Любовь властелина

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит»
(Апостол Павел, Первое послание Коринфянам, 13 глава).

Эта книга достойна минуты почтительного молчания.

Я прочитала нечто действительно необыкновенное и настолько великолепное, что мне трудно даже просто описать и упорядочить свои впечатления, а не то чтобы подвергнуть их какому-то логическому или критическому анализу. Если очень приблизительно отразить их, то получится примерно так: восхищение, увлеченность, сочувствие, любопытство, жалость, печаль, гнев, страдание… Или нет, вот так: восторг, смех, погружение, любование, сопереживание, упоение, пренебрежение, грусть, безысходность… А, может, так: понимание, узнавание, симпатия, отчаяние, удивление, сравнение, рефлексия, боль… И хотя я не сторонник всяких списков типа «1001 книга, которую нужно прочитать, прежде чем ты умрёшь», я уверена, что эту книгу реально стоит прочитать – но не до того, как ты умрешь, чтобы не оказалось поздно, а, скорее, до того, как тебя настигнет любовь.

А собственно, что мы знаем о любви? Что она нечаянно нагрянет? Что она не вздохи на скамейке и не прогулки при луне? Что она принимает разные обличья от агапэ до эроса? Что лучше любить и потерять, чем вообще никогда не любить? Что любовь сильнее смерти и отчаяния? Что от любви можно потерять голову? Что кто не любил, тот не жил? И т.д. и т.п.? Но всё это, в общем, теряет смысл, когда мы вдруг незримыми, но прочными узами привязываемся к кому-то, неистово и бесстрашно стремясь смешать свою идентичность с чужой, чтоб только ты и я, я и ты. И даже если до этого мы чувствовали себя вовсе не новичками, и уж тем более не профанами в любви, мы всё равно перед её лицом оказываемся беспомощными: не способными перед ней устоять и одновременно не желающими быть остановленными, сметающими все преграды, пренебрегающими рациональными и осторожными призывами разума. И под какой бы маской он не скрывался, нас манит этот волшебный дурдом, мы все не прочь немного сойти с ума, если есть по кому. И пускай потом колокол звонит по нам, сколько захочет. Это ведь потом.

Конечно, эта книга о любви, хотя и не только о ней. Конечно, эта книга о страдании, хотя и не только о нём. Конечно, это книга о трагическом безумстве чувств, замкнутых в своём собственном пространстве, хотя не только о нём. Конечно, это книга о разных гранях человеческих отношений, но и не только о них. В ней есть какая-то удивительная, замкнутая в самой себе, концепция самой себя, и, пожалуй, это одна из самых необычных книг, которые мне приходилось читать в последнее время. Мне повезло, что я прочитала её, совпав с ней в пространстве и времени наших существований и тем самым прикоснулась к очень самобытному миру автора. Мне даже не хочется разбивать её цельность, внутреннюю полноту и смысловую завершенность каким-то читательским препарированием. Иначе получится просто горькая история Тристана и Изольды напряженных предвоенных лет, и это будет неправдой, точнее, не всей правдой. Для этой книги не хочется ставить привычные рамки - её и безусловный талант её автора нужно просто принять как данность, как самостоятельный артефакт. Она, как дзен, сама по себе есть ценность и достояние любого осилившего её сознания. Она почти как энциклопедия литературного искусства: потоки сознания здесь соседствуют с гротеском и фарсом, внутренний Арлекин героя, сняв трикстерский колпак, превращается в печального Пьеро с дрожащими пальцами, драма легко переходит в еврейский анекдот, «логико-философский» трактат незаметно перетекает в бытовые заметки с их меню ужина, расстройством желудка, новыми платьями, ваннами и ремонтом гостиной.

Для меня это был не просто дайвинг в сознание героев, а глубоководный заплыв туда, где мысли и чувства бьются наружу, танцуют свой танец дервиша перед нами, переливаются всеми оттенками смысла, играют свою пьесу в человеческом театре с многочисленными, мимолётными и мгновенными сценами. Хочу ещё.

Химически чистая любовь

Однозначно, эта книга – открытие моего книжного 2015-го года. Всегда несказанно удивляюсь, как среди непопулярных, малоизвестных книг отыскиваются такие вот жемчужины.

Первые 40% книги – это была вообще песня. Стиль написания, прекрасно прописанные потоки сознания, юмор и сатира, откровенно злобное высмеивание чиновников и добрый, мягкий юмор в изображении родственников Солаля, романтичный дневник Ариадны, блестяще изображенная семейная парочка Дэмов – все это вызывало живейший отклик в моей душе. Впрочем, это же самое продолжало нравиться и в дальнейшем, но раньше, чем повествование перевалило за середину, в жизни героев случилась Любовь. Высокие, высокие отношения!

