Отчаяние

Я долго подбирался к этой книге. Ведь всегда хотелось знать: "А что там, за кадром? Как сложились дальше судьбы любимых героев в дальнейшем? Что поделывал Онегин? О чём думал Раскольников после возвращения с каторги? Была ли счастлива в личной жизни Татьяна Ларина?.."
"Отчаяние" Юлиана Семёнова представляет собой дальнейшее жизнеописание одного из лучших разведчиков двадцатого века Макима Исаева (Штирлица) и его семьи.

Книга безумно интересная и в одночасье горькая как полынь. Могу только себе представить, с каким надрывом писалась она Семёновым. Ведь любимый герой по возвращении на родную землю не начинает почивать на лаврах, а оказывается в застенках НКВД и вместо поединков с Мюллером и иже с ними вступает в схватку со "своими", с теми, с кем он мечтал встретиться долгие годы.
Свой среди чужих, чужой среди своих... Выдержанный и закалённый огнём различных испытаний, выпавших на его долю, Максим Максимыч попадает в такой круговорт событий, который поглотил не только его, но и его любимую Сашеньку и дорогого сына. И в этом - его наибольшая трагедия.
И ещё мне стало очень грустно. Да, Штирлиц - это художественный образ, воплощённый на экране непревзойдённым Вячеславом Васильевичем Тихоновым, но настолько жалко и обидно за тех безымянных разведчиков, которые не щадили живота своего за ту страну, которая впоследствии провалится в тартарары, а побеждённые в побеждённой стране будут жить намного лучше победивших. И ещё грустно из-за того, что более молодое поколение уже и не знает, что за зверь такой Штирлиц и что он делал в каком-то кафе "Элефант"...

Эта книга даёт нам ответ на невысказанный вопрос, который не раз всплывал в сознании читателей виртуозной работы Штирлица в Берлине. А что бы с ним сталось, вернись он в Москву? Если вспомнить годы тех репрессий, то ничего хорошего. А ведь на протяжении всех романов герой мечтает вернуться на родину, видит в ней своё спасение. И мы верили в это вместе с ним. Но в глубине души прекрасно знали, что его там ждут совсем не овации и чествования, а долгие допросы, тюремная камера, пытки и, возможно, расстрел. Но на протяжении всех предыдущих книг цикла автор не давал нам подобных намеков.
Эта книга написана уже значительно позже, в конце восьмидесятых, и тут Семенов перестал стесняться и попытался провернуть такую же интригу у власти как до этого описывал в Германии, теперь в СССР. С одной стороны, все логично и закономерно, с другой, после многих воспоминаний очевидцев, все больше и больше бросается в глаза некий диссонанс, надуманность происходящего, хотя автор и базируется на реальной истории с Валленбергом, придавая ей свой вариант концовки, так как настоящий неизвестен никому.

Очень тяжелая книга. Вызвала бурю эмоций: негодования, ненависти, возмущения.
Это предпоследняя книга о Штирлице, в которой его возвращают в СССР 1948 года. И вместо заслуженных, казалось бы, наград его сажают в тюрьму, пытают, обещают и обманывают. Каждый играет в свою игру: Штирлиц, следователи, верхушка власти. А ты читаешь и переживаешь за Штирлица и его семью, как за родных. А кругом трупы, трупы. Расстреляли Сашеньку. Сына Александра сначала свели с ума, потом почти вылечили и тоже расстреляли.
Не бывает хорошего конца у таких книг. Больно. Не столько от истории самого Штирлица, сколько от истории нашей страны, от того, что происходило в первой половине 20 века. Потом тоже было страшно, но книга заканчивается пятидесятыми. Власть имущие никогда не думали о народе, о стране, только о своей выгоде, о себе самих. Завидовали. И боялись. Очень боялись. От страха все наши беды. Очень много автор уделил глав Берии, Сталину, Абакумову. Буквально по полочкам разложил всю поднаготную верхушки власти. Кто, кого, за что и когда. Провел параллели с Гитлером и его ближним кругом. А я, читая, проводила параллели с современной историей. Почему мы не учимся? Ведь все это уже когда-то где-то было. И не обязательно в своей стране. Может, в другой. Но было. Больно.
Так как книга предпоследняя, было бы неплохо сначала почитать предыдущие, к которым автор делает периодически отсылки: "Пароль не нужен", "Майор Вихрь", "17 мгновений весны" и другие.

