Книги Эр Ромский
Не уберег!!! - тревожная мысль, с изрядной долей отчаяния, пронзила сознание, заставив сердце учащенно забиться. Итог многолетнего труда, тщательно выверенный, с точки зрения автора, требовавший лишь корректорской и редакторской правки-проверки, пропал. Пропало все, сотни листов текста в оцифрованном виде, отдельные файлы с короткими заметками и пояснениями. Одно необдуманное движение и катастрофа стала неизбежна. Вначале все предстало в ином формате, а потом бесследно исчезло, оставив вместо...
Было время, когда хотелось спрятаться от всего мира. Уткнуться лицом в подушку и рвать её зубами. Чувствуя, как трещит раздираемая в клочья ткань, как назойливо лезут в рот и в нос белые перья, бывшие несколькими минутами ранее содержимым этой самой подушки. Хрипя и задыхаясь в приступах бешенства, ломая собственные руки лишь для того, чтобы никто другой не пострадал. Ведь страдают, попадая под "горячую руку", обычно, невиновные. Мне не хотелось причинять никому вреда. И поэтому, я уходил...
- Но я, другому отдана и буду век ему верна!" - эти слова занимали все жизненное пространство Онегина. - Почему?" - терзался он вопросом - "Так не должно быть!" - А, что должно быть?" - интересовался кто-то похожий, то ли на совесть, то ли на разум, чей голос уже который день он пытался утопить в вине - "Что ты сделал для того чтобы быть рядом с ней".
Он пережидал дождь под листом ржавого железа, делясь сухим местом с кучей разносортного мусора. Крупные капли гулко барабанили по импровизированной крыше и неохотно стекали вниз. В этот момент лист железа, выброшенный на помойку, являл собою саму крышу мира, которой пришлось достигнуть, лишь преодолев путь длиной в целую жизнь. Жизнь, похожую на вечность.
Он был следующий в этой, бесконечно меняющейся череде событий. Велосипедист, трясущий изо всех сил почтовый ящик уже промелькнул, копошащиеся жирные черви на разлагающемся трупе, тоже. Он знал, что теперь его очередь. Разрушенный до основания, превращенный в пыль огромный город, последний оплот цивилизации, укутывающий себя покрывалом свинцовых туч и дикое, очень выразимое желание, тоже уже были. Небо безразлично взирало на все происходящее, оно просто смотрело и запоминало.
Желто-белый песчаный пляж, ласково и нежно шуршит набегающая волна. Солнце, опустившееся остывать в теплый океан, погасило свой последний золотой луч, сверкнув им на прощание по бескрайней водной глади, догорел последний отблеск кроваво-красного заката. В высоком, начинающем чернеть небе загорелись первые звезды.
В темной, пустой комнате стоит одинокая кровать с мирно спящим в ней человеком. Лунный свет подчеркивает общую неподвижность и тишину, нарушаемую легким, едва заметным, дыханием спящего. И вот, в самом темном углу под натиском движущегося из стены медленно, медленно выгибаются обои. Не рвутся, просто вытягиваются, как тончайшая эластичная пленка, обозначая очертания крошечного лица и выставленных вперед ладоней. Все это беззвучно движется, не прорывая преграды. Тишина не нарушается, человек...
Я самый обыкновенный городской сумасшедший. Ничем не выдающийся, не примечательный и с определённой ноткой гениальности. Невероятно, но этот факт, я отрицаю даже в общении с самим собой. С кем ещё, как ни с собой любимым можно поговорить по душам, обсудить самые разнообразные проблемы, касающиеся абсолютно всего на свете. Присутствует некий момент жизненных наблюдений, когда отмечалась некая закономерность, присутствующая, при признании собственной гениальности. В связи с некими особенностями...
Сидя на автомобильной покрышке, отвоеванной у пьяных революционирующих матросов, я вбирал в себя, её тепло. Нагретая жарким солнцем черная резина теперь охотно делилась им после закрытия дневного светила. Медленно выдыхая табачный дым, я следил за тем, как он плавными волнами поднимается, вверх смешиваясь с дымом огромного костра, устроенного все теми же матросами.