И только с этой книгой я наконец пришла к осознанию того, что скорее пойму литературного героя-маньяка и извращенца, чем женщину, которая способна бросить все на алтарь – да нет же, не любви – животной, безбашенной, сумасшедшей страсти. Ни одна из этих дам: ни Эмма Бовари, ни мадам де Реналь, ни Бренда Ласт («Пригоршня праха» Ивлина Во), ни Анна Каренина, ни, наконец, Ариадна Дэм – не вызывают у меня ни капли понимания. Скучающие в своем благополучии, тотальном безделье, изначальной нелюбви к мужу и не находящие иного варианта развеяться, растормошиться, эмоционально возбудиться, кроме как воспылать затуманивающей взор страстью к идеальному с их точки зрения самцу.

Это любовь, химически чистая любовь, объявляет Солаль. Уже одно это определение абсурдно и неестественно. Разве есть в природе что-то, не содержащее примесей, что-то дистиллированное? Разве возможна истинная любовь без ежедневной суеты, мелких бытовых забот, проблем на работе, мигрени, вида ненакрашенной любимой и небритого любимого по утрам, урчания в животе, сморкания, непроизвольного выделения газов, звука мочеиспускания в туалете? Герои романа решили искусственно свести все эти лишние «примеси» к максимально несуществующим субстанциям. Во имя их первой ночи. Во имя их страсти. Во имя того, чтобы идеальную любовь не захлестнуло прозой жизни ни через месяц, ни через год – вообще никогда! И даже когда оба понимают, что их затея терпит крах, они продолжают упорно стимулировать и подхлестывать свою страсть. Поездками, ремонтами, музыкой, утомительными беседами о возвышенном, необоснованной ревностью и отчаянным разрезанием ступней...

Любовь в этой книге гиперболизирована, доведена до абсурда этой своей дистиллированностью. Хорошо сказали в одной из рецензий: «Их чувство так и не переросло первую стадию, недоразвилось и загнило и вместо него появилось нечто искусственное». Именно так, остановившись на стадии страсти, которая – именно она, но не любовь! –действительно не может длиться вечно (особенно когда два человека постоянно проводят почти все время вместе:

Неправда, они любят, но они все время были вместе, одни с этой своей любовью. Одни, да, совершенно одни со своей любовью вот уже три месяца, и никто, кроме любви, не составлял им компанию, они ничего не делали, кроме того, что старались понравиться друг другу, их связывала только их любовь, они могли говорить только о любви, они могли заниматься только любовью.

), мучили друг друга, сжирали друг друга, ненавидели и любили друг друга, эти приговоренные к вечной страсти несчастные изгои, эти врущие друг другу и самим себе актеры в театре без зрителей. Потрясающий эффект достигается с помощью длительных потоков сознания героев, когда читатель изматывается от этой, черт бы ее побрал, настоящей любви вместе с героями. Я, если честно, буквально ненавидела их обоих последнюю треть книги, меня всю трясло.

Поэтому я эту историю любви не могу воспринимать иначе как сатиру, пародию, высмеивание – в то же время высмеивание максимально трагическое. Редкие размышления Солаля над судьбой своего несчастного народа еще больше подчеркивают это – эти трагические нотки просто потопают на фоне бесконечных мыслей-повторов о полных зубами ртах и крупных грудях с тугими сосками. Когда вокруг все стены пестрят надписями "Смерть евреям!", он вынужден думать преимущественно о том, как бы продолжать радовать свою любимую образом гориллы и продолжать подогревать уже давно истлевшее пламя страсти. Истинное мнение на все это, пожалуй, высказывает служанка Мариэтта, вначале радовавшаяся адюльтеру несчастной и неудовлетворенной мужем девушки, а много позже, увидев, в какой театр абсурда все это певратилось, плюнувшая и сбежавшая из этого дурдома. И правильно сделала, здесь уже пахло смертью, они уже были ходячими мертвецами, здесь уже было благородное болото, в котором они из месяца в месяц совершали свой тоскливый ритуал необыкновенной любви.

Обсуждаем эту книгу здесь.

