Ему разрешали гордыню, тщеславие, честолюбие и презрительность.
Человек рожден для общества. Как ни далек он от мира, он не способен совсем его забыть, а быть забытым миром для него не менее невыносимо.
Червем сердца там зависть гложет,
Там люди все — рабы порока,
Там лишь безумец верить может
Любви и чести.
Ждать смертного не стал я срока
Там с ними вместе.
От горя еще никто не умирал.
«— Разумная? Но ведь она не проронила ничего, кроме «да» и «нет».
— Не спорю, она, правда, сказала немногим больше… Зато «да» и «нет» она произносила всегда к месту.»Отрывок из книги: Мэтью Грегори Льюис. «Монах.»
Для тех, кто дерзает, невозможного нет.
говорить она могла только обиняками, чтобы, снимая с ее глаз повязку неведения, не сорвать и покрывало невинности
Не предаю друзей моих,
Но сам измены жду от них.
Считать научен нашей эрой
Я дружбу чистою химерой.
Безмерно пылок, горд, упрям,
И не прощаю я врагам.
А вот за тех, кем я любим,
Пройду сквозь пламя и сквозь дым.
Автор, хорош он, или плох, или как раз посередине, — это зверь, на которого охотятся все, кому не лень. Пусть не все способны писать книги, но все почитают себя способными судить о них. Плохое сочинение несет кару в себе самом, вызывая пренебрежение и насмешки. А хорошее возбуждает зависть и обрекает своего создателя на тысячу унижений. Он становится жертвой пристрастной и зложелательной критики. Этот бранит композицию, тот стиль, третий — мысли, в нем заключенные; те же, кому не удается обнаружить недостатки в книге, принимаются поносить автора. Они ревностно доискиваются до самых ничтожных обстоятельств, которые могут сделать предметом насмешек его характер или поведение, и стремятся ранить человека, раз уж не могут повредить писателю. Короче говоря выступить на поприще литературы — значит добровольно подставить себя стрелам пренебрежения, насмешек, зависти и разочарования. Пишешь ли ты хорошо или дурно, не сомневайся, что клевет тебе не избежать. Собственно говоря, в этом обстоятельстве начинающий автор обретает главное свое утешение. Он вспоминает, как часто Лопе де Вега и Кальдерон подвергались гонениям злобных и завистливых критиков, а потому скромно верит, будто и ему выпала та же судьба. Однако я понимаю, что все мои мудрые поучения ты пропускаешь мимо ушей. Сочинительство — это мания, победить которую никакими доводами невозможно. И мне так же не по силам убедить тебя не писать, как тебе меня — не любить. Однако, если уж ты должен время от времени поддаваться пиитической лихорадке, будь, во всяком случае, осмотрителен и показывай свои стихи лишь тем, чье расположение к тебе снищет им одобрение.
Отсутствие чистоты сердца он возмещал внешним благочестием
Стыд и позор трусливой душе, у которой не хватает отваги быть либо верным другом, либо честным врагом!
Когда люблю иль ненавижу, Пределов никаких не вижу.
Итак, я признался во всех случаях плагиата в книге, известных мне самому. Но, полагаю, возможно, еще сыщется много таких, которые сам я пока не заметил.
Автор, хорош он, или плох, или как раз посередине, - это зверь, на которого охотятся все, кому не лень. Пусть не все способны писать книги, но все почитают себя способными судить о них.
Пока они друг друга обнимали, Благословляли ночь, день — проклинали.
Немногим нравлюсь я вполне, Немногие по сердцу мне. Когда люблю иль ненавижу, Пределов никаких не вижу.
«Для тех, кто дерзает, невозможного нет.» Отрывок из книги: Мэтью Грегори Льюис. «Монах.»
С тех пор как он утратил добродетель, сохранение ее видимости обрело для него особую важность.
Крепче всех спят те, кто решает не просыпаться,
- Но он был честным, доброжелательным и участливым.
- Ах, матушка! Это же такие обычные качества!
- Дай бог, дитя мое, чтобы опыт не научил тебя считать их столь редкими и бесценными, какими они кажутся мне!
Амбррсио только предстояло узнать, что Порок еще опаснее для незнакомого с ним сердца, когда прячется под личиной Добродетели.