Вслед за спущенным с цепи разумом шла ярость. Безжалостная ярость руководила теперь стремительными и идеально отточенными выпадами. Но не та, которая горячит сердце и застилает разум, а та, что с легкостью позволяет раздавить горло одного человека сапогом, зажать шею другого под локтем и, прижав его к себе спиной, воткнуть клинок в грудь с такой силой, чтобы своей грудью почувствовать отнявший жизнь острый наконечник всего в дюйме от собственного сердца.
Он так и не смог изменить свою жизнь, начать ее сначала. Напыщенные святоши сказали бы, что сие есть неизбежная кара за столь многочисленные грехи,- Лоргар лишь рассмеялся бы им в лицо, если бы мог. Он хорошо знал цену их святости, каждый изувеченный дюйм его теперь уже мертвого тела мог бы многое поведать об этом. А если бы зашитый рот мертвеца по какой-то неведомой воле смог говорить, то он добавил бы, что столь ими почитаемые на словах любовь и верность способны найти себе место даже в самой черной, самой пропащей душе...
Семь дроздов ударились оземь и в тот же миг превратились в высоких, укутанных в черное существ ростом не менее восьми или даже девяти футов. Кожа – белая-белая, будто у покойников. Они были жилистыми, с сильными руками, оканчивающимися четырьмя длинными, как клещи, пальцами. На их ногах чернели остроносые сапоги, а одеяния блестели и переливались бархатом. Плащи смыкались на плечах, на головы некоторых были натянуты глубокие капюшоны, но наиболее ужасающим было то, что скрывалось под ними. Это скорее походило на старые фарфоровые маски, чем на живых существ. Глаза бывших птиц представляли собой две продольные черные прорези, из центра которых отходили такие же, только вниз, к серединам скул. Губ не было и в помине, зато из сизых десен выглядывали длинные клыки, а контуры рта изошли ломаными трещинами и жуткими разрывами, отчего создавалось впечатление, что всякий раз, когда спригганы широко открывают свои пасти, их лица трескаются и надламываются. Там, где у любого другого существа должен находиться нос, лишь немного из-под кожи выступал вытянутый бугорок. На затылках поперек головы, продетые в петли из кожи, пересекались длинные черные перья – все, что осталось у спригганов от дроздов.