Каменные клены

Это было странно и запутанно.
Это было тревожно и волнительно.
Это было просто прекрасно.

я прочел сорок девять украденных страниц и теперь прикован к языку саши писательской завистью
Я прочитала триста девяносто страниц и писательская зависть, даже если бы я имела наглость её иметь, перекипела бы сначала в безмолвное восхищение, а после в смирение. Просто надо понять, что есть вещи подвластные лишь единицам. И есть единицы, имеющие абсолютную власть над вещами, на первый взгляд совершенно обычными. У Элтанг власть над Словом. Она творит из него какие-то немыслимые формы.

Ну что ж, детка, похоже, боги помазали твои губы майским медом и кровью мудреца. Так они поступают с теми, кому суждено складывать слова.
Да, похоже на то. Похоже, что Элтанг знает это по собственному опыту.
Я бродила по лабиринтам слов, прокладывала тропинки между строками. Каждый раз они заводили меня в тупик. Я ловила солнечные зайчики смыслов. Что-то удалось поймать, что-то ускользнуло от меня. Я любовалась каждым абзацем. Мне хотелось провести пальцами по этой прекрасной словесной вязи. Я захлебывалась тихим восторгом. Таким, когда им не хочется делиться, о нем хочется молчать. Я пьянела, как от молодого вина. И если уж зашла речь о вине, то скажу, что и остановиться надо было во время, чтобы не утратить окончательно связь, не перейти грань бессмысленного бормотания. Нужно было освежиться, проветрить голову и немного протрезветь от густого, терпкого слога и того, что этим слогом написано…

Стой, путник. Посмотри, перед тобой железные ворота «Каменных кленов». У тебя еще есть шанс уйти, как будто тебя здесь и не было. Вся округа убеждена, что хозяйка пансиона – ведьма. Может оно и так. Нет здесь ни кленов, ни камней. Здесь есть лишь стены старого пансиона, оранжерея и старый сарай с верстаком. Всё здесь заросло старыми обидами. Не верь глазам своим, путник. Морок вымысла здесь не отличить от яви. Смирись с этим, прими это, если решил остаться. Здесь всегда есть свободная комната (хоть их всего четыре). Располагайся. Будет одним призраком больше, в Кленах ими никого не удивишь. В его комнатах, коридорах, в саду, на лавочках, в сухих ветках кустов ты найдешь лоскутки, обрывки истории. Собирай их. По вечерам ты постараешься найти правильный узор этой восхитительной мрачной неразберихи. Даты на этих листках и обрывках, как дорожные знаки. Будь к ним внимателен и учтив, иначе заплутаешь, запутаешься, потеряешься. И тогда помощи не жди, выбираться придется самому, здесь все слишком заняты своим чувством вины или застаревшим подсохшим гневом, чтобы найти время и силы на помощь кому либо.

был бы я каким-нибудь насими из ширвана, сказал бы, что рот мой наполнился слюной восторга и горечью любопытства.
Но я не он, поэтому скажу проще – вот что такое неоготика. Знай наших!

Разве можно верить тому, что видишь, когда даже дети знают, что вещи строят нам рожи, стоит только от них отвернуться. Так что, если хочешь застать их врасплох, оборачиваться нужно очень быстро.

Вот так и «Каменные клены» строят тебе рожи, стоит только закрыть книгу или хотя бы просто немного отвлечься. А обернуться быстро не получится, потому что они все равно окажутся проворнее, и вновь будут сбивать тебя с толку своими запутанными историями, дневниками, письмами, забавляясь твоими жалкими попытками понять, где правда, а где вымысел, кто есть кто в этой истории и зачем он там вообще есть.

Я понимаю, что на эту книгу уже написана уйма отличных рецензий, но вот я дочитала ее и мне хочется говорить. Даже не говорить, а фонтанировать эмоциями, зачитывать цитаты, советовать прочитать, да что угодно, лишь бы это было связано с «Каменными кленами». Это не книга, а нечто невероятное. Это чья-то голова, под завязку набитая всевозможными интересностями, а ты - человек, который получил единственную возможность в своей жизни залезть в чужие мысли и читать их, читать, упиваясь красотой и витиеватостью, читать и чуть ли не каждую минуту выделять понравившуюся цитату. У меня давно не было такого, чтоб книга была похожа на веселого разноцветного ежа, потому что очень малому количеству страниц удалось избежать стикера. И вот я смотрю на это топорщащееся со всех сторон чудо, и мне становится грустно, ведь я не смогу запомнить это все, не смогу по памяти читать отрывки и ловко вставлять фразы в разговоре. А так хотелось бы, правда.

