...широкая улыбка разгладила морщины, прочерченные на полотне его лица гневом и яростью. — Я всегда учил вас тому, что даже из большого зла всегда можно извлечь что-нибудь доброе...
... если изобразить какую-то проблему в виде рисунка и наглядно представить, в чем она заключается, то это поможет ее решить. Он целыми днями делал схематичные наброски планов отмщения. Я же сидел в сторонке и читал. Как-то, спустя примерно неделю после нашей размолвки, я наткнулся на его рисунки. Они напугали меня.
Да. Нельзя горевать бесконечно. Я же говорил, что нельзя изменить порядок вещей: вчерашний день завтрашним не станет, а в завтрашний день нам не заглянуть раньше времени.
Я кивнул, помолчал еще немного, а потом другой вопрос тигром вырвался из клетки моих мыслей.
Характер Обембе формировали книги. Они стали его видениями, он верил в них. Теперь-то я понимаю: во что веришь, то часто становится постоянным, а что постоянно, то может стать нерушимым.
... он словно превратился в серп под ударами кувалды судьбы. В его голосе слышалась какая-то затаенная обида. Казалось, будто в пещере его рта залежались обломки несказанных слов: они заржавели, и всякий раз, как отец заговаривал, их разбрасывало по языку.
Он скорчил гримасу, как всегда, когда хотел спустить на нас гончих страха. Говорил отец медленнее и громче обычного. Его глубокий голос вколачивал слова, как голгофские гвозди, в доски нашего разума.
И пока я тоже плакал по усопшим братьям, горе медленно вонзало мне в сердце маленький ножик.
... если человек чего-то хочет, то пока ноги идут, он цели достигнет — и неважно, насколько она безумна.
Нельзя изменить порядок вещей: вчерашний день завтрашним не станет, а в завтрашний день нам не заглянуть раньше времени.
Христианство, конечно, прочесало земли игбо мелкой гребенкой, однако крохи традиционных верований сумели проскочить между зубцов
«…если в стене нет трещин, то ящерица сквозь нее не проникнет»
«Многие годы он таскал с собой этот мешок грез, даже не подозревая, что в нем завелись могильные черви. Это был мертвый груз, уже тронутый тленом»
Якось я чув, що коли страх заволодіває серцем людини, він її принижує.
Ми не можемо горювати вічно. Ми не можемо розвернути хід подій назад. Не можемо зустріти попереду те, що лишилося позаду, і не можемо закинути назад те, що попереду.
Заслышав поступь одного, толпа в бегство не обратится. (Пословица народа игбо)
Теперь-то я понимаю: во что веришь, то часто становится постоянным, а что постоянно, то может стать нерушимым.
Ненависть - це п‘явка. Створіння, що чіпляється людині до шкіри, годується з неї й витягує соки з душі. Вона змінює особистість і не відчипляється, допоки не висмокче останню краплю спокою.
Ненависть – это пиявка. Тварь, что присасывается к коже человека и питается от него, истощает силу духа. Она меняет человека и не отстанет, пока не высосет до последней капли весь покой его души.
Ненависть впивается в кожу и постепенно проникает все глубже и глубже, так что, удаляя паразита, ты вырываешь себе кусок плоти, а убивая его- калечишь себя.
Нас учили: если старший спрашивает о чем-то с намерением пристыдить тебя, то отвечать – пускай даже ты легко можешь ответить – невежливо.
Жители Акуре – да и почти любого западноафриканского городка – это голуби: пассивные создания, что прохаживаются вразвалочку по базарам или игровым площадкам, словно ждут каких сплетен или новостей, и слетаются кучей туда, где просыпалось зерно. Все тебя знают, ты знаешь всех
Око, що сміється з батька й зневажає літню матір, нехай виклюють ворони долин і роздере хиже птаство.