Этот роман, написанный в редком для детской литературы жанре антиутопии, словно отвечает на невысказанные, но оттого не менее острые для подростков вопросы. Почему в мире так много жестокости и боли? Почему иногда так трудно отделить благо от зла? Что будет, если устроить мир «по справедливости», устранив все различия между людьми?
Мне было бы жаль любого, кто оказался там, где ему неуютно и он чувствует себя глупо.
"Жизнь, в которой ничто и никогда не было неожиданным. Или неудобным. Или необычным. Жизнь без цвета, без боли, без прошлого".
- Но худшее в воспоминаниях - не боль. А одиночество. Их нужно с кем-то разделять.
- Мы не осмеливаемся давать людям выбирать.
- Потому, что это небезопасно?
- Именно так. Если дать людям выбор, они могут выбрать неправильно
Скорбь не развеешь утешениями.
Худшее в воспоминаниях не боль, а одиночество.
Страшно — это когда тебе плохо от того, что должно произойти что-то ужасное.
Он опустил руки Гейбу на спину и попытался вспомнить солнце. Сначала ему показалось, что ничего не происходит, что его дар исчез. Но вдруг он почувствовал, как жаркие лучи согревают его одеревеневшие ноги. Как начинает светиться лицо, отмерзает задубевшая кожа на руках. На мгновение ему захотелось оставить все это себе, самому купаться в солнечном свете, не думая ни о чем и ни о ком.
Но это мгновение сменилось порывом, нуждой, страстной необходимостью разделить тепло с единственным, кого ему осталось любить. Невероятным усилием он направил воспоминание в холодное дрожащее тело, сжавшееся у него на руках.
Гэбриэл заворочался. Они оба нежились в тепле, набирая силы, обнимая друг друга под падающим снегом.
Теперь, глядя на ребенка, на выражение его лица, он вспомнил, что светлые глаза не просто отличали его от остальных. Они еще делали его взгляд особенным — но каким? Глубоким, решил Джонас, как будто смотришь в воду, проникая взглядом так глубоко, что, кажется, вот-вот разглядишь, что таится на дне.
Even trained for years as they all had been in precision of language, what words could you use which would give another the experience of sunshine?
- Я умираю от голода.
- Нам следует точно выбирать слова. Ты не умираешь от голода. Ты просто голоден. В коммуне никто никогда не умирал, не умирает и не умрет от голода.
— Я просто переполнен воспоминаниями. Это как... как спускаться с горы на санках по глубокому снегу. Вначале захватывает дух — скорость, холодный чистый воздух, но затем снега становится все больше, он налипает на полозья, и ты едешь медленнее, и тебе все тяжелее двигаться вперед, и надо отталкиваться все сильней и сильней...
Веселье не заканчивается в Двенадцать лет.
Она говорила, что готовясь к взрослой жизни, нужно помнить о детском опыте, что взрослая жизнь предполагает огромную ответственность.
— Если ты не можешь чувствовать... В чём смысл?
Если все одинаковое, то нет никакого выбора!
Ему никогда, сколько он себя помнит, не хотелось солгать. Эшер не лгал. Лили не лгала. Его родители не лгали. Никто не делал этого. Хотя...
Джонасу в голову пришла неожиданная и пугающая мысль. Что, если все остальные — взрослые — в день Двенадцатилетия, как и он, обнаружили в своих инструкциях такой же чудовищный пункт?
Что, если им всем сообщили: "Ты можешь лгать"?
Что, если это так? Теперь, когда ему разрешено задать любой, даже самый грубый вопрос и потребовать на него ответа, он мог бы, наверное, хотя представить себе это было сложно, спросить какого-нибудь взрослого, например, Отца: "Ты лжешь?".
Но он никогда не узнает, насколько правдивым будет ответ.
- Почет, - поправил его старик. - Почет, вот что у меня есть. И у тебя будет. И тогда ты поймешь, что почет и власть - разные вещи.
Он гулял по лесу, он сидел ночью у костра. Воспоминания дали ему знания о боли одиночества, но теперь он понял, что уединение может приносить и радость.
Любовь — это всего лишь страсть, которая может привести к ненависти и довести до самоубийства
– Вы меня любите?
Повисло неловкое молчание. Затем Отец рассмеялся.
– Да, Джонас. Не ожидал от тебя такого. Нужно правильно употреблять слова.
– Твой Отец хочет сказать, что ты выбрал слишком общее слово, настолько бессмысленное, что его давно уже никто не употребляет, – мягко объяснила Мать.
– Коммуна не сможет нормально функционировать, если употреблять слова как попало. Ты мог спросить "Вы мной довольны?". И мы бы ответили "Да", – сказала Мать.
– Или, – продолжил Отец, – ты мог бы спросить "Вы гордитесь моими достижениями?". И мы от всего сердца сказали бы "Да".