История Тома Джонса, найденыша

Для меня "История Тома Джонса" относится к тому разряду книг, которые состоят из великого множества страниц, читаются долго, порой скучно, порой затянуто, но не позволяют мне поставить меньше самой максимальной оценки. Потому что за все это долгое, пусть порой затянутое и нудное, но все же незабываемое, путешествие по книге ты понимаешь, как же ты привык к автору и его героям-марионеткам, которыми, между прочим, Филдинг так искусно манипулирует: прибегая к преувеличениям, создает такую смешную, но в то же время волнующую и очень остроумную историю.

"История Тома Джонса" - на самом деле прекрасный театр нравов, пусть и раздутый до размеров романа. Персонажей поставили на огромную сцену, они по ней ходят, вертятся кругом, разговаривают, плачут-смеются, любят-расходятся, дружат-стреляются, а за сценой постоянно слышится голос, который заглушает голоса на сцене - это Филдинг сидит в первом ряду пустого зала и иронично комментирует все происходящее на сцене. Неотъемлемое присутствие автора в книге, одна из самых вкусных изюминок этого произведения. Филдинг знает, как надо общаться с читателем и поэтому не боится резко отрываться от сюжета и начинать говорить с нами о писательстве, о пороках общества или достоинствах современных героев.

Кстати, о героях. Дабы не заставить несентиментальную публику тошнить от идеальности Тома Джонса, который мало того, что красавчик и милашка, так ему еще не чужды доброта, сострадание, щедрость и прочие благородные штучки... так вот, чтобы не заставить несентиментального читателя фыркать каждый раз, Филдинг делает своего героя еще тем сорванцом. К тому же, как и у любого живого человека, у Джонса есть свои слабости и часто он может им поддаться, пусть и сильно жалея об этом. Например, переспать с чужой женой, будучи влюбленным в красавицу Софью, которую юнец добивается на протяжении всей этой книги.

Очень часто, кстати, запоминаются больше второстепенные герои, нежели сам Джонс, который в некоторых местах буквально исчезает из книги. Например, сквайр Вестерн - отец Софьи - тиран и самодур, но такой забавный, что, хоть убейте, но я обожаю сцены с его участием. Сестричка его тоже недалеко ушла от брата - обожаю их обоих. Или Партридж, этакий Санчо Панса главного героя - человек хороший, но все же из низов общества, а стало быть совсем неблагородный: болтает много, глуп, чрезмерно труслив, постоянно думает о том, как бы набить свой желудок, но все же такой преданный!

Насчет языка: нечто вроде Диккенса, но проще и угарнее. Насчет степени угарности: старый добрый английский юмор вперемешку с иронией. Насчет подготовленности читателя: если не испугаетесь размера, то вы готовы. От себя лишь хочу добавить, что это очень вкусная классика. Не пересоленная, не жирная - чисто английское блюдо, может даже, с таким нейтральным приятным вкусом. Его очень много, но им нельзя объесться, и это очень хорошо.

Сатирический лабиринт.

Книга объёмная, захватывает большой отрезок времени и судьбы большого количества людей. Главный существенный недостаток книги, это затянутость, очень долго непонятно вообще о чем книга. Автор медленно и подробно описывает сначала одного, потом другого человека, только потому что они мимо проходили. Часто пускается в философские рассуждения, множество отклонений от темы и описания, ценность и надобность которых сомнительна. Никогда у меня не возникало желание отредактировать классику, но здесь впервые появилось. Очень захотелось выкинуть хоть небольшую часть и книга только бы, на мой взгляд, выиграла. На протяжении всего чтения не покидало чувство, что у автора было очень много свободного времени.
Герои карикатурные, но не зря же это сатира, каждый несёт в себе какой-то яркий недостаток. Меня удивляло злое предвзятое отношение людей к подкидышу, но наверно это было нормально для того времени. Их логику живя в 21 веке сложно понять. Мать его нагуляла, значит он будет преступником. Любая детская шалость этим объяснялась. Мать героя умная женщина, всем бы так сиротам везло. Удачно устроила ребенка. Редкий случай, когда чужого ребенка практически на равных принимали в богатых семьях. Она знала, что делает. Самый нудные персонажи, это сам благодетель и глава семейства Мистер Олверти, и учителя мальчиков, со своими рассуждениями о хороших и плохих качествах.
Мой интерес к книге был похож на прогулку по лабиринту. Сначало было не интересно, потом стало интересно, затем стало скучно.
Далее краткий пересказ прочитанного:

В заключении хочу сказать, что не жалею этих двух дней на чтение, пускай терпения снова не хватило. Такое чтиво озволяют адекватно различать книги по их ценности.
Книга не плохая, была бы написана по другому, была бы бесценна.

