времени у меня стало вагон и маленькая тележка. И у братика новенького тоже. Он сидел себе у мамы в животе и не думал вылезать, хотя мама была уже такая беременная,
что стены дома выгибались наружу.
Все мои уже маячили в коридоре, заспанные, помятые, нечесаные. Минда, старшая сестра, сумела открыть только один глаз. Папа, судя по его виду, пока не решил, вылупился он уже из одеяла или еще нет.
Я уже такой старый, что твёрдо знаю: мы все делаем глупости, кто больше, кто меньше. В сущности, это неважно. Важно, как мы их потом исправляем.
она так улыбнулась, что все мысли у меня в голове думаться перестали
— Мир так прекрасно устроен, Трилле, что каких бы глупостей мы ни натворили, их почти всегда можно исправить. Но это не для слабаков
Если б я мог описать, какое у него сделалось лицо! Как будто его летающая тарелка переехала.
Я так намертво вызубрил «К Элизе», что сыграл без запинки, хотя чувствовал себя за пианино тушкой дохлой обезьяны.
Дед всегда держит телефон подальше от уха, как будто это краб и того гляди вцепится в него.
— Ты больная на всю голову. — И тебе не хворать
— Мне, ватрушки зеленые, не надо даже в интернет лазить, с тех пор как он к нам переехал, — говорит Лена. — Задаешь вопрос, нажимаешь на пупок — и готово.
— Дети не заводятся по заказу, так мама говорит.
— Вот что она имеет в виду? — спросила Лена с недоумением. — Вас уже столько, что в дверях заторы.
– Это чего было? – спросил Магнус, мой старший брат.
– Или природный катаклизм, или Лена Лид вернулась наконец домой, – объяснила мама.
– Привет. А это что?
– Твой подарок.
Я протер глаза.
– Спасибо. Как называется?
– Куча щепок и осколков. А раньше назывался бутылка с парусником внутри.
А теперь достань нам из холодильника булочки. Уж толстеть, так с удовольствием.
Тоненький голосок разума нашептывал мне, что мы затеяли что-то не то.
Лена заставляет куриц кататься с ней на санках, скачет верхом на коровах, говорит «бе-е» лошадям и прячет котят в грязное белье, чтобы напугать свою маму. Но интересное дело — я не знаю ни одного зверя, который бы не обожал Лену.
Мир как будто выдержал бой не на жизнь, а на смерть, и теперь приходил в себя и дышал с осторожностью.
– Пируйте, палтусы! – выпалила она, когда последний серебристый кусочек селедки пропал из виду. – Смерть в деликатесах!
Невозможно идти спокойно, когда человек рад. Ноги скачут сами по себе.
Я подумал: вот бы иметь на лбу кнопочку, нажал ее — и исчез. Почему Бог не сделал нам таких? Было бы гораздо лучше иметь кнопочку, чем этот пупок в странном месте.
Смерть почти как снег: никогда не знаешь, когда он пойдет, хотя чаще всего это случается зимой.
..скучать по кому-то - самое прекрасное из всех грустных чувств.
Знаешь, милый, бояться вовсе не обязательно. Это никому не помогает.
Лена не умеет быть в покое, у неё нет к этому таланта
- Мы никогда так больше не будем делать, - пообещал я запыханно.
А папа зашумел:
- Не будем так делать. Не будем так делать!.. Конечно, не будете! Вы с Леной никогда ничего не делаете два раза. Вы всегда придумываете новые безобразия!