Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

Что такое праздники? Как мне могли объяснить, что сегодня праздник, а завтра не будет праздника? Чем должен отличаться праздничный день от непраздничных дней?
Праздник — это отвлеченное понятие, и объяснить мне его значение только такими словами, что «в праздничный день не работают и не занимаются», было нельзя. К словам следовало добавить ряд конкретных примеров, взятых из жизни. Именно так мне и объясняли значение праздников, ибо если кто-нибудь по каким-либо причинам не работал и не занимался, то это отнюдь не значило, что наступил праздник. Здесь я тоже начну с примеров. Педагог сказал мне:
— Завтра, 7 ноября, будет праздник Великой Октябрьской социалистической революции. Завтра ты наденешь новое платье, получишь значок и подарки. Праздник будет седьмого и восьмого ноября. Дети не будут заниматься с педагогами. Взрослые пойдут на демонстрацию, а дети будут гулять на улице.
Вечером, накануне 7 ноября, педагоги мне сказали:
— Поздравляем тебя с наступающим праздником! (Мне дали печенье, коробку конфет и горшок с хризантемами. Всё это для меня было ново и очень приятно, тем более что и воспитатели, и педагоги показались мне особенно добрыми и веселыми в этот вечер. В комнатах везде было убрано и нарядно: на столах и тумбочках были новые скатерти и салфетки. В комнатах стоял крепкий запах хризантем. Все эти приготовления и события наполняли меня большой, не испытанной раньше радостью, или, как я могла бы выразиться теперь, я была в торжественно-приподнятом настроении, которое тогда я не могла понять и объяснить словами.
Утром 7 ноября дежурные воспитательница и педагог снова сказали мне:
— Поздравляем тебя с праздником Великой Октябрьской социалистической революции!
Мне дали новое шерстяное платье и значок с портретом Ленина. И еще мне дали несколько кульков с яблоками, конфетами, орехами и сказали: «Это праздничные подарки». После завтрака мы все пошли гулять не в сад, как обычно, а на улицу.
Я замечала, что на улицах было людно (на нас часто кто-нибудь случайно наталкивался), а воздух сотрясали какие-то звуки. Ощущая этот шум, я показывала на свою голову и протягивала руку вверх, как будто что-то искала в воздухе. Педагог говорил: «На улице играет оркестр».
Два дня мы гуляли и не занимались. Окружающие люди казались мне необычными: веселыми, ласковыми, а в рабочие дни они казались мне более строгими, более требовательными и менее ласковыми.
Следовательно, праздник — это такой день, когда все окружающее непохоже на обычную, повседневную жизнь. Это я начала немного понимать еще в то время, когда жила с матерью, ибо у нас тоже бывали такие дни, когда в комнате бывало чисто и убрано, а мы с матерью одевались в праздничные платья и кушали более вкусную и более разнообразную пищу. Но какие это были праздники, я не знала.
В клинике я впервые узнала о том, что бывает праздник Великой Октябрьской социалистической революции. И у меня возникали вопросы, но ответы на эти вопросы я еще не могла понять. Мои вопросы можно было сформулировать следующим образом:
Что такое праздник Великой Октябрьской социалистической революции? Что такое революция? Какое отношение имеет к празднику месяц октябрь, если праздник бывает в ноябре? Почему нужно прикалывать к платью значки, которые я раньше никогда не видела?
На все эти вопросы я получила ответы позднее, когда в состоянии была понять объяснение. А в то время, когда я еще совершенно ничего не знала об Октябрьской революции, я однажды (в селе) случайно попала на детский утренник, состоявшийся 7 или 8 ноября (об этом я точно не знаю, а лишь предполагаю, ибо это было впервые в моей жизни). Я и не подозревала, какой это был большой праздник. Я думала в то время, что это был обыкновенный нерабочий день, когда дома тоже наводят порядок и меньше работают.
Этот день, события которого я хочу описать, я воспринимала следующим образом.
После смерти матери я жила у родственников. После обеда тетя показала мне, чтобы я надела праздничное платье, пальто и платок. Моего двоюродного брата тетя сама одела, потом дала нам жареных семечек и помахала рукой в сторону двери, показывая мне этим жестом, чтобы мы шли на улицу. Я поняла, что нас просто посылают гулять.
Но на улице я заметила, что брат не остановился, как он это обычно делал, когда не знал, в какую сторону нам идти гулять. Он решительно направился в определенном направлении, ведя меня за собой. Я ничего не поняла, но пошла рядом с братиком. Шли мы не очень долго. Вдруг я услышала неясный для меня шум: мне казалось, что по воздуху ударяют чем-то тяжелым и от этого получается грохот. Братик остановился и не хотел идти дальше, хотя я, будучи немного напугана непонятным шумом, тянула его назад, сама не зная куда.
