* Люди, которые наиболее рьяно отстаивают свое право делать все, что им вздумается, никогда не упустят шанса обвинить в неуважении людей, которые пытаются отстоять свое право на то, чтобы им не мешали люди, делающие все, что им вздумается.* Иметь разум – проклятие, если его запрещено пускать в ход. Иметь интеллект –
проклятие, если вам приходится прятать его под маской торжествующей глупости.
Я говорю только, как было бы здорово поступать независимо! Обдумывать что-то самостоятельно! Решать, как себя вести, а потом выполнять свое решение. Разве это не было бы очень приятно?
Она была так полна веры, что Траффорд удивлялся, как в ней еще остается место для пончиков, которые она потребляла непрерывно с утра до вечера.
Создатели интернета думали, что он освободит знания, но по сути он их похоронил — сначала под гигантской клоакой невежества, лени, фанатизма, предрассудков и грязи, а потом под саваном полицейского надзора. Теперь, как вам известно, это виртуальное пространство существует исключительно ради распространения рекламы, сплетен и порнографии.
Иметь разум — проклятие, если его запрещен пускать в ход. Иметь интеллект — проклятие, если вам приходится прятать его под маской торжествующей глупости.
Секс нравился ему, как и большинству людей, но есть ведь еще дети, которых надо воспитывать, деньги, которые надо зарабатывать, вредители, которых надо уничтожать, проблемы, которые надо решать; не может же секс быть приоритетом номер один все двадцать четыре часа в сутки! В конце концов, когда-то надо и постирать!
Хорошие манеры не имеют ничего общего с занудством.
Ты знаешь, что рай не может быть полон прекрасных ангелоподобных людей, потому что умирают по большей части дети и старики. Значит, на самом деле рай должен быть забит орущими младенцами и жирными старыми маразматиками.
Разве сама вера не ценилась бы гораздо больше, если бы к ней приходили через вопросы и сомнения? Какой прок в слепой вере?
Он не говорил об этом никогда и никому, даже Чантории, отлично понимая, как неуютно и неприятно будет людям, если он вздумает заявить, что его коробит вид их неприкрытых ягодиц. Они осудят его на своих веб-страницах; они скажут, что его нежелание одобрить ту гордость, с которой они предъявляют окружающим свои тела, попросту кощунственно. Разве не все они созданы по Божьему образу и подобию? Значит, если кому-то не нравится, как выглядит другой человек, то ему не нравится, как выглядит Бог.
Кому мы нужны? Да никому. У кого может возникнуть желание посмотреть, как ты рожала Кейтлин, кроме тебя и меня? Ни у кого. Мы сами никто. Разве это не прекрасно? Неужели это не помогает тебе чувствовать себя чуточку более свободной? Более раскрепощенной?Чанторию явно не порадовала оценка, данная Траффордом их социальному положению.– Никто? – сказала она, и в голосе ее вдруг послышался уже не гнев, а печаль.– Ну да!– Ну уж нет! Никто не может считать, что он никто. Каждый человек – особенный.– Раз так, значит, в том, чтобы быть особенным, нет ничего особенного.
– Ты думаешь! Думаешь! – крикнула она. – На кой черт нам сейчас думать! Молиться надо!
– Если она умрет, – повторил Траффорд, – ты действительно веришь, что она сразу воскреснет в каком-то лучшем и более счастливом мире?
Чантория оперлась на локоть и посмотрела Траффорду прямо в глаза.
– Да, – твердо сказала она, – я верю в это всем сердцем.
– Тогда почему ты не хочешь, чтобы она умерла сию же минуту?
Если в тебе много фальши, гуляй куда подальше.
Если вам нечего стыдиться, значит, вам нечего скрывать.
Тысячи и тысячи книг обещали сделать читателя сильным, богатым, влиятельным и преуспевающим человеком. Траффорд и прежде видел множество таких книг: они были в большом ходу у населения. Очевидно, многим хотелось стать сильными, богатыми, влиятельными и преуспевающими. Удивительно, что при таком количестве подобных книг и их широчайшей аудитории Траффорд никогда в жизни не встречал людей, которые действительно были сильными, богатыми, влиятельными и преуспевающими, — конечно, если не считать Представителей церковной иерархии. Это было одним из многих противоречий, которые Траффорд заметил, но ни с кем не обсуждал.