В подъезде своего дома убит редактор модного журнала. В школе, где преподаёт известный кинокритик, погибла, упав на лестнице, завуч. Что это, несчастный случай? Есть ли связь между этими событиями? И правда ли, что директор школы — резидент иностранной разведки? И что за странный заказчик появляется у его красавицы жены? Обо всём этом читайте в новом романе Фигля-Мигля, чей роман «Щастье» многими был признан лучшим литературным дебютом 2010 года.
Как стану старушкой, убеленной сединами, напишу, пожалуй исследование литературных мистификаций, имевших место в российской словесности XX-XXI в-в (первой половины, вторую не захватить мне). Добросовестное, с тщательным анализом стилистических особенностей рассматриваемых авторов. Сочетающее безупречную академичность с увлекательностью. Читать никто не станет, но то не суть. Важно насытить пространственно-временной континуум ментальной энергией надлежащего качества. А может и прочтет кто.
Будет в нем место многочисленным рукописям, найденным в бутылке, каковым приемом авторы активно и не без изящества пользовались. Мгновенно и навскидку Стругацкие, Битов, Лазарчук. Вроде и не обманывает никого прием и целью не имеет ввести читателя в заблуждение, но для чего-то же нужно было чуть дистанцироваться с самого начала от авторства? И произведения, отданные автором персонажу. Как у Булгакова, Набокова, Пастернака, снова Стругацких и Лазарчука с Успенским. Так или иначе, солидная доля условности в начальном уже посыле, в правилах игры.
Но были куда более изощренные вещи. Как Черубина де Габриак, яркой звездой вспыхнувшая на небосклоне Серебряного века. За фигурой красавицы католички Елизавета Дмитриева и Максимилиан Волошин. Или Василий Шишков с
"последним, чуть зримым сияньем России на фосфорных рифмах последних стихов".
Не только создал Набоков, но и отдал лучшее из своих стихотворений. Посконно-домотканный советский период ничем подобным не вспоминается. Но это от малой образованности моей, уверена. Есть тенденция такого рода литературных игр, значит продолжались и сами они: тщательнее закамуфлированные или в виде писания "в стол".
Но падает, разбившись в пыль идолище совка и снова игры с литературными, хм, ну да, мистификациями. Несколько иного, на сей раз оттенка. Как псевдоним Виктория Платова, использованный издательством Эксмо после ухода Виктории Соломатиной для писаний другого автора, о котором (-рой) и упоминать не стоит. И чрезвычайно стилистически разнородные произведения ведущих-обласканных-зацелованных авторов. И, о да, чего стоит одна только Донцова!
Это долгое вступление к тому сейчас, что Фигль-Мигль - тоже литературная мистификация. Не псевдоним, не-а, псевдоним, это когда Чхартишвили пишет под фамилией Акунин, а потом Брусникин, а потом еще Анна Борисова, но ты, постоянный читатель, с иезуитским восторгом узнаешь его под любой маской и знаешь о реально стоящей за всеми фигуре реально существующего человека. Когда же доводится тебе столкнуться с произведением совершенно доселе незнакомого автора и в прихотливо выплетаемом им стилистическом узоре ловишь отголоски до боли знакомого любимого
"как-будто я встречал, имен еще не зная, вас где-то там, тогда..."
И ни-че-го толком сказать не можешь, да и какое право у тебя? Ишь, какая еще сыскалась! Будет она в писаниях одного стилистические хвосты другого прозревать! Мало ли кто на кого повлиять может. В постмодернистском, чать, мире живем, все пронизано тенденциями и ничего нового изобресть не можно. Да оно понятно, я разве чего говорю против. Только мы еще и в мире, где информация прилетает по одному клику мышкой, где о любом васе пупкине, буде заинтересуешься, поисковик выдаст тебе, да хоть странички в сетях. Только вот нет о Екатерине Чеботаревой ничего. Не-ту-ти и все тут.
Ну что ж поделаешь, шатенка в темных очках пожелала сберечь инкогнито, ее право. Я просто хочу сказать: спасибо за неделю изысканного наслаждения, каким стала эта книга. Да, можно было и за вечер проглотить, но это значило бы уже и расстаться. Лучше так, по ложечке. Все персонажи хороши необычайно (хотя любимый Корней, чивоуштам, нет не снобствующая дура умница Принцесса, таких видали мы, да вот хоть в зеркале каждый день). С каждым плотно ассоциируешь себя, когда нить повествования переходит к нему: агент Мирового Зла - отлично; кинокритик - еще лучше; шизофреник - почему нет; наркоман - ах, все, написанное от лица И-Гриеги, моя большая любовь!
Сюжет, за отсутствие которого Фигля ругают, почем зря. Ну вы что, ребята, это ж высшая степень виртуозности - свести столько линий, чтобы читатель догадывался о взаимосвязях персонажей, оставив позади едва шестую часть книги. Ну да, тебя бросают тут, как вытащенного на берег дедом Мазаем Муму (не все ж только Герасиму на пути несчастным собачкам встречаться). Но как по мне, этот вариант все лучше, чем потонуть в мутной ледяной воде. Ты живешь дальше, а они, живые, в каком-то крохотном краешке тебя. Дивная книга.
