Словом, прежде, чем возмущаться «неизвестностью» победителя и подозревать, что дело тут исключительно в «политике», лучше воспользоваться услугами Google: лично меня подобная практика многократно спасала от конфуза.
Жертва, сумевшая худо-бедно переварить и интегрировать свою травму, кажется нам интереснее человека, с которым ничего дурного в жизни не происходило.
Вместо того, чтобы высокомерно наслаждаться собственным иммунитетом к объектам массового вкуса и героически выгребать против течения, интереснее и продуктивнее будет найти и осмыслить магию, делающую великий бестселлер великим бестселлером.
Травма в анамнезе становится синонимом личностной глубины, сложности, загадочности и в конечном счете неотразимости
Невероятно острая реакция на качество перевода - наша национальная черта
Американская литература – это литература большой самодостаточной страны, живущей преимущественно собственными внутренними интересами. Американские писатели пишут в первую очередь для американцев и про американцев, с опорой на актуальные американские тренды и реалии, и это делает американскую литературу заметно менее конвертируемой и глобальной, чем, скажем, литература английская. Впрочем, это не так важно: аудитория в США настолько велика и разнообразна, что выход за ее пределы не является обязательным условием и сколько-нибудь значимым критерием успеха.
Американская литература напоминает кота, чувствующего, где болит у его хозяина, и укладывающегося строго на это место.
Личность критика важна, а никакой объективности не существует по той же самой причине, по которой человеку не доступно, скажем, фасетчатое зрение и другие хорошие вещи.
Если взглянуть на статистику мировой книготорговли, которую ежедневно готовит Франкфуртская книжная ярмарка, то окажется, что годы, отмеченные выходом очередного тома "поттерианы", выглядят на графике одинокими пиками посреди утомительно плоского пейзажа.
Великий бестселлер может быть хорошей книгой, а может и не быть, но в нем всегда - всегда! - присутствует некоторая магия.
Я почти никогда ничего не ругаю - не потому, что хочу всем понравиться (всем всё равно не понравишься, а похвала часто раздражает сильнее, чем ругань), а потому, что верю: в нашем зашумленном мире говорить стоит только о вещах по-настоящему важных - то есть самых любимых, ценных и интересных.
... самый актуальный тренд в современной прозе - это рефлексия прошлого. "Будущее русской литературы - это ее прошлое".... Книги, сильнее прочих будоражащие мысль и волнующие чувства сегодня, - это книги о прошлом, и в первую очередь книги, так или иначе интегрирующие, прорабатывающие травму ХХ века.
Человеческий мозг устроен таким образом, чтобы максимально быстро и эффективно вычленять из окружающей его информации повторяющиеся шаблоны, – в этом, собственно, состоит одно из наших главных эволюционных преимуществ. Однако беда в том, что чем больше становится информации, тем легче мы находим закономерности – в том числе там, где их нет, и делаем на их основе предсказания. Иными словами, большие объемы информации парадоксальным образом не только не способствуют более точному прогнозу, но даже препятствуют ему. Хуже того, если (как в случае с Джулиани) впоследствии ложные предсказания получают хоть какое-то подтверждение, это приводит к тиражированию и многократному воспроизводству единожды допущенной ошибки.
Зимой спрос на тёплые вещи возрастает, а все мы знаем, что нет лучшей защиты от непогоды, чем большой, сложный и увлекательный роман. Роман, в который можно завернуться, как в тёплое одеяло, и на несколько дней (а если повезёт, то и недель) забыть обо всём на свете...
Легко и приятно (на самом деле, конечно, очень сложно, но всё равно приятно и очень интересно) собирать пирамидку из конечного числа деталей, а вот собрать нечто осмысленное из бесчисленных объектов нашего до невозможности зашумленного мира едва ли удастся.
В конце концов, литература - это же не только про искусство, но и про мир вокруг нас.
Зимой спрос на теплые вещи возрастает, а все мы знаем, что нет лучшей защиты от непогоды, чем большой, сложный и увлекательный роман.
Ну, и конечно же несправедливо будет не упомянуть моих мужа и детей, точно знающих, что если мама лежит на диване с книжкой – значит, она работает и ее ни в коем случае нельзя беспокоить.
Я думаю, что критик – это совокупность читательского опыта и персонального вкуса. Иными словами, самое ценное и полезное свойство критика – это известная консистентность и постоянство, способность, подобно камертону, на протяжении многих лет воспроизводить одну и ту же ноту, позволяя читателям отстроиться от нее и сформировать на ее основе собственный круг читательских предпочтений. Это значит, что критик, во-первых, должен попросту быть (читать, писать – коротко говоря, присутствовать в медийном пространстве), а во-вторых, избегать резких движений души и стремительных перепадов настроения.
...в идеальной картине мира хороший детектив – это всегда искусство невозможного, своего рода балет с утяжелителями. Писатель-детективщик должен не просто станцевать «Лебединое озеро» с гирями на ногах, но еще и сделать это так, чтобы никто не заметил разницы. Внутрь детективного романа всегда встроен обязательный, наперед заданный набор сдержек, противовесов и ограничений, которые автор должен умело интегрировать, обтечь, спрятать или, наоборот, эффектно обнажить, и породить в результате нечто одновременно безупречно захватывающее и в то же время осмысленное. Конечно, это получается не всегда (прямо скажем, очень редко), но в детективе работа авторской мысли, беззвучное вращение интеллектуальных шестеренок виднее, чем где бы то ни было еще, и наблюдать за этим процессом – само по себе захватывающий аттракцион. А если хороший, крепкий детектив оказывается еще и хорошей прозой, то приз, достающийся читателю, по сути дела удваивается.
Понять, что критика – это не про любимое старое, а про новое и иногда не особо любимое, и что критик – не пробователь варенья (так однажды описал мою профессию знакомый), а скорее летчик-испытатель, для многих непросто. Впрочем, не буду кривить душой: иногда про старые книжки поговорить всё же удается – не сказать, чтоб часто, но бывает. Правда, эти старые книги, как правило, оказываются для читателя вполне себе новыми – в смысле, неизвестными.