Книга недочитана в рамках игры "KillWish. Тур 2. Я убиваю не оружием. Я убиваю сердцем" 4/4

Хоть я и считаю себя человеком, достаточно сведущим в литературе, все время отыскиваются книги, которые всякий человек, претендующий на звание «сведущего в литературе» должен был бы прочитать еще лет двадцать назад, но я вот до сих пор не прочитал. Одна из них – «История Тома Джонса, найденыша» Генри Филдинга – теперь я могу с радостью сказать, что восполнил этот постыдный пробел в своем литературном образовании. Впечатление от чтения, конечно, было не просто большим, а грандиозным, особенно от (условно) первой части книги, ближе к концу впечатление несколько потускнело, все же роман кажется несколько затянутым; есть и еще одна причина «потускнения» - о ней я скоро скажу отдельно.

В свое время Белинский крайне неудачно назвал «Евгения Онегина» «энциклопедией русской жизни», вместе с тем само это обозначение – «Энциклопедия жизни» - настолько подходит к некоторым книгам, что следует сказать Белинскому огромное Спасибо за введение этого словосочетания в обиход литературоведения. Вот, «История Тома Джонса» - одна из таких редких книг-энциклопедий жизни. В принципе, эта книга обо всем – о жизни в целом; соответственно это и книга на все случаи жизни, одна из тех книг, прочитав которую, получаешь незаменимый и неистощимый источник отсылок по отношению ко всему, что в жизни ни увидишь. А что такое жизнь? – отношения между людьми; соответственно, разнообразнейшие аспекты этих отношений и выведены в «Томе Джонсе». Это и отношения в их наиболее общем измерении (человек с человеком), и отношения между родственниками, и отношения между представителями различных социальных классов, и, конечно, отношения между мужчинами и женщинами. Да, и еще это отношения между содержателями гостиниц и их постояльцами – я их выделяю отдельно, так как тема эта возникает на страницах книги очень часто, равно как и - в отношениях между родственниками, в сочетании с отношениями между мужчиной и женщиной, - особо выделяется тема отношений между отцами и дочерьми - отцы у нас души в своих ненаглядных дочках не чают – но только до тех пор, пока те хотят, что им предписано хотеть отцами, в противном случае пусть хоть с голоду подыхают.

Если попытаться вывести из «Тома Джонса» некую единую мораль, то состоять она, вероятно, будет в том (и тут я почти дословно следую Филдингу), что не стоит слишком осуждать людей за все их безрассудства, и уж совсем не стоит торопиться навешивать на людей такие ярлыки как «негодяй» и «мерзавец». В самом деле, если всяких сомнительных и прямо неблаговидных поступков на страницах книги можно найти с избытком, то вот чтобы назвать кого-то стопроцентным негодяем… это звание безусловно заслуживает разве что один Блайфил. Все остальные более или менее «шалят», ну или пытаются доступными им средствами устроить свою не слишком завидную судьбу (как, например, Черный Джордж, когда он украл… стащил… скажем так, утаил 500 фунтов). Сам Том в этом отношении более чем показательный пример. Ведь его можно назвать и вполне положительным героем (и даже где-то чудесно-положительным – воплощением естественного, в противовес понятийному, благородства), однако же он оказывается совершенно бессилен хранить верность своей любимой Софии, не пропустив почти ни одной женщины, с которой сводит его судьба. И сколь искренне он ни сокрушается по этому поводу, а поделать ничего не может. Откровенно говоря, сомневаюсь, что и свадьба его вылечит (хотя автор и не сомневается в этом). Люди слабы, говорит Филдинг, и даже лучшие из людей – страсти куда сильнее их носителей. В чем-то это касается даже и несокрушимого в своей добродетели Олверти – ведь и он был обманут Блайфилом и, выгнав Тома, поступил с ним очень жестоко и крайне несправедливо. Нет, никто не безгрешен, а тот, кто безгрешен, все равно может ошибаться. Что уж говорить о тех, кто и не претендует на обладание высокими добродетелями – всяк выкручивается как может.