Приторный земной рай со вкусом печенья для собак

Ты девушка или женщина, которой хочется и нравится читать любовные романы? Ты веришь в красивую, чувственную любовь? Ты ищешь ее в каждом понравившемся мужчине, с которым сводит тебя судьба? Ты веришь в принцев, в благородство, ты оцениваешь красоту и остроумие противоположного пола? А потом ты просто подсаживаешься на секс, не правда ли? Возможно, у тебя есть постоянный партнер, но ты ищешь удовлетворения, потому что ничто так не распаляет вожделение, как новые ощущения с другим… Тебе хочется тайны. Но потом хочется раскрывать ее перед своими, потому что эта тайна распалит и их чувства. И ты несешь запретный плод угощением всем, кто, по-твоему, замкнут в невинности незнания и наивности размеренности доставшейся ему судьбы. Это истерия. Это сумасшествие. Это самоубийство, наконец.

«Любовь властелина» лечит от этого. Главное не читать эту книгу тем, кто не познал ни счастья, ни любовной тоски – таким вообще запрещено читать что-либо, пока они не наживут приключений на свою задницу. Книга переполнена любыми фантазиями – от детских игр до выдумок взрослых. Но все они невероятно похожи на реальность. Но не потому ли, что в своей влюбленности мы живем как бы в фантастическом мире из драматических эпизодов встреч и расставаний, а хотим, чтобы они воплощались наяву - и страдаем уже в двух мирах. Влюбленность заставляет тебя сходить с ума, и книга ясно дает это прочувствовать: Альбер Коэн стилизовал главки под потоки мыслей героев, которые могут разумно осознавать свое положение и размышлять о нем, а могут без всяких знаков препинания существовать в мыслепотоке уносимым в небытие сознанием. Где-то в этой массе образов промелькнет и само объяснение такого существования:

«все эти невидимые господа и дамы не говорят о спиритических глазах и нематериальных ушах но о замечательном мире мире населенном исключительно сверхъестественными вещами без головы и хвоста квинтэссенциями сущностей летучими субстанциями терлимпампанциями голая суть которых есть небытие это такой пристойный мир шикарный популярный где носится без тени конфликта бесконечное множество неосязаемых душ маленькие прозрачные всемогущие призраки отдавших концы власть имущих мир такой изысканный мир снобов где речи нет о том чтобы видеть-слышать а просто духовно пребывать»

Это вера в рай, не создаваемый Богом. Это рай бога-любви, бога-страсти, бога-безумия, который стыдит телесную связь, но возникающий именно там, на границе прикосновения губ и проникновения языков. Книга даже дает гениальные названия этому плотскому волшебству:

«Сперва последовал поцелуй, который показался мне по некой классификации двойным голубиным с внутренним переворотом, но я не уверен»; «который скорей всего был углубленный трехрядный с последующим обвитием»; «для поцелуев разряда четверократный арабеск с наложением.»

Этот рай – абсолютная выдумка, снисхождение… Возможно, именно его создал сам дьявол, упав с небес и устроив их на земле в подобном виде. Падший рай, рай-изгнание… И все, что происходит в нем, - чистейшей воды фарс. Хотя временами кажется, что представление тянет на то, чтобы быть оцененным по достоинству. Но главный герой-любовник нам сам раскрывает то, как устроить себе аналогичную ситуацию, прочитав в середине книги целую лекцию по донжуанству-бабуинству. Он – властелин, и уже живет той жизнью, о которой муж «любовницы властелина» только мечтает написать. И ведь что-то он неосознанно понимает в этом: хочет лишить свой роман роман сюжетности, событийности, а то и самих героев… Он любит, он старается, он тоже играет в пьесе, где нужно в совершенстве знать свою роль, но стремиться получить роль повыше – роль, называемую социальным статусом. Но что она, когда относительно своей женщины ты – собачка? А она – собачка для своего властелина, в ожидании посматривающая в сторону печенья для собак, но пересиливает, чтобы не съесть его.

Книга превосходно демонстрирует эволюцию отношений, замыкающуюся в любви, стараясь довести положение до ее кристальной чистоты, когда в мире двух влюбленных не существует практически ничего, кроме чувственности. И дальше властелин прочитает нам и про теорию чувственности. Он знает о любви все, и только он способен на высшее проявление любви и к женщине, и к своему народу, и к Богу, в которого почему-то не верит… Кажется, что он, имея способности угодить и помочь всем, и Бога своего готов променять на Бога гоев, а не Бога Израиля. Но только Бог Израиля – его Властелин. И он не может не быть Ему рабом, как все вокруг – рабами природного начала в человеке, которому когда-то Бог Израиля через Моисея впервые объявил войну. Но он уже сам практически стал триединым, слившись с женщиной, впитавшей в себя телесные привычки остальных своих любовников; и он создатель своего игрушечного рая. А она вообще протестантка, которая в детстве ходила смотреть с сестрой и тетей на верящих в триединого Бога католиков, как на диковинных зверушек. Да и в игрушки ей до сих пор нравилось играть, как и ее властелину.

