Когда я слышу, как кто-то жалуется, что живет в сложное время в дурацкой стране, что вокруг все дебилы, нет возможностей, нет сил и так далее: диагноз простой: не искрит. И не будет.
Шедевры от равенства не рождаются. Все в мире происходит от неравенства. И сам мир родился от неравенства. Свет от тьмы отделился. Неравенство – это основа существования всякого строя, от гитарного до космического, оно рождает любое творческое движение. А любое творческое движение, в свою очередь, тоже порождает неравенство, возвышает, выделяет из толпы. От неравенства родился мир. И человек. Требование равенства – требование обратного движения, к исходному хаосу, к небытию. Это вообще самое страшное, что можно себе представить – отрицание смысла всего творческого мирового процесса. Равенство – это зло. Социализм с любым лицом – это зло.
СССР - страна с непредсказуемым прошлым
Всё так называемое диссидентство – это «борьба против», в которой обычно нет никакого «за». А бороться нужно только «за».
Петя, куда бы ты ни пошел, твой путь будет верным. Но при одном условии.
– При каком?
– Если ты достал компас и по стрелке идешь.
Петя засмеялся, он уже немного ошалел от Кириного напора.
– А знаешь, что такое стрелка? – серьезно спросил Кира. – Совесть твоя. Когда себе не врешь.
Знаете почему была засуха 63-го года? Слишком много пели "Пусть всегда будет солнце!"
Настоящая музыка между нот, между звуков. Эти зависания, паузы едва уловимые. В них все раскрывается. Ноты – это так, пограничные столбы, которые просто умело расставляешь.
И коль скоро валовый национальный продукт включает в себя все это, есть и многое такое, что в него не входит. Он не учитывает здоровье наших семей и наших детей, уровень образования, который они получают, ту радость, которую они испытывают во время игр. Ему также безразличен уровень порядочности и безопасности на улицах. Он не учитывает ни красоты нашей поэзии, ни прочности заключаемых браков, ни честности чиновников… В валовом национальном продукте не измерить ни остроты нашего ума, ни смелости, ни мудрости, ни учености, ни жалости, ни нашей преданности родине. Короче говоря, он служит мерой всего – кроме того, ради чего стоит жить…»
Над футбольным полем вдруг опять возникал храм, и опять бил колокол. Как будто вечность отмеряла свое мгновение между этими двумя ударами – в начале фильма и в конце. И стало ясно, что вино будет всегда, кто бы что там ни делал, спасал его или не спасал. И колокол будет бить всегда. И мужчины всегда будут сидеть за столом и о чем-то говорить. А всё остальное – по кругу, всё будет просто длиться и бесконечно повторяться, наматывая человеческий опыт, опыт поколений, а если и будет какое-то развитие, то только вглубь самого себя, от рождения к рождению. Человечество так и будет заниматься своей вечной задачей – кропотливо селекционировать гениев, а те, в свою очередь, будут спасать само человечество или вовлекать его в новые беды.
Вину не нужен циклотрон. И хлебу он не нужен. И для того, чтобы любить, ничего не нужно, кроме любви.
Чтобы с миром сонастроиться, нужно просто его принять. Таким, как есть. Со всеми его тараканами и несправедливостями. В этом и будет твое счастье.