Люди такие пессимисты. Им бы только пострадать.
Шелк упрям, говорил Исидор, батист недоверчив. Шерсть строга, фланель ленива.
Мы с тобой, нет ничего важнее. День ото дня наша любовь нежнее.
Разделённая беда - уже полбеды.
Война все запутывает. Это чаща, и мы в ней плутаем. На войне мы каждый день что-то делаем, чтобы дожить до следующего дня. На войне у нас нет будущего.
«Почему достойные мужчины всегда появляются невовремя?»
Для твоей матери скандалы все равно что рыба для чаек.
Твердая почва уходила у Ады из-под ног, ее с головой накрывало волною. Что ж, тогда она научится плавать, она ведь смышленая.
Сложи свои беды в старый мешок и улыбайся, улыбайся дружок.
Сидя по воскресеньям в церкви, Ада задавалась вопросом, зачем кому-то понадобилось превращать горе и бедность в религию.
Люди такие пессимисты. Им бы только пострадать.
Шелк упрям, говорил Исидор, батист недоверчив. Шерсть строга, фланель ленива.
Мы с тобой, нет ничего важнее. День ото дня наша любовь нежнее.
Разделённая беда - уже полбеды.
Война все запутывает. Это чаща, и мы в ней плутаем. На войне мы каждый день что-то делаем, чтобы дожить до следующего дня. На войне у нас нет будущего.
«Почему достойные мужчины всегда появляются невовремя?»
Для твоей матери скандалы все равно что рыба для чаек.
Твердая почва уходила у Ады из-под ног, ее с головой накрывало волною. Что ж, тогда она научится плавать, она ведь смышленая.
Сложи свои беды в старый мешок и улыбайся, улыбайся дружок.
Сидя по воскресеньям в церкви, Ада задавалась вопросом, зачем кому-то понадобилось превращать горе и бедность в религию.