Солаль – согрешивший левит, которому его Бог и так не давал удела, как слуге Господа своего, а теперь сделал и социальным изгнанником. Вся эта эволюция любви, так похожая на торжество духа, - его деградация, конечным пунктом которой станет покупка брошенной пожилой дамы настоящей собачки и последовавший за этим суицид… И такое ощущение, что дьявол в книге объявляется в образе негров, перед которыми готовы сдаться даже самые светлые расистские бабенки, продавая им остатки своих падших душ… Не стоило сомневаться, что тот эпизод станет предтечей финала истории любви Солаля и Ариадны…

«а кстати, как вас зовут, месье? Эрик, мадам, а меня Ариадна, а вы женаты, месье? Да, мадам, у меня шестеро детей, один из них негритенок, о, великолепно, месье, мои поздравления вашей супруге»

Читая книгу, я как будто проходила по эпизодам собственной жизни. В ней даже была та самая дама с собачкой, живущей с мужчинами вне брака, любовник которой годился ей в сыновья, зато она всегда оправдывалась, что по-настоящему, куда сильнее людей, способны любить только ее корги. Мне вспоминались мои наивные желания первого любовного чувства – те же стремления к какой-то пафосной, героической смерти и как будто спасения от нее. Смерть всегда проникала сквозь тоску любви, смерть как будто сама становилась моим любовником. И все умирало. Все уходило в отчаяние. Все перечеркивалось. Все продавалось пошлости. Но, вот что обнадеживало: эпизоды деградации книги выстраивались в моей собственной жизни в совершенно противоположном порядке – от самого примитивного к самому нравственно возвышенному, от едких, тревожащих фантазий к прагматическому спокойствию, от поиска приключений к преданности и верности… И до того момента, когда я прикоснулась к этому произведению, у меня в голове и мыслей не было о том, что я когда-нибудь заведу семью… Мне уже давно стало понятно, насколько показушны любовные страсти, мне стали не важны внешность и ум мужчин, теперь я искала у них только праведное сердце, совесть, которые и так делают, по моим убеждениям, человека красивым. Безнравственность уродует людей. И даже красота – испытание духа, соблазн, с которым приходится справляться. А наивная красота уродлива…

А ведь все начиналось с описания религиозности родственников и воспитания героев в чистоте их веры. И любимая тетушка Ариадны, и ее дядюшка, и приемные родители ее мужа, Адриана Дэма, и, безусловно, все родственники самого Солаля… Но вот возникает любовная связь и «царство, разделенное в себе, не устояло»: и сказочный до мифологической тождественности мирок Ариадны-Адриана, и мир самых колоритных персонажей романа – пятерки Доблестных, кузенов Солаля. Автор всю книгу ставил акцент на мочевыделительной функции члена у Адриана и половой - у Солаля. А рассуждения компашки евреев расходится от идеи брака по Талмуду до убеждения, что жизнь дана для познания тел… У каждого из них – свой неповторимый характер, а их появление на страницах напоминает отдельный комедийный спин-офф, которому нужно больше эфирного времени. И ты жалеешь, что роман «Проглот» не переведен и только ради того, чтобы насладиться причудами именно этого персонажа уже начинаешь учить французский.
Нужно отметить, что помимо любовной истерики, в романе очень много смешного, начиная с поступков самих влюбленных:

«Но как же теперь объяснить свою отлучку? Сказать, что выходила, чтобы высморкаться? Да легче умереть! Она обернулась, обвела комнату затравленным взглядом. На столе, за книгой «Тысяча и один ловкий способ выпутаться из переделки», она заметила свою фотографию в кожаной рамке. Она схватила фотографию и вышла, предварительно бросив оценивающий взгляд в зеркало.
Я ходила за моей фотографией, сказала она, вернувшись в маленькую гостиную. Я дам вам ее, когда вы будете уходить, но посмотреть на нее вы можете, только когда придете домой. Таким образом, машина повезет вас от меня — ко мне. Она глубоко вздохнула, довольная своей речью. Реабилитировавшись в собственных глазах и не догадываясь о том, что он слышал ее мощные чихания, она вновь уселась в позу, преисполненную поэзии.»;

ярких находок простонародной лексики:

"миранколия", "ватеркорсет", "по року судьбы";

приключений и разговоров пятерки Доблестных:

«— С визитом, отправлюсь в белых перчатках с визитом, оставлю свою визитку у ректора Женевского университета, всего-навсего долг вежливости, я же как-никак ректор Еврейского философского университета, который был основан мной, — вы помните, какой был успех.
— О каком университете ты говоришь? — спросил Маттатиас, покамест Салтиель недоуменно пожимал плечами. — Это же происходило у тебя на кухне, и ты был единственным преподавателем.
— Тут важно качество, а не количество, дорогой, — парировал Проглот.»

