
— Мы оба ненавидим готовить, — рассудительно ответила она. — А я еще и не умею. Пельмени просто обязаны стать традиционным блюдом нашей семьи.