Я пишу сейчас весь этот сумбур, а сама понимаю, что об этой книге невозможно вразумительно говорить. Ее нельзя пересказать, потому что получается откровенная ерунда, ее даже советовать стоит с большой осторожностью. Да что там, я даже теги к ней поставить не смогла. Но при всем при этом, ни секунды не колеблясь, добавила ее в любимые. Попала под настроение? Действительно ТАК хороша? Не знаю, да и мне это без разницы. Главное – я получила колоссальное удовольствие.

На некоторые книги рецензии писаться не хотят. Тянешь, тянешь время, а там, глядишь, уже и книга забылась... Попробую собрать остатки мыслей по поводу «Каменных клёнов», но...

...увы, они мне понравились совсем не так, как я ожидала. И придраться-то не к чему, но почему-то после прочтения хочется сказать: «Не верю». Ну, не верю — и всё тут. Не принимаю такой мужской характер, не принимаю такой женский характер, ситуация какая-то высосанная из пальца... При этом всём, конечно, текст умный, интересный, волшебный, качественно написанный (кстати, в электронном варианте снабжённый удобными сносками, в отличие от печатного). Но у меня постоянно возникало чувство лёгкой спекуляции на образе читателя, для которого это всё пишется, до этого такое чувство у меня постоянно возникало при прочтении последних книг Макса Фрая, где Мартынчик уже чётко уяснила, каких именно волшебствятин и символов требует её читатель, и со спокойной душой кормила ими с ложечки. Вот и тут — красивое оформление с довольно слабым наполнением. Одиночество, непонимание, любовь, странные семейные отношения. Да, можно трактовать книгу и моменты и глубже, но я не могу, всё остальное мне кажется ненастоящим. Хрупкая, стеклянная, красивая безделушка.

Ещё в этой игре в судьбу, всезнайку и манипулирование есть что-то от «Амели».

Впрочем, с Элтанг стоит познакомиться даже отъявленным скептикам — слог прекрасен, язык играет, есть какая-то ненашенская живинка и обаяние. Сложнонарезанное повествование, где происходит не только чередование времени и главных героев, но и самого стиля и жанра повествования, от магического постмодернизма до того же потока сознания, реализма, психологического романа. Ну а то, что диалог главных героев не получился, а получился монолог — это особенности моего восприятия, наверное, я не могу принять Луэллина, потому что мне он кажется женщиной в мужичьей шкуре. Знакомство с Элтанг продолжу дальше, не знаю как насчёт «Других барабанов», но «Побег куманики» давно ждёт меня на полке.

Флэшмоб 2011, спасибо за совет Nianne .

Книга подобна старинному сундуку, что хранится на задворках памяти, скрывая в своих недрах множество причудливых иноземных диковин.

Её солоноватые от морской соли страницы, овеяны всеми уэльскими ветрами, омыты дождями и переложены самыми душистыми травами и цветами. Они источают тихую грусть и уют. Будоражат фантазию, пленят воображение. Здесь в каждой строчке притаилась загадка, в каждое междустрочие закралась вселенская тайна. Мир сотканный, казалось бы, из одних только звуков и запахов, ощущений и чувств.
И ни грамма лишнего или напускного, совершенная гармония, подлинная чистота.

Книга калейдоскоп снов и призрачных картинок-воспоминаний из прошлых жизней, которые совсем не помнишь, но жаждешь отхлебнуть от них ещё хотя бы раз. Пробираясь под кожу, прорастая во мне, опутывая корнями от макушки и до самых пят, она - бальзам для души, услада для разума.

Красивый, неторопливый, затягивающий, очень атмосферный роман, начав читать который, уже не хочется больше, хочется только дальше.