По-видимому, братик был чем-то очень заинтересован, и мне пришлось стоять с ним. Я ощущала топот ног по земле возле нас. Потом кто-то из взрослых подошел к нам, взял братика на руки, поднял его вверх… и вдруг брата не стало. Не успела я понять, что училось, или сделать что-нибудь, чтобы помочь брату, как меня тоже кто-то взял на руки, поднял вверх, а там меня подхватили другие руки и куда-то опустили.
Я очень испугалась, совершенно не понимая того, что вокруг меня происходит и куда исчез брат. Но он оказался рядом со мной: он взял меня за руку и показал, что возле нас много детей. Я, однако, и сама уже заметила присутствие людей и даже успела случайно обнаружить деревянную загородку, за которой мы находились. Осматривая руками эту загородку дальше, я подумала, что нас бросили в большой ящик, но зачем?
В этом большом ящике сидели и стояли дети. Те дети, которые стояли, топали ногами, размахивали руками, задевая меня. Я по-прежнему ничего не понимала, но немного успокоилась, зная, что я не одна в ящике, что другие дети не пытаются выпрыгнуть из этого невиданного ящика, — значит, детям неплохо.
Но не успела я окончательно успокоиться, как снова произошло нечто весьма странное: ящик начал шуметь подо мной, весь сотрясаясь. Вдруг он рванулся вперед или назад, я не поняла. Те дети, что стояли, начали падать на нас. Я снова испугалась, ощущая, что шумящий ящик начал двигаться. Одной рукой я крепко держа руку братика, а другой рукой ухватилась за загородку ящика. Но я не ощущала, чтобы братик боялся: он не пытался бежать, не прижимался ко мне и не вырывался, а, наоборот, он или смеялся, или что-то кричал мне в ухо.
Однако я все время волновалась и, быть может, поэтому не заметила, как долго мы находились в этом большом, шумящем и бегущем ящике. Помню только, что ящик наконец перестал шуметь, перестал двигаться. Опять кто-то из взрослых брал меня и братика и отдавал нас кому-то другому вниз. Почувствовав землю под ногами, я очень обрадовалась этому.
Куда меня повел братик, я не знала. Но кто-то еще взял меня за другую руку, и я заметила, что мы входим в дом.
Я сидела на длинной скамейке рядом с братом. На этой же скамейке сидели другие, совсем незнакомые мне дети. И мне показалось, что мы очень долго сидели в комнате на одном месте. Иногда я ощущала топанье ногами по полу, а над ухом слышался как будто очень отдаленный слабый треск (аплодисменты). Сидя же вплотную рядом с братом, я чувствовала, что он хлопает в ладоши. Он и мне показывал, чтобы я хлопала, но я совершенно не понимала того, что вокруг меня происходит, поэтому не хотела хлопать. Наконец, дети начали вставать со скамейки и куда-то побежали. Встал и мой брат, таща меня за собой. Мы подошли к столу, и я ощутила запах яблок и как будто запах пирожков. Я попятилась назад от стола, давая брату понять, что мы не туда пришли. Однако брат не хотел отойти от стола. И вдруг я очень смутилась, застеснялась, ибо мне в руки кто-то дал весьма большой кулек. Тому, кто дал мне кулек, я попыталась возвратить его обратно, но чьи-то руки показали мне, чтобы я не возвращала кулек, а покрепче держала его. Я думала, что этот кулек должны были дать другой девочке, а не мне, поэтому была в большом затруднении, брать ли кулек или отдать его кому-нибудь другому. В самом деле, зачем мне дали кулек с яблоками? Ведь я ничего не сделала, не работала, а мне дали гостинцы за то, что я долго сидела на одном месте.
Но у брата в руках оказался такой же кулек, и он не только не возвращал его обратно, а, наоборот, крепко прижимал кулек к себе и тащил меня к выходу. Уже на улице мы познакомились с содержанием кулька, в котором оказались яблоки, орехи и пирожки.
Домой мы возвращались пешком, чему я была очень рада, ибо катание на грузовике, на котором я раньше никогда не ездила, напугало меня. Весьма смущал меня и кулек с подарками: где мы были, зачем чужие люди дали нам яблоки, орехи и пирожки?
Спустя несколько лет, когда я уже знала, что такое праздники вообще и почему бывает празднование Великой Октябрьской социалистической революции, я узнала из писем родственников, что месте с двоюродным братом я попала на детское торжество в день пятой годовщины Великого Октября.
Узнав обо всем этом, я с грустью и горечью подумала о том, что впервые в своей жизни я присутствовала на таком большом торжестве, но не знала этого, и вместо того, чтобы радоваться, веселиться и петь, как это делали все другие люди — взрослые и дети, только боялась всего того, что вокруг меня происходило.