и заканчивая множеством бытовых сцен и даже метких метафор в изощренных монологах Солаля.

Смешно было читать, как Ариадна снимает огромное состояние, чтобы кинуть своему отлучившемуся любимому телеграмму. И только потом мы узнаем, насколько она огромна и ни о чем. И, читая ее, впервые испытываешь омерзение, отвращение к происходящему. Да и сама Ариадна только и видит ужасающие ее вещи, но они не задерживаются в ней – она выливает словесный мусор, потому что это ее выражение чувства любви, больше она ни на что не способна. Что-то это напомнило… А потом она сама становится такой, о ком сообщала с осуждением…

На протяжении всей книги Альбер Коэн нам часто будет напоминать о смерти. За это книгу можно было бы назвать «Mementō morī». Но внезапно возникающие, эти напоминания, как будто часть этого чувственного мусора, находящего вербальное воплощение… Именно мысли о смерти, это напоминание о преходящести земного рая должно было спасти любовь истинную. Но герои выбрали не ее, а чистую, высококонцентрированную любовь к своему властелину, чтобы раствориться в бренном заменителе духовности… Ариадна смотрит на маки среди волнуемых ветром колосьев и готова отнести последний запретный плод своему названному мужу. Они добровольно покидают свой рай ради духовного небытия.

«Тихо на кладбище, где спят бывшие любовники и любовницы. Теперь они тихи и благоразумны. Ни тебе ожидания писем, ни страстных ночей, ни влажных слияний юных тел. Большая общая спальня. Рядами протянулись смешные скелеты, бывшие живыми, пылкими возлюбленными. Одинокие, грустные лежат на кладбище любовники и их любимые. Восторженные стоны и хрипы возлюбленной, оцепеневшей от наслаждения или бьющейся в страсти, ее глаза, молитвенно заведенные к небу, глаза, закрытые в упоении восторга, и ее благородные груди, отданные тебе в дар, — все это под землей. О, теперь ваш альков под землей, о, любовники.»

Подлые писатели, сборище лгунов, которые приукрашивают страсть, приохотили к ней множество идиотов и идиоток. Подлые писатели, подхалимы и лизоблюды господствующего класса. И идиоты с идиотками любят эту грязную ложь, это жульничество, жадно им насыщаются.

Альбер Коэн решил не подхалимничать и не лизоблюдить, снять красивые покровы с любви и показать ее реальное обличие.
У главного героя, Солаля, есть теория -- все люди, на самом деле не люди, а животные, которые подвержены тем же зовам природы и инстинктам, как и все остальные животные. Отсюда у людей преклонение перед сильным. По его мнению, все поведение людей в обществе себе подобных исходит из этого принципа. Поэтому и женщин он соблазняет так -- надевает маску гориллы, сильного, уверенного в себе самца-производителя.

И вот представьте: соблазняет такой самец девушку-дурочку-простушку из высшего общества и каждый из них попадает в капкан своей роли. Солаль пытается и дальше соотвествовать образу уверенного в себе и сильного, Ариадна (девушка-дурочка-простушка из высшего общества) пытается соотвествовать ему (Солалю). Отсюда его невозможность признать свои слабости и быть нежным, отсюда ее одержимость быть идеальной, сохранить "химическую" чистоту их любви. Они лишены возможности быть собою, бесконечные любовные ритуалы начинают вызывать скуку, а жизнь потихоньку превращается в ад.

Если говорить о самих героях, то Коэну получилось замечательно их показать, используя прием "потока сознания". Десятки страниц внутреннего монолога героев лучше любого описания говорят об их внутреннем мире, их характере и самых мельчайших особенностях. Об их страхах, об их фантазиях, воспоминаниях... Читать такое иногда было тяжело — ни одной точки, ни одной запятой, мысль прыгает с пятого на десятое, мозгу просто некогда отдохнуть. Но ведь мы так и думаем, никто из нас не размышляет стройными законченными предложениями.

