Цитаты из книг
Училась я, как и мои сестры, в украинской школе. А преподавала нам украинский язык классная руководительница Галина Семеновна. В торце нашего дома каменная лестница вела на второй этаж, где в большой комнате размещался детский сад. Наша «классная» водила туда своих двух девочек. И когда не могла их забрать, просила меня.
Галина Семеновна мне запомнилась тем, что знала идиш. В классе из 40 человек 15 были евреями. И они между собой на идише говорили. А она порой заглянет в класс на перемене, скажет им что-то, а мне не понять. Я спрошу:
– Что Беспьятая вам сказала?
А они мне:
– Сказала: «Уберите свои задницы с парт, кобылы».
Она говорит, как пишет. Она пишет, как говорит. Сюжет – ничто, рассказчик – всё. А тут еще и в сюжете – веселая, тяжелая и длинная жизнь. Еврейское местечко, военные теплушки, голод, бомбежка, мир. И все это с таким голосом, с такими интонациями, с такими переходами, что мемуарный текст звучит, как Тацит. Без гнева и пристрастия, разумеется…
Память сохранила и историю, рассказанную мне двоюродной сестрой Ритой — дочерью брата мамы Якова. Он перед войной работал главным бухгалтером на шахте Рутченковка. А его жена, еврейка, была учительницей физики и математики. Наши, когда оставляли Сталино, затопили шахты вокруг. В эти шахты немцы сбрасывали евреев. Не только евреев, но и коммунистов, комсомольцев. Риту вместе с мамой и сестрой Лидой вели к шахте, но в какой-то момент мать сумела выбросить Риту в толпу людей, стоявших вдоль дороги. А Лида вцепилась в руку матери: «Я с тобой. Как ты, так и я». И не отпустила ни на секунду, так их, державшихся за руки, немцы в шахту и сбросили.
Она говорит, как пишет. Она пишет, как говорит. Сюжет – ничто, рассказчик – всё. А тут еще и в сюжете – веселая, тяжелая и длинная жизнь. Еврейское местечко, военные теплушки, голод, бомбежка, мир. И все это с таким голосом, с такими интонациями, с такими переходами, что мемуарный текст звучит, как Тацит. Без гнева и пристрастия, разумеется…
Еще один эпизод вспоминаю до сих пор, потому что очень красноречиво он говорит о характере любимого брата. В 1945 году я написала Исаю в письме: «Санечка! Всем присылают посылки из Германии. А ты почему нам с Груней ничего не пришлешь?»
Исай ответил: «Розочка, хочу, чтобы ты поняла. Чтобы собрать тебе посылку, я должен зайти в чужой дом, выставить из него хозяйку-немку, взломать ее сундуки и начать рыться в ее барахле. Ты можешь представить, чтобы я этим занимался?»
Она говорит, как пишет. Она пишет, как говорит. Сюжет – ничто, рассказчик – всё. А тут еще и в сюжете – веселая, тяжелая и длинная жизнь. Еврейское местечко, военные теплушки, голод, бомбежка, мир. И все это с таким голосом, с такими интонациями, с такими переходами, что мемуарный текст звучит, как Тацит. Без гнева и пристрастия, разумеется…
Пытался вразумить жену:
- Ты же знала, за кого замуж шла. Разве я что-то скрывал от тебя?
Жена парировала:
- Я думала, ты потом выйдешь в начальники.
Она говорит, как пишет. Она пишет, как говорит. Сюжет – ничто, рассказчик – всё. А тут еще и в сюжете – веселая, тяжелая и длинная жизнь. Еврейское местечко, военные теплушки, голод, бомбежка, мир. И все это с таким голосом, с такими интонациями, с такими переходами, что мемуарный текст звучит, как Тацит. Без гнева и пристрастия, разумеется…