Очень тяжёлый роман, который хотелось побыстрее закончить.

Касаемо линии со Штирлицем: ассоциацией - большая часть описываемого по тональности схожа с эпизодом про Клаудиу, только ещё жёстче за счёт контрастности контакт со Штирлицем vs другими. Особенно это касается семьи (надо ж было так душераздирающе написать((( ), Валленберга (интересные разговоры, подлость тюремщиков ужаснула), частично доктора.

Политическая линия акцентировка не понравилась: Сталин по роману получается хуже Наполеона с Гитлером, причём копирующий фашистские наработки. И в кровавых подробностях можно утонуть.

Про память необычен ракурс.

И напоследок:

Из воспоминаний Ольги Семёновны об отце:

Прав был старенький Сименон, предупреждавший, что расставание со Штирлицем будет болезненным. Никогда отцу не было так трудно писать, как в тот раз, когда он начал о нем последнюю вещь, называвшуюся «Отчаяние». Тяжело было не только из-за приближавшегося расставания, но и из-за сюжета.

Его редко кто видел в минуты сомнения, почти никто — в минуты отчаяния. Я лишь в то крымское лето, когда он работал над этим романом. Оно было молчаливо — это отчаяние и походило на отчаяние его героя, который ничего не мог изменить… Вечером мы вышли на нашу традиционную прогулку. Дорога все время поднималась в гору, поэтому шли не спеша. Низко над землей летали стрекозы, последние солнечные лучи подрагивали в листве деревьев.

— Я писал свои книги, — говорил отец, — глядя на засыпающие горы, — чтобы люди понимали: нет безысходности, всегда есть выход, только надо надеяться на свои силы и во всем и везде видеть красоту.

Мы остановились возле маленького шумного водопада. Здесь он каждый день отжимался от каменной ограды, сегодня этого не сделал:

— Мне все труднее работать. Раньше я видел тех, для кого пишу. У них были добрые глаза, они были рады мне, а сейчас их заслонили ватные маски врагов. Это тяжело. А может быть, я просто старею…

Отец сидел за широким письменным столом в большом кресле с высокой спинкой и из-за этого казался маленьким. Он сидел неподвижно и смотрел в окно. Уже совсем стемнело, и в стеклах сначала была видна комната, а потом уже луна и море. Сначала я не могла понять, что рассматривает отец — собственное отражение или море с луной. Потом поняла, что отец никуда не смотрел, а просто сидел непривычно маленький в большом кресле, чуть склонив голову, будто прислушиваясь к чему-то, и глядел растерянно — широко раскрытыми глазами в самого себя.

— Очень интересно, пася, — сказала я. И это была правда. Мне всегда нравился Штирлиц — сильный, одинокий, честный.

— Да-а, — протянул неопределенно отец, по-прежнему не меняя позы, — а по-моему, это хреновина…

— Нет! Это хорошо, папа, грустно, тяжело, но очень хорошо.

Отец поднял наконец голову и посмотрел на мое отражение в окне:

— Не нужно это.

— А может быть, ты придешь к чему-то новому, может быть, это новый виток, — говорила я, понимая, что говорю не то и не так.

— Не знаю, ничего не знаю. Закончу книгу и завяжу с этим. — Отец опять закурил.

«Сколько же папа курит! — мелькнула у меня мысль. — Две пачки в день? Больше, теперь почти три. Выкурила бы я столько, умерла бы от никотинового отравления».

— Как завяжешь? — сначала не поняла я.

— Очень просто, не буду писать, и все. — Отец задумался на несколько секунд, потом договорил: — Ни издательств, ни редакторов, ни рецензий.

В рамках игр 5В3Т и Собери их всех дуэль.