Помимо главных героев в романе присутсвуют другие: мамаша и папаша Дэм, сам Адриан Дэм (муж Ариадны), дядюшки Солаля, Мариэтта (служанка). И тут уж Коэн постарался не на шутку. Все персонажи вышли очень комичными, доходило до того, что я откладывала книгу в сторону ненадолго, просто, чтобы просмеяться и посмаковать момент. Болтающиеся мясные фрикадельки мамаши Дэм, кусоськи и заботы об этикете папаши Дэм, петушок с бородкой и невероятным чувством собственной важности (Адриан), а как охарактеризовать еврейскую братию, я не знаю, это нечно неописуемое!

Талант у автора уникальный, ему удалось создать произведение и психологически тонкое и сатирически острое. sibkron высказал мысль, что это история о том, "что было бы в случае соблазнения Эммы Бовари Жоржем Дюруа" и меня, честно говоря, не покидали мысли о "Госпаже Бовари", так же, как и Мопассане, но, сходство можно видеть только в героях. Большой загадкой для меня является тот факт, что переведена только одна книга из тетралогии, причем даже не первая. Русские издатели продолжают оставаться для меня загадкой. Но спасибо им за этот перевод, он, кстати, восхитительный!

Книжный марафон 09/2015

Трупный смрад любви

Чего я не ожидала от книги (а не надо оценивать по обертке!) - так это трэша. Но более тошнотворно-некрофильскую книгу еще поискать надо. Воняет разложением, смердит трупами, теряя кусочки плоти бредут зомби, со страниц сочится липкий тлен... Кто-то называет это любовью?! Ну извините, я называю это трэшем.

Долго не могла смириться с читаемым - все персонажи вызывают отвращение, даже ненависть. Какие мелочные! Двоедушные! Противные! Каждый человек - сплав тьмы и света, но человек Коэна - концентрация отрицательных черт, экстракт ханжества, идиотизма, тупости. Какое расточительство денег, еды, чувств, времени, жизни, всего.

Под конец меня осенило. Это же межвоенье - подготовительная площадка Второго мирового безумия. Собственно, чего я хотела?.. Холокост должен был быть подготовлен! Чтобы начать убивать людей, сначала надо убить человека в себе. Что и делают успешно все герои книги.

Несмотря на то, что книгу трудно назвать динамичной и захватывающей, трио мастеров автор + переводчик + чтица сделали чудо - повествование держало интерес, мысли не разбегались, я даже хотела бы меньше погружаться в текст, но сопереживание (отрицательное) не отключалось, сопереживание каждому. Чему там сопереживать?.. А разве вас не бесит ханжество? Чиновничье порткопротирание? Тупость и легкомыслие? Не останавливающаяся игра в жизнь?.. Изображать из себя опекуна народов, искренне верующую, аристократа, хорошую жену. Изображать хорошие манеры, трудолюбие, начитанность, талант, оргазм. Притворяться влюбленным, страстным, нежным, грубым... Хоть кто-нибудь из них может быть самим собой? Хоть изредка позволить себе искренность? Старый Дэм? Нет, он постоянно притворяется перед своей женой. Мариэтта? Ну, прислуга никогда не может позволить себе искренность перед хозяевами.

Солаль? Вот уж кто постоянно скрывает то искренность за маской хороших манер, то нежность за грубостью. Хотя на самом деле в Солале сосредотачивается большинство качеств, карикатурно нарисованных автором, он клубок тех эмоций, которые по одной присущи другим персонажам: он красавчик, он чиновник, он еврей, он влюбленный, он богатый расточитель, он бездомный нищий, он жертва и палач. Это могло перекосить, разбалансировать композицию, но... перед нами только одна книга тетралогии, в которой Солаль - не последний герой.

Кажется, во время чтения я мысленно безостановочно выла (исключение - эпизод "вилла для кошки", там я мурлыкала). У-у-у!!! Что за туфта?! Им нечем заняться! Когда они живут? Когда живут, если постоянно нужно что-то из себя изображать? Где найти себя настоящего, если нет на это ни минуты в театре лицемеров...

Эта книга доводила до бешенства. Высчитывание выходных дней чиновника (больше половины за год)... ненавижу! я знала, знала, что так всё и происходит в этих красивых кабинетах... перетасовывание бумажек по шуфлядкам... рассуждения о разнице кабинетов А и Б классов... слава туалетам Лиги Наций! Это действительно отвратительно и блестяще! Ирония, сатира, сарказм... реальность! Как перетасовали по шуфлядкам хрупкий межвоенный мир, отложили его в дальний "лепрозорий". Белый властелин попечительски похлопал по плечу камерунца (нет хлеба? ну, ешь пирожные). Еврейский вопрос, который восклицает из Германии, чиновники Лиги Наций заели креветками в лаймовом соусе.