И.А. сказал мне: "Оля, ты всегда старайся относиться ко всему серьёзно, выслушивать всё внимательно, тогда многое будет тебе более понятно. Если же тебе будет очень трудно понять что-нибудь, ты записывай такими словами, которые знаешь, а потом я буду с тобой беседовать. Тебе нужно очень многое правильно понимать и представлять, поэтому нужно обо всем спрашивать у тех, кто может тебе объяснить. Знания откроют тебе в жизни очень многое..."
После этих слов И.А. меня охватила большая радость. Мне всегда казалось, что если я не вижу и не слышу, то, значит, я не могу получить больших знаний, да никому и не нужно, чтобы я их получила... С тех пор как я начала читать интересные книги, я больше начинаю интересоваться жизнью, всем тем, что меня окружает, а раньше я часто думала о том, что я ничего не вижу, ничего не слышу. Мне было очень тяжело, а теперь мне легче...

Книги — лучшие друзья и учителя наши. Об этом замечательно пишет А. М. Горький ("Как я учился"):
"...с глубокой верой в истину моего убеждения я говорю всем: любите книгу, она облегчит вам жизнь, дружески поможет разобраться в пестрой путанице мыслей, чувств, событий, она научит вас уважать человека и самих себя, она окрыляет ум и сердце чувством любви к миру, к человеку. Пусть она будет враждебна вашим верованиям, но если она написана честно, по любви к людям, из желания добра им — тогда это прекрасная книга".

Еду.
На днях один мой хороший знакомый уехал в южный город. Как только я узнала, что он уже уехал, меня охватило весьма странное ощущение — я тоже «поехала»… Началось это вот с чего: пол под моими ногами начал колебаться и вибрировать совершенно так, как это бывает при движении поезда. Я буквально воспринимала вибрацию вагона, паровозные гудки, остановки на станциях и т.д.Конечно, железнодорожные поездки мне давно знакомы, поэтому такое ощутимое представление о движущемся поезде, в котором я как будто нахожусь, никого не должно удивлять. И днем и ночью я пребывала в этом странном состоянии. Сидела ли я, ходила ли я, разговаривала, ела, работала — все равно я неизменно «ехала», хотя на самом деле мы работали за письменным столом.Обращаясь к М. Н., я сказала:— Вы думаете, он один уехал? Я еду вместе с ним, я ощущаю гудки, вибрации, стук колес. Они говорят: «Еду, еду, еду, еду… тик-так, тик-так, тик-так, тик-так».А ведь совершенно такое же ощущение я испытывала в самом деле, когда ехала в поезде.На третий день после отъезда моего знакомого я решила, что он уже прибыл в тот южный город. Я тоже перестала «ехать»; вокруг меня и во мне все было спокойно, и поезд мне больше не представлялся… Зато теперь представлялось море: казалось, непрерывно на берегу плещут, как расплавленное стекло, волны, то подкупающе ласковые, то сердито отталкивающие… Меня обдают брызги, мне чудится запах моря. Представляется теплый песок, знакомый пляж, где лежит и загорает мой товарищ.

Многие зрячие думают, что красота и обаяние прекрасного весеннего или летнего вечера совершенно недоступны пониманию слепоглухого. Это не совсем так. Конечно, мы не можем непосредственно любоваться полной луной, яркими звёздами и т.д. Об этом могут рассказать только зрячие. Но ведь кроме луны и звёзд есть ещё лёгкий ветерок, аромат цветов, роса на их лепестках. Всё это вполне доступно ощущению слепоглухих, и если зрячий и слышащий человек сумеет хорошо передать им то, что он видит и слышит, то у слепоглухого может создаться ещё более полная картина красоты весеннего или летнего вечера.