Как стану старушкой, убеленной сединами, напишу, пожалуй исследование литературных мистификаций, имевших место в российской словесности XX-XXI в-в (первой половины, вторую не захватить мне). Добросовестное, с тщательным анализом стилистических особенностей рассматриваемых авторов. Сочетающее безупречную академичность с увлекательностью. Читать никто не станет, но то не суть. Важно насытить пространственно-временной континуум ментальной энергией надлежащего качества. А может и прочтет кто.
Будет в нем место многочисленным рукописям, найденным в бутылке, каковым приемом авторы активно и не без изящества пользовались. Мгновенно и навскидку Стругацкие, Битов, Лазарчук. Вроде и не обманывает никого прием и целью не имеет ввести читателя в заблуждение, но для чего-то же нужно было чуть дистанцироваться с самого начала от авторства? И произведения, отданные автором персонажу. Как у Булгакова, Набокова, Пастернака, снова Стругацких и Лазарчука с Успенским. Так или иначе, солидная доля условности в начальном уже посыле, в правилах игры.
Но были куда более изощренные вещи. Как Черубина де Габриак, яркой звездой вспыхнувшая на небосклоне Серебряного века. За фигурой красавицы католички Елизавета Дмитриева и Максимилиан Волошин. Или Василий Шишков с
"последним, чуть зримым сияньем России на фосфорных рифмах последних стихов".
Не только создал Набоков, но и отдал лучшее из своих стихотворений. Посконно-домотканный советский период ничем подобным не вспоминается. Но это от малой образованности моей, уверена. Есть тенденция такого рода литературных игр, значит продолжались и сами они: тщательнее закамуфлированные или в виде писания "в стол".
Но падает, разбившись в пыль идолище совка и снова игры с литературными, хм, ну да, мистификациями. Несколько иного, на сей раз оттенка. Как псевдоним Виктория Платова, использованный издательством Эксмо после ухода Виктории Соломатиной для писаний другого автора, о котором (-рой) и упоминать не стоит. И чрезвычайно стилистически разнородные произведения ведущих-обласканных-зацелованных авторов. И, о да, чего стоит одна только Донцова!
Это долгое вступление к тому сейчас, что Фигль-Мигль - тоже литературная мистификация. Не псевдоним, не-а, псевдоним, это когда Чхартишвили пишет под фамилией Акунин, а потом Брусникин, а потом еще Анна Борисова, но ты, постоянный читатель, с иезуитским восторгом узнаешь его под любой маской и знаешь о реально стоящей за всеми фигуре реально существующего человека. Когда же доводится тебе столкнуться с произведением совершенно доселе незнакомого автора и в прихотливо выплетаемом им стилистическом узоре ловишь отголоски до боли знакомого любимого
"как-будто я встречал, имен еще не зная, вас где-то там, тогда..."
И ни-че-го толком сказать не можешь, да и какое право у тебя? Ишь, какая еще сыскалась! Будет она в писаниях одного стилистические хвосты другого прозревать! Мало ли кто на кого повлиять может. В постмодернистском, чать, мире живем, все пронизано тенденциями и ничего нового изобресть не можно. Да оно понятно, я разве чего говорю против. Только мы еще и в мире, где информация прилетает по одному клику мышкой, где о любом васе пупкине, буде заинтересуешься, поисковик выдаст тебе, да хоть странички в сетях. Только вот нет о Екатерине Чеботаревой ничего. Не-ту-ти и все тут.
Ну что ж поделаешь, шатенка в темных очках пожелала сберечь инкогнито, ее право. Я просто хочу сказать: спасибо за неделю изысканного наслаждения, каким стала эта книга. Да, можно было и за вечер проглотить, но это значило бы уже и расстаться. Лучше так, по ложечке. Все персонажи хороши необычайно (хотя любимый Корней, чивоуштам, нет не снобствующая дура умница Принцесса, таких видали мы, да вот хоть в зеркале каждый день). С каждым плотно ассоциируешь себя, когда нить повествования переходит к нему: агент Мирового Зла - отлично; кинокритик - еще лучше; шизофреник - почему нет; наркоман - ах, все, написанное от лица И-Гриеги, моя большая любовь!
Сюжет, за отсутствие которого Фигля ругают, почем зря. Ну вы что, ребята, это ж высшая степень виртуозности - свести столько линий, чтобы читатель догадывался о взаимосвязях персонажей, оставив позади едва шестую часть книги. Ну да, тебя бросают тут, как вытащенного на берег дедом Мазаем Муму (не все ж только Герасиму на пути несчастным собачкам встречаться). Но как по мне, этот вариант все лучше, чем потонуть в мутной ледяной воде. Ты живешь дальше, а они, живые, в каком-то крохотном краешке тебя. Дивная книга.
