Благодаря Фоеру становятся очевидны отвратительные реалии современной индустрии животноводства и невероятное бездушие тех, кто греет на этом руки. Если Вы и после прочтения этой книги продолжите употреблять в пищу животных, то Вы либо бессердечны, либо безумны, что ужасно само по себе. Будучи школьником, а затем и студентом, Джонатан Сафран Фоер неоднократно колебался между всеядностью и вегетарианством. Но на пороге отцовства он наконец-то задумался всерьез о выборе правильной модели питания...
Оправдания для поедания животных и для отказа от употребления их в пищу зачастую одни и те же: мы - не они.
И все же сострадание - это мышца, которая становится крепче, если её тренировать, и регулярные упражнения по выбору доброты вместо жестокости тоже меняют нас.
Если ничего не имеет значения, тогда нечего спасать.
Безумие, что идея прав животных кажется кому-то безумной.
Ничего не делать - это тоже поступок.
Либо еда - в зависимости от того, какова она на вкус, каким функциям служит, - оправдывает процесс, при помощи которого она оказывается на тарелке, либо нет.
Говорим ли мы о рыбах, свиньях или о других съеденных животных, неужели их мучения самая важная в мире вещь? Конечно нет. Но вопрос не в этом. Вопрос вот в чем: важнее ли это суши, бекона или куриных наггетсов?
Стыд - это работа памяти против забывания.
Я могу придумать бесконечное число способов сделать себя лучше (выучить иностранные языки, стать более терпеливым, проявить небывалое усердие в работе), но я уже давал себе такое множество клятв, чтобы перестать им доверять. Я могу придумать и бесчисленное количество способов сделать «нас» лучше, но того существенного, в чем мы действительно можем прийти к согласию и радикально изменить что-то в наших взаимоотношениях, не так уж много. А в реальности, даже когда кажется, что возможностей что-то изменить много, их совсем мало.
Мы стараемся не думать об этом, потому что стараемся не знать об этом. Может быть, на нашей еде стоит делать маркировку, которая позволит нам узнать, сколько животных было убито, чтобы донести желанное нам животное до наших тарелок? Итак, на этикетке креветок, пойманных тралом, из Индонезии, например, должно быть написано: НА КАЖДЫЙ ФУНТ ЭТИХ КРЕВЕТОК ПОГИБЛО И ВЫБРОШЕНО ОБРАТНО ОКЕАН 26 ФУНТОВ ДРУГИХ МОРСКИХ ЖИВОТНЫХ.
Люди сосредоточены на последнем предсмертном миге. А мне бы хотелось, что бы они подумали обо всей жизни животного.
Мы все скроены из историй.
Так вот, сколько страдания допустимо? Вот в чем суть, вот о чем человек должен себя спросить. Сколько страдания вы согласны допустить за вашу еду?
Ничто - ни разговор, ни рукопожатие, ни даже объятие - не упрочивает дружеских отношений так, как совместная трапеза. Может быть, это дань культуре. Может быть, эхо общинных пиров наших предков.
"Если мы когда-нибудь познакомимся с формой жизни более мощной и разумной, чем наша, и пришельцы станут рассматривать нас так же, как мы рыб, каковы будут наши аргументы против того, что нас можно есть?"
Мы можем снова и снова рассказывать наши истории и делать их лучше, глубже и трепетнее. А можем и поведать новые. Наш мир устроен так, что всегда есть другой шанс.
Людей волнует только, как убивают животных. Они говорят : "Какая разница, может ли оно ходить или двигаться, если его все равно убьют?" Если бы это был ребенок, хотели бы вы, чтобы он страдал три года, три месяца, три недели, три часа, три минуты? Индюшонок - не человеческий ребенок, но он тоже страдает.
Жестокость - не только умышленное причинение излишних страданий, но и равнодушие к ним.
Люди - единственные животные, которые сознательно заводят детей, общаются друг с другом (или не делают этого), помнят о днях рождениях, попусту теряют время, чистят зубы, ностальгируют, трут щеткой пятки,имеют религиозные и политические партии и законы, приносят подарки, извиняются за оскорбления, нанесенные несколько лет назад, шепчут, боятся за себя, толкуют сны, прячут свои гениталии, бреются, закапывают капсулы времени и могут решить не есть чего-то, следуя неким принципам. Оправдания для поедания животных и для отказа от употребления их в пищу зачастую одни и те же: мы - не они.
Всегда можно пробудить кого-то от сна, но никакой шум не разбудит того, кто лишь притворяется спящим.