Мы любим воображать наш мир собранием одномерных линий и однозначных поступков. Но одномерных линий нет, как нет человека с грудью, но без спины, как нет предмета без тени.
Если устроитель Вселенной реально существует, то надо посадить на скамью подсудимых и его - за то, что во всех явлениях мира он заложил двойственность.
В мире нет ни одного разногласия между государствами, которое могло бы оправдать гибель хотя бы одного ребёнка.
Я вдруг вспомнил древнего полководца, перед решающей битвой наставляющего своих солдат: "Бейте дротиком в лицо, а не в грудь и не в живот... Они будут отшатываться перед копьями, а не бросаться на них".
Я ненавидел эту красивую женщину - не потому, что она пыталась меня убить, а по причине куда глубже: в ней сконцентрировалось все то, против чего я боролся, против чего восставал.
Я даже удивился: до чего же много мы совершили такого, за что надо хвалить, а не наказывать.
Ещё ни одна эпоха не жаловалась на нехватку дураков и мерзавцев.
Он был мастер на внезапные переходы от возмущения к добродушию, от бешенства к спокойствию, от равнодушия к ярости. Мгновенные перемены настроения входили в систему приемов, которыми он сражал противников.
Я даже удивился: до чего же много мы совершили такого, за что надо хвалить, а не наказывать.
Ещё ни одна эпоха не жаловалась на нехватку дураков и мерзавцев.
Он был мастер на внезапные переходы от возмущения к добродушию, от бешенства к спокойствию, от равнодушия к ярости. Мгновенные перемены настроения входили в систему приемов, которыми он сражал противников.
Я не люблю осенних дождей: в них мне остро чувствуется ненужность - ни для самой природы, уже не взыскующей, как летом, воды, ни для меня.
Еда с сегодняшнего дня еще больше отвечала оценке, данной ей некогда Баром: "Во-первых, дрянь, а во-вторых, мало".
Он черт не нашего Бога.
Кто-то назвал совесть чудовищем с зелеными глазами, другой вопил, что она когтистый зверь, скребущий сердце. А я скажу, что она единственный чуткий индикатор на любое маленькое горе, оказавшееся вне всеобщих понятий добра и зла.
- Врагам не помогают, если они в беде, врагов радостно добивают. Поступать иначе могут только сумасшедшие.
- Или святые.
Мужчины, к сожалению, слишком любят войну, чтобы им можно было поручить дело мира.
Извечная слабость женщины - безмерно преувеличивать достоинства мужчины.
Глупость рядового человека - его личное несчастье. Глупость политика - государственное преступление.
Но для женщины нужна психологическая фантастика. Если женщине говорят, что она красива, она сразу становится красивой.
Он сделал свою болезнь фактором мировой политики. Он бил карты разума куда надежней - тем, что лежал на кровати, что был слаб и что любое нежеланное известие могло его окончательно сокрушить. Нет, я не хочу сказать, что он притворялся, это была игра всерьез - на жизнь.
С самого начала его мучила двойственность. Он творил добро и зло одновременно, ибо каждое его действие, если оно шло на пользу своему народу, приносило вред всем странам, с которыми мы воевали.
Мне, впрочем, всегда казалось, что именно эта неприметность, эта привычка рядом с любым из нас стираться во второстепенность и является главной характерностью его характера. Он просто должен был быть таким, чтобы быть на своем месте.
Мы любим воображать наш мир собранием одномерных линий и однозначных поступков. Но одномерных линий нет, как нет человека с грудью, но без спины, как нет предмета без тени.
Если устроитель Вселенной реально существует, то надо посадить на скамью подсудимых и его - за то, что во всех явлениях мира он заложил двойственность.