Невозможно ничего сделать для другого, единственный путь доказать себе, что ты существуешь, - это посвятить себя себе самому.
Несвобода тела порождает несвободу духа.
Он не производил впечатления патологического убийцы. Но пустота внутри него была абсолютной. Бездна, заключенная в телесную оболочку, — вот что представлял собою Фрэнк.
Все мы иногда врем. Но если человек врет день изо дня, не переставая, то в какой-то момент он и сам не может отличить свою ложь от правды. Я знаю нескольких таких людей и всегда обхожу их стороной. От них одни проблемы. Вообще-то, я считаю их самыми опасными людьми в мире.
Копайся в себе сколько хочешь, режь себя на куски: единственное, что ты найдешь, - это плоть, кровь и кучку костей.
А все оттого, что мы живем в таком мире, где не принято обнажать истинную суть вещей.
Между прочим, жить обычной жизнью - совсем не так легко, как кажется на первый взгляд. Родители, учителя, государство - все учат нас жить. Но жизни скучной и рабской. И хоть бы кто-нибудь взял да и рассказал, что это такое - "обычная жизнь" и как ею живут.
Люди так устроены, что отмахиваясь от истинной причины беспокойства зацикливаются на пустяках. Так человек принявший окончательное решение покончить с собой, садится в вагон и вдруг начинает лихорадочно вспоминать, запер ли он, выходя из дома, дверь своей квартиры.
Не понимаю, почему все вокруг меня так отчаянно врут. Такое ощущение, что без вранья им просто не выжить.
В нашем мире есть люди, которые могут убить тебя только затем, чтобы посмотреть, как ты плачешь и молишь их о пощаде.
Я за всю свою жизнь первый раз видел человека, который столько всего знает о той стране, в которой поневоле оказался. Например, те девушки из клуба, они ведь ничего не знали о своей собственной стране. Им просто неинтересно это было, понимаешь? Их привлекают совсем другие вещи — пассажиры первого класса, ночевка в «Хилтоне», дорогущий бурбон, сумки, тряпки и так далее. А история Японии их не интересует. Почему, скажи мне? Я этого не понимаю.
Люди, живущие скучной жизнью, нуждаются в какой-то эмоциональной встряске, и такой эмоциональной встряской становятся для них фильмы ужасов. Когда обыватели смотрят фильмы о мертвецах, они каждый раз получают подтверждение тому, что все еще живы и что мир вокруг них стоит непоколебим.
Кто изначально решил за нас, какой запах приятен, а какой отвратителен? Наверное, во всем мире нет ни одного человека… Вернее, я хотел спросить, неужто во всем мире нет ни одного человека, которому бы вдруг захотелось прижаться щекой к бомжу… человека, который невольно захотел бы убить младенца.
Зовите меня просто Кенжи. Рад познакомиться, меня зовут Кенжи. Я Кенжи. Вообще-то, звать меня Кенжи… В японском существует немало разных способов представиться собеседнику. «Интересно, почему так? — успел подумать я, пока говорил этому американцу: — Май-нэйм-из-Кенжи».
И если вас интересует мое мнение, то нет зрелища отвратительней, чем полностью потерявший волю человек под гипнозом.
Такие, как она, существуют в своем собственном мире — за непреодолимым барьером идиотизма.
Я представил себе другую планету — звезду, на которой убивать людей — это не преступление. Такая звезда обязательно должна быть. Ведь даже на нашей планете при определенных условиях, например в военное время, люди, убивающие других людей, объявляются героями.
Такие, как она, очень тонко чувствуют, на кого стоит смотреть, а на кого не стоит. Вероятно, из-за того что большую часть жизни Норико и ей подобные прожили среди людей, смотреть на которых опасно для жизни.
Нельзя теряться постепенно, маленькими порциями, это всегда случается сразу — целиком и бесповоротно. Ты просто вдруг понимаешь, что вокруг тебя совершенно незнакомая улица, и все. Значит, ты уже потерялся.
Все плохое, что происходит в нашей жизни, зарождается и развивается в какой то другой плоскости, и мы не можем заранее это почувствовать или предугадать. А потом в один прекрасный день это плохое просто происходит с нами, и все. И предотвратить уже ничего нельзя.
Как то раз по телевизору я слышал одного парня, кажется психиатра, который говорил, что люди не могут жить, если у них нет уверенности, что они хоть чего нибудь стоят.