По неустранимой привычке я искал литературного родственника «Тома Джонса», и что же, я нашел его в русской литературе – это «Мертвые души» некоего Гоголя, кажется Николая Васильевича, если помните такого («Мертвые души» как раз и можно назвать «энциклопедией русской жизни»). Вообще Гоголя и Филдинга роднит как минимум два обстоятельства. Оба – блистательные сатирики, причем я бы сказал, что чувство юмора у обоих очень схожее, гоголевское такое, то есть филдинговское, наверное. Второе обстоятельство – оба стоят у истоков реалистической школы в литературе – если Гоголь стоит у истоков русской классической натуральной школы (как это верно отмечает все тот же Белинский), то Филдинг – можно сказать, что и мировой. Почему у истоков реалистичеcкой литературы стоят сатирические произведения (вспомним и «Дон Кихота»)? – не знаю, хотя, какая-то логика в этом должна быть, какая-то логика есть во всем (неужели? – это было бы неплохо:). Впрочем, тенденция, наверное, такова, что новорожденный реализм, воспринимаемый «благородной публикой» как нечто «низменное», как раз и насмехается над всем чересчур «высоким» в литературе. Писатель-реалист, сначала начитавшись книг, а потом увидев жизнь «как она есть» – не может не улыбнуться. Но это так, замечание к слову.

Самым большим разочарованием романа для меня стало то, что ближе к условно второй половине книги линия «Том-Софья» совершенно вытеснила, ну или подчинила себе все остальные. Вообще, когда я вижу, что интрига сводится в основном к тому, выйдет там кто-то за кого-то замуж или нет – мне почти всегда становится нестерпимо скучно. Так случилось и тут – дочитывал просто для того, чтобы дочитать. Дочитал. Внимание, спойлер: свадьба состоялась (кто бы сомневался). Концовка же заинтересовала совсем другим – всю книгу Филдинг проповедовал реализм, а закончил самым махровым хэппи-эндом, где-то даже и с мыльно-оперным душком. Может, это тоже насмешка такая? Скорее, все же тут включается представление о том, что книга должна кончаться или совсем плохо (трагедия) или уж тогда совсем хорошо. В общем, и жили все долго и счастливо. Совсем как в жизни. Если бы…

Еще «Том Джонс» любопытен тем, что слово «философия» произносится в нем совершенно несчитанное количество раз. Я уверен – эта книга чемпион по количеству упоминаний этого замечательного слова. При этом поначалу Филдинг скорее ироничен; по его мнению философ может формулировать какие угодно тезисы относительно, скажем, моральных предметов, но в жизни ведет себя, как и всякий прочий; далее, однако, Филдинг отдает полную дань уважения философии как высокой науке, прежде всего в лицах вечно-символических Платона и Аристотеля. Правда, затем получается, что появление Библии все равно всю философию как бы обесценило, но... что уж тут поделаешь. Отдельное Спасибо Филдингу за образ «философа» Сквейра, который был пойман в таком месте, где бы вы менее всего ожидали встретить философа (в деле замешана дама) - это один и самых комичных эпизодов в литературе, с каким я только когда-нибудь сталкивался:)

Тяжеловесный талмуд для любителей окаменелостей

Эту книгу Томас Лефрой порекомендовал прочесть Джейн Остин в фильме «Becoming Jane» о становлении знаменитой писательницы. Та читала этот роман взахлёб денно и нощно. Полагаю, основной причиной тому была зарождающаяся влюблённость к Лефрою, нежели само произведение.

Изысканно-витиеватый, напыщенный, как барочная лепка, язык книги является одновременно её плюсом и минусом — для неискушенного читателя он усложнит восприятие и без того немаленького произведения, для ценителя же станет настоящей находкой. К нему нужно привыкать, если редко обращаешься к литературе доджейностиновского времени. Между происходящим на страницах романа и читателем постоянно веет автор, который по — английски тонко, но едко насмехается абсолютно над каждым своим неидеальным персонажем. Его колкая ирония не щадит никого. Это, пожалуй, и роднит романы Остин с «Историей Тома Джонса». Филдинг высмеивает тот тип людей, которые позиционируют себя как ортодоксальных христиан, вершат дела отнюдь не богоугодные, а зачастую противоречащие Священному Писанию, которое они знают наизусть. Не более мягок он и с супругами, потерявшими к друг другу всякий интерес, а с теми, кто до мозга костей продажен — так и вовсе жесток. Всё это, конечно, правильно и замечательно до поры до времени.

Можно хвалить автора за мастерски созданный калейдоскоп персонажей, за так точно переданный колорит и нравы Англии того времени, за искромётный тонкий юмор. Но когда между мной и книгой есть кто-то третий, который — лишний, а вовсе не запасной, да ещё и делающий выводы, которые можно сделать самостоятельно, я чувствую себя так, словно он разжёвывает мою кашу, а потом заставляет меня её есть. Не понравилось и то, что перед началом каждой части автор делает лирические отступления, в которых раскрывает все секреты дальнейшего повествования, а именно к каким литературным приёмам он приступил и для чего это было сделано. То есть снова заливает в читательский рот пережёванную кашу. Ну читатель же не олигофрен, он и сам её разжевать может.