За возможность прочесть книгу моя безмерная благодарность augustin_blade

Когда-то давным-давно мне по почте пришла посылка. В ней лежала оказавшаяся ненужной книга, на обложке которой было написано «Лена Элтанг Каменные Клены», а на форзаце карандашом - «Приятного чтения!». Кажется, сразу же, а может быть, и через несколько дней, я стал эту книгу читать. Долго вникал в неё, входил во вкус, откладывал и с каждой страницей, с каждым абзацем, с каждым предложением, с каждым словом, с каждой каплей текста понимал, что книга написана не для меня. Мы были из разных миров. Я и книга были друг другу не интересны. Я отложил её, предусмотрительно не став вынимать закладку, отложил надолго, практически навсегда, и уже было хотел признать, что на моей книжной полке она тоже окажется неуместной. Как вдруг, в конце прошлого года, я понял, что соскучился. Что книга меня ждёт. Что она решила дать мне второй шанс, вторую попытку заинтересовать себя. И я не стал сопротивляться.
Как можно было сопротивляться этому плотному, медленно текучему, витому, притягательному своей избыточностью, своей метафоричностью, своей старомодностью языку? Как можно было сражаться с этим туманным, вязким, густым, обволакивающим, оплетающим побегами convolvulus arvensis, вьюнка обыкновенного, слогом? Как можно было не утонуть в этом болоте чужого стиля, болоте с застоявшейся торфяной водой, где на кочках отливает чищенным столовым серебром мох сфагнум, а по зыбким, скользким, неверным берегам капельками крови разбрызгана клюква? Как можно было это сделать в прошлый - первый - раз? Как?
Всё случилось в Британии, в Уэльсе, на берегу Ирландского моря, на улочках Вишгарда, внутри пансиона "Каменные клены". "Клены" принадлежат главной героине и её сводной сестре, которую никто не видел уже четыре года. Саше и Эдне Сонли. Только вслушайтесь в это - Сонли. Сон-ли. Сон ли? Половина города подозревает Александру, странную полукровку, дочку чудной русской и уверенного в себе валлийца, в убийстве своей сестры. Другой половине города нет до этого совершенно, абсолютно никакого дела. И никто, совсем никто, не знает, что же случилось на самом деле. Настолько совсем никто, что, кажется, даже сама Саша представляет это весьма смутно...
Роман подчёркнуто, выверенно европейский - не британский, не английский, не валлийский, а именно унифицированно европейский - и парадоксальным образом русский. В нём чувствуется тот неуловимый привкус эмигрантской, нероссийской, прозы, какой встречается у поздних Бунина и Набокова и, пожалуй, больше ни у кого. Русским этот роман делают Саша и Лиза Сонли, туго закалывающие шпильками свои каштановые косы, пишущие в четвертинках непонятной никому на острове кириллицей, создающие какую-то особую, непостижимо знакомую атмосферу русской усадьбы в современном валлийском доме. Европейским же этот роман делают не только обстоятельства места и образа действия, но и многочисленнейшие отсылки к Мабиногиону, классическим трудам греков и римлян, Библии на английском и русском языках, средневековым трактатам, авантюрной прозе, валлийским поэтам. Вообще, отсылки, аллюзии, скрытые цитаты и нарочитые реминисценции в «Каменных кленах» не столько стилистический приём, заигрывание с читателем, проверка эрудированности, сколько самоцель, необходимое и достаточное в решении художественной задачи, базис прозаического пространства. Поэтому-то от Саши отдаёт античной драмой в первом дневнике, дневнике о себе настоящей, и русским романтизмом во втором дневнике, о себе прошедшей, от Табиты - повестью в рамках неореализма, от Хедды - колониальной, индийской, киплинговской лирикой, от учителя Монмута - шекспировской трагедией и викторианским романом, а от Луэллина Элдербери - валлийскими легендами, китайскими гуши и немецкоязычной психологической прозой. Поэтому-то персонажи в своих дневниках и письмах, выдуманных, неотправленных, спрятанных, цитируют Аристотеля и Геродота, сыплют библеизмами, словно переспелыми сливами с продавленной лопнувшей кожей, и намекают на местного поэта Дилана Томаса. И да, Элтанг свой второй роман (как, собственно, и первый - «Побег куманики») написала в подзабытом уже, старомодном эпистолярном жанре, и эта старомодность, с ароматом церковного воска, с запахом вековой пыли на отсыревшем собрании сочинений какого-нибудь эллина с правильным лицом, с чеховским духом уходящей, ломающейся эпохи, как нельзя данной книге к лицу. К лицу, покрытому оспинками запятых.
