В конце 67 и начале 68 года они вели в Женеве очень скромный и регулярный образ жизни. Достоевский обожал одинаковость в расписании дня. Вставали, как в Дрездене, часам к одиннадцати, Анна Григорьевна потом гуляла, что-нибудь осматривала, а он работал, сходились к трем в ресторане на обед, потом она шла отдыхать, а он просиживал часами в кафе дю Мон Блан за чтением русских и иностранных газет. В семь часов они обыкновенно совершали общую прогулку по набережным и главным улицам Женевы, останавливаясь у освещенных газом и плошками витрин магазинов и выбирали те вещи, которые он бы подарил ей, если бы был богат. Эти воображаемые покупки очень их тешили. Придя домой, он растапливал камин, они пили чай, вечерами он или диктовал ей написанное предыдущей ночью или читал. Он любил Диккенса, читал "Николай Никкльби", с удовольствием перечитывал "Несчастные" Гюго - этот роман он очень высоко ставил. А ее заставлял читать своего любимого автора - Бальзака. "Отца Горио" он привез для жены из Петербурга. Анна Григорьевна ждала ребенка и на досуге все шила и вязала. Он писал "Идиота".
Он немало видел и пережил на ссыльных этапах и в Омской каторжной тюрьме, где его товарищи по несчастью занимались мужеложством или любовью с такими бабами-калачницами, на которых и взглянуть было страшно.
Чувствительность к чужому горю странным образом повышала его эротическую возбудимость.
Для каждого часа имеется свой закон, и хорошо только то, что приходит вовремя. То, что запаздывает, часто теряет свою цену, и дар, который наполнил бы пьяной радостью вчера, уже не веселит сегодня.
Он поистине жил в том мире, который создавал, он забывал и пить, и есть, обдумывая свои повести и романы, и до такой степени сживался со своими персонажами, что отвечал невпопад жене, ронял вещи, и вообще производил впечатление совершенно ненормального человека.
Отношения их были основаны на том, что оба мучили и жалели друг друга.
Но то, что было пламенем гения в Достоевском, у Марьи Димитриевны полыхало болотными огоньками тяжелого недуга.
Двое мужчин любят одну и ту же молодую женщину, и она сама привязана к обоим - эта ситуация слишком часто встречается в его произведениях, чтобы ее можно было попросту принять за литературный прием, вне зависимости от личного опыта писателя.
Об интимном родстве боли и любви знали и другие художники 19-го века, но, пожалуй, никто не ощущал его так жгуче, как Достоевский.
Любовное притяжение прямо пропорционально количеству и силе тех переживаний,
какие вызывает в нас "предмет любви", - независимо от того, радостны или печальны эти переживания, связаны с наслаждением или страданием.
Не произведения его копировали его биографию, а в жизни он выбирал тех, кто походил на героинь его романов, воплощая его мечты и тайные стремления.
Ценность любимой женщины растет в зависимости от того, сколько чувств и мыслей мы ей отдали, на нее потратили.
Это самое обидное для мужчины - знать, что для любимой он попросту один из многих и что она ничего не прочла на челе его.
Он особенно дурно обращался с ней в те дни, когда собирался с духом, чтобы сделать ей признание в любви и просить ее руки.
"Мне говорят о Федоре Михайловиче, - пишет она в сентябре 1864 года, я его просто ненавижу. Он так много заставлял меня страдать, когда можно было обойтись без страдания".
Она не могла согласиться на неравенство в положении: она отдала для этой любви всё, он — ничего. Никакого размаха, никакого опьянения не чувствовала она в их свиданиях,
регулярных и тайных, тщательно скрытых от чужого взора. И в регулярности и в тайне было что-то унизительное.
В отношениях между мужчиной и женщиной одна из сторон непременно терпит, непременно бывает обижена
Кто требует от другого всего, а сам избавляет себя от всех обязанностей, никогда не найдет счастья.
- Так вы думаете, - спросил Достоевский, - что я могу еще жениться? Что
за меня кто-нибудь согласится пойти? Какую же жену мне выбрать: умную
или добрую?
- Конечно, умную.
- Ну нет, если уж выбирать, то возьму добрую, чтоб меня жалела и любила.
Между прочим, сцены насилия и физического садизма встречаются чуть ли не во всех романах Достоевского, а особенно в "Бесах", где Лебядкин нагайкой стегает свою сестру, а Ставрогин, затаив дыхание, смотрит, как из-за него секут розгами двенадцатилетнюю девочку: он потом ее же изнасилует.
когда называешь вещи своими именами, слова становятся тяжелыми или грубыми