Ещё большую неприязнь вызывает навязывание христианского мировоззрения, патриархального уклада жизни и бесконечное морализаторство. Для людей со сформировавшимся мировоззрением, отличным от религиозного или принадлежащим другой религиозной секте, чтение этой книги превратится, если не в насилие над собой, так в стресс из-за отсутствия возможности возразить автору. Если же книга адресована юному читателю, к которому автор то и дело обращается, то явно не нашего времени, ибо у типичного представителя современного юношества микрухи в голове замкнёт задолго до встречи с главным персонажем, которая произойдёт лишь через сто страниц от начала романа.

Разбавляя сюжет дискуссиями о сущности того или иного общепринятого понятия, он иллюстрирует их случаями из жизни героев, которые демонстрируют противоречивость и субъективность этих понятий и зыбкость теорий, на фоне которых незыблемо возвышается непоколебимое христианство. Разумеется, в правильном его понимании, уроки которого автор то и дело преподаёт, а не в том виде, в котором исповедуют его многие персонажи, над которыми автор подтрунивает до посинения. До посинения читателя. Воплощением правильного христианства здесь является, безусловно, мистер Олверти, что усыновил и воспитал не идеального, но благородного главного героя. Кстати, на английском его имя звучит как Allworthy, то бишь, Вседостойнейший — говорящие имена типичны для классики же. В то время как главный герой наделён одной из самых распространённых фамилий в Англии, что тоже сделано неслучайно.

Доброта и благородство главного героя приносят ему сплошные неприятности и несчастья. Пусть автор в итоге и вознаградит его, а его антагонистов накажет, зачастую вывод напрашивается совсем не тот, на который господин Филдинг рассчитывал. И вообще, автор, как мне показалось, не столько озабочен судьбой своих персонажей, сколько созданием воспитательного трактата, который бы вместил по возможности все стороны жизни и свод правил, которыми читатель, по его авторитетному мнению, должен руководствоваться, когда сталкивается с той или иной ситуацией. Он раздаёт советы налево и направо, вплоть до того, стоит ли читать газеты. Тем, как умело это вплетено в комедийный сюжет и скомпилировано с нравоучениями, увольте, восхищаться не буду. Ощущение нереальности, искусственности и надуманности повествования — это вовсе не то, что мне хочется получить во время чтения. Зачастую те, кто задаёт каноны жанра и стоят у его истоков, имеют более талантливых последователей; при всём уважении.

Памятуя об указаниях Генри Филдинга, на придираться к мелочам, а воспринимать произведение целостно и вспомнив, что критик, согласно автору, лишь шелудивый пес на заднем дворе творческой фазенды, выражаю автору свое восхищение с поправкой лишь на 18 век. К слову говоря, ссылки на образы, когда-то созданные Филдингом, упоминание его Тома Джонса, всплывают то там, то здесь, начиная с Джейн Остин и заканчивая Элис Сиболд. Несравнимым обозвать автора не получится, ибо в то же время ему через пролив улыбались другие острия пира под именами Вольтера и Дидро.

Филдинг блещет необычайными разнообразными очень связными скачками мысли, каждую книгу начинает вступлением в собственное мировоззрение, его мысли по нынешним дня гораздо интереснее самого повествования, которое читаешь с живым интересом, но где-то, процентах на 70-ти впадаешь в ступор и отчаянно зеваешь. Повествование затянуто, манерность речи начинает раздражать, а деление произведения на книги и обозначение глав, кажущееся сначала смешным и оригинальным, вызывает зевоту с явным риском вывихнуть челюсть. От истории по поводу отсутствия нормального портрета автора при жизни за английскую милю несет подлогом и, как водится, она заинтересовала меня намного больше всего прочего. В итоге один из портретов, выполненных после смерти автора, представился мне наиболее реальным на основании свежих еще впечатлений после чтения Тома Джонса. Хитрое лицо, что взирает с него на мир, наиболее соответствует собственным ожиданиям.

Безусловно произведение было когда-то очень прогрессивным, дерзким, возможно даже скандальным. В Томе Джонсе автор воплотил самого себя, играя на общественном мнении, где на одной чаше весов человеческая честь, истинное благородство, на другой - косность, ханжеские выкладки и ложь людская. Противопоставляя себя свету Филдинг сказал о многом. О чести по сути и идет речь в произведении, хотя автор и пытается оправдаться сам, хотя бы перед самим собой. Рассказав читателям о самом сокровенном в лице Тома Джонса, Филдинг создал необходимую форму для будущих откровений. Например, господину Стивенсону с его мистером Хайдом. Тот, правда, пошел гораздо дальше, но исключительно сообразно времени. Наконец, Том Джонс чрезвычайно важен для всех любителей литературы, важен как одно из начал романистики, облаченной в легкую оболочку, но скрывающей при этом вполне серьезное содержание.