Роман прельщает именно изяществом исполнения, формой, перешедшей на тот уровень эстетического влияния, когда не важно - или почти не важно! - содержание. Эта история замкнута сама на себя, и форма плавно перетекает в содержание, а содержание мягко смыкается с формой, они не существуют друг без друга, как друг без друга не могли Мастер и Маргарита, как друг без друга не могут Инь и Ян, как друг без друга не смогут Лу и Саша. Здесь гораздо важнее именно то, как именно рассказывают, нежели то, что именно рассказывают. Потому что таким слогом можно рассказывать всё - или почти всё! - что угодно.
Текст сложный, намеренно, на показ, до вычурности пресыщенный Sprachspiel, игрою слов, аллитерациями и ассонансами, речевыми украшениями и языковыми узорами. В нём надо путаться и блуждать, гадая о значении накрученных, словно скальдические кённинги, метафор и краснея от внезапного укола понимания какого-нибудь из частых équivoques. А в романе есть от чего стыдливо заливаться краской и читателю, и персонажам, и автору. Книга взрослая, восемнадцатьплюс, поэтому, наверное, никогда не войдёт в школьную программу, несмотря на всю ажурность словесной вязи. И в то же время такую целомудренность, такие красочные и красивые эвфемизмы я видел только у одного автора - у Веры Камши, но это, боюсь, только от скудности моих читательских интересов.
Из главного достоинства романа очень легко выводится и его недостаток: стилистическое единообразие практически всех персонажей - они все говорят на один красивый голос. И голос этот - Лены Элтанг. Ещё, к сожалению, отсутствуют хоть сколько-нибудь ощутимые личностные подвижки у героев на протяжении всего романа. Пожалуй, здесь следует отметить пронзительно-глупую линию Табиты и горячую, несчастно-счастливую линию Хедды, как наиболее изолированные и независимые и от слога других действующих лиц, и с точки зрения развития мироощущения.
Отдельного упоминания стоит и нелитературная сторона книги. Плотная белая бумага, "удобный" для глаз размер шрифта, замечательные иллюстрации Андрея Фереза на задней и передней обложках. В таких книгах нужно хранить кленовые листья между страниц, им это очень пойдёт.
А ещё в конце романа есть примечания и комментарии Владимира Коробова, позволяющие насладиться постмодернистскими пассажами даже таким неначитанным читателям (простите за непреднамеренный каламбур), вроде меня. Ведь я, вопреки тому, что очень полюбил это произведение, вовсе не его целевая аудитория. Более того, я теряюсь в предположениях, кому книгу можно порекомендовать. Филолог-античник? Студент-латинист? Любитель изящной словесности? Художник-эстет? Я не знаю. Не знаю.
Эта книга о молчании, исходящем криком. Эта книга о безумии, одевающем две деревянные, раскрашенные дешёвой краской личины, суконщика и плотника. Эта книга о смене масок и выдуманной жизни в вымышленном мире. Эта книга об иронии судьбы. Эта книга о книге, которая ищет читателя, и о читателе, который ищет книгу. Она заканчивается совершенно некнижной - и от того гораздо более жизненной, чем весь роман, - концовкой. По правде-то, у книги нет конца, как нет и начала: она - Уроборос, мировой змей, пожирающий свой хвост, она - сама жизнь, в её лоскутной бессюжетности. Она не детектив, не семейная сага, не мистический триллер, не роман в письмах и дневниках, хотя, скорее, и это тоже. В первую же очередь она стихотворение в прозе, большое, почти четырёхсотстраничное, стихотворение.
И если её хорошенько потрясти, то со страниц - я уверен! - посыпятся алые сморщенные ягоды шиповника, похожие на бусины разорвавшихся чёток, можжевеловые иголки, пергаментно-сухие осенние листья, вкусно хрустящая морская галька, поблескивающие перламутром хрупкие рáкушки и несколько аккуратно сложенных писем, исписанных прижимистым летящим почерком. Нужно только хорошенько потрясти...