Говорят, когда грузовик подъехал к станции, дети ей подпевали. Вместе с сотней других обреченных их загнали в вагон для скота, а они все пели - коник скок-скок, коник скок-скок... В тот же день их отправили в Дахау. Наверное, и в газовую камеру они шли с песенкой
Есть такая вещь, как традиция, и отказ от неё гибелен. Если из фундамента выбить все камни, дом непременно рухнет.
Пока что не было никакого будущего! Утром проснуться - вот что считалось будущим.
Если знаешь о своей красоте, почему бы не полюбоваться собственным отражением?
Если по приказу они со мной раздружились, значит, паршивые друзья. Нечего о них и думать.
чем больше они поносят разврат, тем, похоже, сильнее его желают.
Два брата , они действительно были братьями один из них немец, другой еврей.
Почему люди пялятся в свои телефоны без передышки? Почему сама она пялится в него? Не придется ли ей когда-нибудь оглянуться на свою жизнь и осознать, что жизнь эта, в общем, опущена - из-за глазения в телефон?
Нация перестала быть нацией. Она превратилась в сборище племен. Во время эвакуации из Дюнкерка Британия действовала как единое целое. Когда вышел великий фильм "Дюнкерк", Британия яростно обсуждала отсутствие чернокожих персонажей на береговом песке.
Любой мужик, у которого кубики при его-то полтиннике с лишним - либо кинозвезда, либо конченый обсос с переизбытком свободного времени.
Теперь он оказался на переднем крае маневров по устранению ущерба.
Клегг недавно почувствовала, что это ее место в машине, принятое по умолчанию, – хороший пример малюсеньких умолчаний, упрочивающих позиции патриархата.
Осознавал, само собой, что интернет-порнуха сделала обыденными для целого поколения такие сексуальные практики, какие поколению Мэтлока, будь оно сколько угодно постпанковым, казались уж во всяком случае экзотическими, а вообще-то попросту извращенскими.
Не я дала название компании, в которой работаю, и не я отвечаю за то, что это название – адски натянутая метафора сэндвича, которая никуда не годится ни на каком уровне.
Хор порицающих сделался таким громким, что любая попытка ссылаться на контекст и нюансы была обречена.
Я думала, мы избираем правительство, чтобы оно управляло, а не доставало нас каждые пять минут, чтоб мы за них решали.
Стэнтон думал, он уже достиг дна одиночества. Но снизу постучали.
Где военных не имелось, их подменяли те, кто пытался выглядеть военным. Половина, а с учетом официантов и швейцаров три четверти берлинцев носили форму. Казалось, все городские учреждения отлиты по армейским шаблонам. Все, от полицейского до почтальона, от студента до консьержа, были в форме. Даже учителя.
Но, как ни странно, в этом поголовном обмундировании не чувствовалось никакой воинственности или угрозы. Скорее возникло слегка комическое впечатление добродушной и самодовольной традиции. Почтальоны, выглядевшие морскими капитанами, водопроводчики, выглядевшие генералами, и разносчики телеграмм, выглядевшие фельдмаршалами, были всего-навсего участниками веселого спектакля. Словно весь город стал декорацией пародийной оперы, а жители взялись за роли солистов и хора.
Поначалу Кейти хотела убить Штрассера. Именно он выкрал и извратил революцию Люксембург. Он породил династию полубогов-убийц, властвовавших над безропотными марионетками, в которых превратилось всё население земного шара.
Но Стэнтон возражал:
– Штрассер бандит. Он украл и осквернил нечто прекрасное и благородное. Это всякий сможет, и если его изъять из уравнения, любой другой займет его место – Сталин или кто-нибудь из германского ЦК.
Профессор Маккласки решительно была на стороне романтиков.
– Историю творят люди, а не балансовые отчеты! – орала она на перетрусившего диалектического материалиста. – Гении и ничтожества. Злодеи и праведники. Жозефина вышла за Бонапарта, потому что прежний любовник грозил вышвырнуть ее на улицу! Она презирала корсиканского капрала-недомерка. Чего же удивляться, что на второй день медового месяца тот свалил завоевывать Италию, надолго испоганив судьбу Европы? Если б эта шалава ублажала Бонин елдак с тем же усердием, с каким ложилась под своих бесчисленных мужиков, он бы знай себе дрючил ее, оставив в покое целый континент!
Если ему не хочется заниматься с ней оральным сексом, почему он должен захотеть этого, увидев, что ее вагина покрыта шоколадом? У них в холодильнике лежит целый килограмм шоколада, причем без аромата вагины.
— И кто же я? — Нечеловек. — Тогда я счастлива быть нечеловеком, потому что люди — дерьмо.
На дух не выношу нытиков-либералов и их избирательные добрые сердца.
Нация перестала быть нацией. Она превратилась в сборище племен.
В течение дня цена кило моркови могла подскочить в пятьдесят тысяч раз, и молодой паре, обремененной детьми, хватало благоразумия не откладывать покупки на после обеда.