Странно ведь — мало того, что людей закапывают в землю, так ещё и каменной плитой сверху придавливают. Ей пришло в голову, что не каждому хочется быть зарытым вместе с другими.
Он раз за разом гуглил её имя, но она принадлежала к тем уникальным, неуловимым натурам, которые обитают исключительно в реальном мире.
Любовь — это... тревога. Хочешь доставить радость и боишься, что тебя увидят таким, каков ты есть. В то же время хочешь, чтобы тебя знали.
Любые отношения начинаются с облака надежды и безумства иллюзий.
— Любовь — это… тревога, — сказал он. — Хочешь доставить радость и боишься, что тебя увидят таким, каков ты есть. В то же время хочешь, чтобы тебя знали. Иными словами… ты наг, стонешь во тьме, теряешь всякую гордость… Я хотел, чтобы она видела меня и любила, хотя знала как облупленного, а я знал ее. Теперь ее рядом нет, и мое знание неполно. Целыми днями пытаюсь представить, чем она занимается, что говорит, с кем общается, как выглядит. Стараюсь восполнить потерянные часы, но чем дольше разлука, тем это труднее — неизвестность множится. Приходится додумывать. На самом деле, я просто не знаю. Ничего больше не знаю.
По-моему игры для того и были придуманы, чтобы люди не свихнулись от тягостных мыслей
Не стоит примерять на себя чужую жизнь: слишком уж быстро она пролетает.
В Чикаго такая превосходная архитектура, что чувствуется необходимость что-нибудь сносить время от времени и воздвигать кошмарные здания, чтобы народ мог оценить прелесть старины.
Я люблю тебя, всегда. Время - ничто.
Хаос дает полную свободу. Но и смысла в нем нет. Я хочу иметь свободу действий, но я также хочу, чтобы мои действия имели смысл.
– Задумайся на минутку, дорогая: в сказках только дети наслаждаются приключениями. А их матери сидят дома и ждут, когда дети вернутся домой.
– Но разве вы не думаете, – настаиваю я, – что лучше недолго быть невероятно счастливым, даже если потом это теряешь, чем жить долго и не испытать подобного?
Трудно быть тем, кто остается.
Наушники были изобретены, чтобы спасти супругов от музыкальных пристрастий друг друга
Мы встретились в первый раз, и как только ты меня увидела, сказала: «Вот мужчина, который станет моим мужем»,– и врезала мне ботинком. Я всегда говорил, что у тебя на редкость логичные суждения и поступки.
Моя комната - это диван, кресло и тысяч пять книг.
...стыдно за трусливую мысль избежать грусти. Мёртвым нужно, чтобы их помнили, даже если это съедает нас, даже если мы всего лишь можем повторять "Прости", пока это не потеряет хоть какой-нибудь смысл.
Люби мир и себя в нем, двигайся в нем, как будто нет никакого сопротивления, как будто мир - твоя естественная среда обитания.
– Он алкоголик. Именно так поступают алкоголики. Это записано в их руководстве: «Упасть на дно и продолжать катиться вниз».
Я жду его. Каждая секунда ожидания кажется мне годом, вечностью. Каждая секунда тянется медленно, прозрачная как стекло. Сквозь каждую секунду вижу бесконечные, вытянутые в прямую линию моменты, это моменты ожидания.
Когда живешь с женщиной, узнаешь каждый день что то новое. Пока что я узнал, что длинные волосы забивают сток в душе быстрее, чем успеваешь глазом моргнуть; что не рекомендуется вырезать что либо из газеты, пока твоя жена ее не прочитала, даже если это газета недельной давности; что я – единственный человек в нашей семье, который может есть одно и то же три вечера подряд без недовольной гримасы, и что наушники были изобретены, чтобы спасти супругов от музыкальных пристрастий друг друга.
Дом, милый дом. В гостях хорошо, а дома лучше. Приведите меня домой, дороги. Дом там, где твое сердце. Но мое сердце здесь. Значит, я дома.
Наша любовь была нитью в этом лабиринте, сетью под канатоходцем, единственной реальной вещью в моей странной жизни, которой я всегда мог доверять. Сегодня я чувствую, что моя любовь к тебе имеет большую плотность, чем я сам: как будто на нее ты сможешь опереться после меня, она тебя окружит, поддержит, удержит...
Черт с ней, с добродетелью. Я понял, как у нее платье расстегивается.
Будущее зависит от того, какую цель мы сумеем извлечь из настоящего.