Отличная проза и неважно о чем
Когда так густо и остро-сладко течет настоящая проза неважно о чем она вообще. Ты читаешь и наслаждаешься словом. И прочитав уже книгу, как в состоянии опьянения, только ощущаешь чувство недопития. И, продолжая алкогольную аналогию, уже с похмелья начинаешь ломать голову, а в чем же смысл книги и в чем, собственно, сюжет. Если уж совсем строго, то, возможно, начинающееся было что-то большое было в легкой суетливости оставлено незаконченным. Возможно, зацепившись за слово "течет", можно предположить, что сей литературный ручеек впал в какой-то водоем, о котором просто уже незачем писать в книге о ручейке. В хорошем смысле необычно написано и очень приятно читается. Хорошо, что у нас есть такие писательницы, они очень нужны нашему народу)
Каждому снобу, который ноет, что у современных авторов скудный словарный запас, бедный синтаксис и стилистика под копирку, мироздание рано или поздно даст по сусалам Фиглем-Миглем. Плотным, насыщенным вкуснейшими словами и конструкциями текстом, в котором каждый из пяти персонажей говорит в своей манере и обладает собственной развесистой придурью.
И хотя от сюжета в книге присутствует лишь едва проклюнувшийся зародыш (здесь должна последовать огромная благодарность автору аннотации, который разъясняет читателям, чё ваще), эстетствующему филофилу более чем реально получить от текста подлинное наслаждение, смакуя его ритм и вязь, с грустью или, может, гордостью узнавая себя в Принцессе, продираясь сквозь тщательно нагромождённые конструкции Шизофреника, подстраиваясь под скачущую манеру Игоря.
Ну и, конечно, после мастерскИ озвученных дОгматов ваш мир рискует никогда уже не быть прежним.
Очень долго я не могла написать рецензию на эту книгу. И не потому, что не знаю, какое впечатление она на меня воспроизвела. Знаю. Но не знаю, что я хочу об этом сказать. «Щастье» мне понравилось больше. Так думала я сразу после прочтения. А сейчас просто люблю прозу Фигля-Мигля, не могу и не хочу выделять одно произведение.
«Ты так любишь эти фильмы», когда я проглотила уже половину книги, показалась немного бессвязной, но потом все встало на свои места.
Безумно понравилось повествование от лица (или морды???) таксы. Я тоже хочу такую умную псину, умеющую общаться со своей хозяйкой и называющей ее Принцессой (именно с большой буквы!).
Очень понравился образ шизофреника. К концу книги мне прям так жаль его стало, особенно после фразы «…ведь он друг мне, пусть даже мною самим придуманный».
Я долго не могла взяться за это произведение, но теперь жалею, что не оттянула этот момент еще, ведь тогда я бы еще наслаждалась чтением книги, а не всего лишь ее послевкусием.
Сразу после "Щастья" захотелось еще Фигля-Мигля. Книга "Ты так любишь эти фильмы" оказалась не такой блестящей, но тоже хорошей и непростой.
В романе несколько рассказчиков:
К.Р. - Константин Романов, директор спецлицея для девочек, шпион, агент некой Конторы;
Корней - такса, которую везде носит с собой героиня романа - Принцесса (так ее называет Корней; жена К.Р., красавица, преподаватель вуза, филолог, никого не любит, смотрит на всех с высоты собственных ума и красоты), исключительно о ней Корней и рассказывает;
Шизофреник - сосед К.Р. и Принцессы;
И Гриега - брат К.Р., наркоман;
Херасков - кинокритик, хахаль Принцессы, собеседник Шизофреника по телефону.
Все они друг с другом взаимосвязаны.
Герои много говорят о кино, да и сама их жизнь отчасти похожа на шпионский детектив, точнее на игру в шпионов, потому что существование Конторы в книге сомнительно. Но убийства есть...
За шутками и остроумием не так-то просто разобраться в сюжете и его загадках.
Жаль, что Фиглю-Миглю не дали "Нацбест"...
У растворимого кофе и сгущёнки тоже поначалу была целевая аудитория: солдаты на фронте. А теперь их жрут все подряд.
— Надавать ему по роже! — выносит вердикт Принцесса. — Такому надаёшь, как же, — жмётся Виктор. — Вам бы следовало захватить его врасплох. — Не так-то просто захватить врасплох параноика. — Да, у этой болезни масса преимуществ перед здоровьем.
— Отстань. У меня сегодня по плану депрессия. — Ты её планируешь? — Если не планировать, она будет каждый день. А так я её отгоняю, когда не запланировано. И жду. Говорю ей: я жду, и ты подождёшь.
Когда человек привыкает решать истерикой все проблемы, другие рычаги воздействия у него атрофируются.
-Это так, что если ты не выносишь манеру человека сморкаться, или пить чай, то никакие настоящие его достоинства - ум, доброта, красота - тебя к нему не расположат.