Цитаты из книг
Я пользуюсь своим личным опытом, думается, что примерно тот же процесс изживания страха происходил повсеместно на других наших фронтах. Страх на войне присутствует всегда. Он сопровождает и бывалых солдат, они знают, чего следует опасаться, как вести себя, знают, что страх отнимает силы.
Надо различать страх личный и страх коллективный. Последний приводил к панике. Таков был, например, страх окружения. Он возникал спонтанно. Треск немецких автоматов в тылу, крик «окружили!» — и могло начаться бегство. Бежали в тыл, мчались, не разбирая дороги, лишь бы выбраться из окружения. Невозможно было удержаться и невозможно было удержать бегущих. Массовый страх парализует мысль. Во время боя, когда нервы так напряжены, одного крика, одного труса хватало, чтобы вызывать всеобщую панику. Страх окружения появился в первые месяцы войны. Впоследствии мы научились выходить из окружения, пробиваться, окружение переставало устрашать.
Страху противопоказан, как ни странно, смех.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Бога у нас не было, его заменяла любовь, потом мой лейтенант узнает, что Бог это и есть любовь. Он думал о себе. Она думала о нем. Интересно было изучить тех, кто выжил на войне — были они любимы или нет, какую роль играла любовь в годы войны, любовь матери, любовь жены, скольких она спасла?
Их любовь ещё не окрепла, процесс кристаллизации не закончился. Если бы ему сообщили, сколько ему суждено прожить в этом браке, он бы неприятно удивился. Знать заранее судьбу своей любви губительно. Приятно заверять друг друга — «Наша любовь навеки, только смерть нас разлучит». А попробуйте показать жениху или новенькому мужу их фотографию сорок лет спустя — тяжёлое зрелище. Брак, он не хочет выглядеть как приговор.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Я никогда не верил в Бога, знал всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее, я молился.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
У начальства выигрывал тот, кто атаковал, кладя людей без счета, кидая в бой всё, что мог, кто требовал еще и еще, кто брал числом, мясом. Сколько было таких мясников среди прославленных наших генералов! Когда-нибудь найдется историк, который перепишет историю Великой Отечественной, прославив тех, кто берег солдатские жизни, продумывая операции, чтобы не подставлять солдата, смекалил, выжидал как ловчее обставить, обойти противника.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Вопросы ее были наивны, может быть,так казалось потому, что я давно не давал никаких интервью. Она спросила, почему Ленинград не объявили открытым городом, как Париж? Спасли бы людей от голодной смерти. Объяснять было скучно.
<...>
С годами вопросы становились все наивнее. Я уже не раздражался, я видел, как время уносило меня от этого поколения.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Для солдата все войны одинаковы. Отправляются они на тот свет по-разному - строем либо в одиночку, с винтовкой, с автоматом, с мечом, который там ни к чему. Рядовых принимают по очереди, не выясняют грехи. Погибший солдат безгрешен, не он затеял войну.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Я никогда раньше не думал, что у человека есть внутри кто-то, кто его или уважает или не уважает.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
Смерть перестала быть случайностью. Случайностью было уцелеть.
Кто готовится увидеть очередную глянцевую картинку войны — с победными маршами, патриотическими настроениями и громкими подвигами — может сразу отложить эту книгу. Новый роман Даниила Гранина — это взгляд на Великую Отечественную с изнанки, не с точки зрения генералов и маршалов, спокойно отправлявших в пекло и мясорубку целые армии, а изнутри, из траншей и окопов. На фоне тягот, ужасов и неприглядности войны автор дает возможность выговориться простому лейтенанту, одному из тех, кому мы...
От красивых слов у меня оскомина. Представляешь, целый день репетируем всякие фразы. Сперва режиссер, за ним помощник, затем звукооператор, потом артисты - все повторяют, добиваются естественности. Слышать не могу! Выругаешься - и вроде горло прочистила. Такие правильные слова, как уже кем-то обсосанные карамельки в рот кладут. А ведь когда-то они были чистые и хорошие, эти слова, и, наверное, волновали.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Искать истину в последней инстанции - зряшный труд. И существует ли она, эта последняя инстанция?
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Надо быть самим собой, человек должен быть самим собой, чего бы это ему ни стоило.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Стоит ли всерьёз чему-нибудь огорчаться в этой жизни? Все пройдет, пройдет и это.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Следует что-нибудь придумать, чтобы люди могли сдавать на сохранение лишнее время, размышлял он, сдавать, как в сберкассу, а потом брать по мере надобности.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Стоит человеку произнести «нет», все его самолюбие будет направлено к тому, чтобы держаться за это «нет».
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Быть ещё и человеком - значит что-то прощать, признавать чьи-то слабости.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Трудно привыкнуть к человеческой неблагодарности, но и жаловаться на нее глупо, это всё равно что хвастать своими благодеяниями.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Требуем, чтобы нам доверяли, а мы сами себе не верим.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Вот так и живем, живем и вдруг однажды обнаруживаем, что ни разу и не задумались, как же мы живем.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Тогда она решила уйти, потому что то, что они делали ради ребенка, было против ребенка. Потому что жизнь во лжи и обмане уродовала хуже всякой безотцовщины.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Ещё Офелия говорила: все мы знаем, кто мы такие, но мы не знаем, кем мы можем быть.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
В школе мне казалось, что если люди прочли ''Дон-Кихота'', Чехова, Толстого, то никто больше не сможет делать гадости...
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Образование есть то, что остается, когда все выученное забыто.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
В этом мире хорошо только подлецам: им не в чем разочаровываться, они живут без иллюзий, они считают всех подлецами и редко ошибаются.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
...Человек, который не хочет быть начальством, против начальства.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза
Мир его увлечений был каменистой пустыней, в которой она не могла пустить корней.
В этом одном из самых известных романов автора запечатлена удивительная эпоха, когда магия жизни была четко и ясно препарирована наукой. Мир был на взлете, ему было тесно на планете, а люди, меняющие его, были готовы обрести возможности богов. Эта книга о молодых физиках, "романтиках науки", о любви, предательстве и дружбе, о жизни волшебников из шестидесятых годов, лежащей на фронтире земной цивилизации, там, где рождалась гроза