"Мама, а Боженька любит прислугу?" - вопрос маленького мальчика и "смелый" ответ мамочки: "Любит даже самых неприятных эмигрантов". Фарисейство, доведенное до совершенства: в этой кровеносной системе слишком мало крови и слишком много лжи. Учебник лицемерия для университетов. Но одновременно и высота искренности злого-злого автора: все голенькие, общипанные души с душком.

Даже крохи живого и прекрасного покрыты пятнами плесени и лепры. Славный старенький Дэм - милый идиотик, глупенький, бездумный подкаблучник, неожиданная радость которого в несанкционированной "вечеринке" с Проглотом.

И ваша "большая любовь", за которую почему-то славят эту книгу, тоже не с духом, а с душком. Любовь за четыре косточки (красивые зубы) и тугую грудь. Любовь, возведенная даже не на песке, а на воде - не поддержанная ничем. Ну нельзя действительно бесконечно повторять первый день влюбленности. Надо чему-то посвятить жизнь, надо наполнить время... Ну блин, блин, блин - им ведь не 16 лет! Ну не верю, что бывают такие тупы-ы-ые. Не понимаю, как можно не чувствовать рвотной вони этой "большой любви", которая вынуждает вечно терзать, мучить нравственно (и физически!) любимого... Оживлять чувства через ссоры, унижение, избиение?.. Это не любовь, это оживление трупов - я же говорю, абсолютно некрофильская книга. Если это воспринимать как рай - что тогда ад?!

Из текста ярко следует, что властелин слова = автор не любит людей. Я знаю, что в оригинале название книги не имеет двусмысленностей и говорит именно о женщине, красавице, но меня не покидала мысль, что "Любовь властелина" - это парадоксальное, ироническое определение убогого человека, которого за что-то - а за что?! - любит "Властелин больших солнц и малых сердец" (Н. Арсеньева). И вот посмотрите, говорит автор, посмотрите - как можно любить такое?! И ведь только в этой любви Властелина и прячется надежда, что есть ведь что-то, должно обязательно что-то быть в человеке, за что его можно любить...

Па-беларуску тэкст рэцэнзіі...

Чаго я не чакала ад кнігі (а не трэба ацэньваць па абгортцы!) - дык гэта трэшу. Але больш ванітна-некрафільскую кнігу яшчэ пашукаць трэба. Тхне разлажэннем, смярдзіць трупамі, губляючы кавалачкі плоці брыдуць зомбі, са старонак сочыцца ліпкі тлен... Хтосьці называе гэта каханнем?! Ну даруйце, я называю гэта трэшам.

Доўга не магла змірыцца з чытаным - усе персанажы выклікаюць агіду, нават нянавісць. Якія дробязныя! Двудушныя! Проста брыдкія! Кожны чалавек - сплаў цемры і святла, але чалавек Коэна - канцэнтрацыя адмоўных рысаў, экстракт ханжаства, ідыятызму, тупасці. Якое марнатраўства грошай, ежы, пачуццяў, часу, жыцця, усяго.

Пад канец я ўрэшце зразумела. Гэта ж міжваенне - падрыхтоўчая пляцоўка Другога сусветнага вар'яцтва. Уласна, чаго я хацела?.. Халакост мусіў быць падрыхтаваны! Каб пачаць забіваць людзей, спачатку трэба забіць чалавека ў сабе. Што і робяць паспяхова ўсе героі кнігі.

Нягледзячы на тое, што кнігу цяжка назваць дынамічнай і захапляльнай, трыа майстроў аўтар + перакладчык + чытальніца зрабілі цуд - аповед трымаў цікаўнасць, думкі не разбягаліся, я нават хацела б менш заглыбляцца ў тэкст, але суперажыванне (адмоўнае) не выключалася, суперажыванне кожнаму. Чаму там суперажываць?.. А хіба вы не шалееце ад ханжаства? Ад чыноўніцкага порткапрацірання? Ад тупасці і легкадумнасці? Ад увесьчаснай гульні ў жыццё?.. Уяўляць з сябе апекуна народаў, шчырую верніцу, арыстакрата, добрую жонку. Уяўляць добрыя манеры, працавітасць, начытанасць, талент, аргазм. Прыкідваецца закаханым, жарсным, пяшчотным, грубым... Хоць хто-небудзь з іх можа быць самім сабой? Хоць зрэдку дазволіць сабе шчырасць? Стары Дэм? Не, ён увесь час прыкідваецца перад сваёй жонкай. Марыета? Ну, прыслуга ніколі не можа дазволіць сабе шчырасць перад гаспадарамі.

Салаль? Вось ужо хто ўвесьчасна хавае то шчырасць за маскай добрых манераў, то пяшчоту за грубасцю. Хоць насамрэч у Салалю засяроджваецца большасць якасцяў, ён клубок тых эмоцый, якія па адной уласцівы іншым персанажам: ён прыгажунчык, ён чыноўнік, ён габрэй, ён закаханы, ён багаты марнатравец, ён ахвяра і кат. Гэта магло скасабочваць, пераважваць кампазіцыю, але... перад намі толькі адна кніга тэтралогіі.

Здаецца, я ў думках няспына выла. У-у-у!!! Што за туфта?! Ім няма чым заняцца! Калі яны жывуць? Калі жывуць, калі ўвесь час трэба нешта з сябе ўяўляць? Дзе знайсці сябе сапраўднага, калі няма на гэта ні хвіліны ў тэатры крывадушнікаў...

Гэтая кніга даводзіла да шаленства. Вылічванне выходных дзён чыноўніка... ненавіджу! я ведала, ведала, што так усё і адбываецца ў гэтых прыгожых кабінетах... тусаванне паперак па шуфлядках... развагі пра розніцу кабінетаў А і Б класаў... хвала прыбіральням Лігі Нацый! Гэта сапраўды брыдка і бліскуча! Іронія, сатыра, сарказм... рэальнасць! Як ператусавалі па шуфлядках крохкі міжваенны мір, адклалі яго ў дальні "лепразорый". Белы ўладар па-апякунску паляпаў па плячы камерунца (няма хлеба? ну, еш пірозіва). Габрэйскае пытанне, што ўсклікае з Нямеччыны, чыноўнікі Лігі Нацый заелі крыветкамі ў лаймавым соўсе.

"Мама, а Божанька любіць прыслугу?" - пытанне маленькага хлопчыка і "смелы" адказ мамачкі: "Любіць нават самых брыдкіх эмігрантаў". Фарысейства, даведзенае да дасканаласці: у гэтай крывяноснай сістэме надта мала крыві і занадта многа хлусні. Падручнік крывадушша для ўніверсітэта. Але ж адначасова і вышыня шчырасці злога-злога аўтара: усе голенькія, абшчыпаныя душы з душком.

Нават крыхі жывога і гожага пакрытыя плямамі цвілі ды лепры. Слаўны старэнькі Дэм - мілы ідыёцік, дурненькі, бяздумны падабцаснік, нечаканая радасць якога ў несанкцыянаванай "вечарынцы" з Праглотам.

І вашае "вялікае каханне", за якое чамусьці славяць гэтую кнігу, таксама не з духам, а з душком. Каханне за чатыры костачкі (прыгожыя зубы) ды тугія грудзі. Каханне, збудаванае нават не на пяску, а не вадзе - не трыманае ні чым. Ну няможна сапраўды бясконца паўтараць першы дзень закаханасці. Ну блін, блін, блін - ім жа не 16 гадоў! Ну не веру, што бываюць такія тупы-ы-ыя. Не разумею, як можна не адчуваць ванітнага смуроду гэтага "вялікага кахання", якое змушае вечна раздзіраць, мучыць маральна (і фізічна!) каханага... Ажыўляць пачуцці праз сваркі, прыніжэнне, збіццё?.. Гэта не каханне, гэта ажыўленне трупаў - я ж кажу, цалкам некрафільская кніга. Калі гэта ўспрымаць за рай - што тады пекла?!

Я ведаю, што ў арыгінале назва кнігі не мае двухсэнсоўнасцяў і гаворыць менавіта пра жанчыну, красуню, але мяне не пакідала думка, што "Любоў уладара" - гэта парадаксальнае, іранічнае азначэнне няўдалага ўбогага чалавека, якога за нештачка - а за што?! - любіць "Уладар вялікіх сонцаў і сэрц малых" (Н. Арсеннева). І вось паглядзіце, кажа аўтар, паглядзіце - як можна любіць такое?! І толькі ў гэтай любові Уладара і хаваецца надзея, што ёсць жа нешта, павінна абавязкова нешта быць у чалавеку, за што яго можна любіць...