Литературные критики высоко оценили простоту и парадоксальную многомерность текстов Павича, виртуозную эксцентричность формы. Они рассматривают Павича как знаковую фигуру современной прозы – писателя XXI века.
"Страшные любовные истории" – сборник новых рассказов М.Павича, где каждая вещь делает нас соучастниками некоей магической игры, затеянной писателем. Излюбленные темы Павича – любовь, смерть, загадочные сны, прошлое – вновь звучат в его прозе.
Любовь — это дорога к солнцу,
вымощенная острыми жемчужными раковинами,
по которым ты должен идти босиком.
М.Чюрленис
Я не знаю, как можно было до сих пор избегать столкновения с Милорадом Павичем. Инстинкт самосохранения, не иначе. О такие книги читатель может вдребезги разбиться, как птица о стекло. «Страшные любовные истории» мой первый Павич. И ощущения, как будто я провела ночь с мужчиной, имени которого я не знаю, но то, что нам суждено быть вместе долгие годы выжгли пальцы незнакомца на моей коже. И сейчас я пишу отчаянное признание в любви.
Можно ли увидеть музыку? Да. В своих картинах ее рисовал литовский гений Микалоюс Чюрленис. Могут ли книги разговаривать? Да. Эти книги написал Милорад Павич. Могут ли ноты иметь цвета? Да. Ими написаны сонаты Чюрлениса. Композитор окунает кисть-камертон в звуковую волну. У него не семь нот, а невообразимая палитра оттенков. Может ли текст переливаться подобно радуге и петь подобно скрипке? Да. Писатель изобретает свой алфавит-хамелеон, в котором можно заблудиться, как в лабиринте, потому что у каждой комнаты тысяча голосов и полутонов. Потому что это больше не литературный текст. Это музыкальный холст, сотканный из 30-ти нот в оригинале и 33-х в переводе на русском.
Это не картина. Это последняя органная фуга великого композитора.
Тексты Павича не рассказы, не романы, и не пьесы. И они не только игры, загадки, кроссворды, пасьянсы, глоссарии, астрологическая карты… Тексты Павича это партитура, к которой каждый должен найти свой ключ. Павичу не нужен читатель. Он ищет дирижера и соавтора для толкования своих сновидений.
Любая попытка рационального анализа разлетится, как карточный домик, зодчий которого всего лишь чихнул… Поиск линейного сюжета и логики приведет к глухой, каменной стене непонимания. Чтение книги превратится в муку, как отчаянное желание курильщика прикурить от безнадежно отсыревших спичек. Казалось бы, читатель загнан в угол? Но стоит только затихнуть и внимательно прислушаться…
Текст зазвучит сам. Буквы заговорщицки начнут перешептываться между собой, шелестя, как крылья мертвых бабочек. Слова зашуршат, как вальсирующий на ступенях старой лестнице подол кружевной юбки давно умершей прабабки. Предложения, пальцами пианиста, закружатся по вашим нервным окончаниям, рассекая их словно опасной бритвой. Абзацы запоют многоголосием хорал, который эхом будут повторять ваши собственные губы. Страницы будут переворачиваться в темпе по нарастающей. Тихое адажио, затем тревожное анданте, далее последует распаленное модерато, и, наконец, фейерверком взорвется аллегро. И в этот момент каждый рассказ раскроет свои створчатые двери и можно, осторожно перешагнув порог, войти внутрь живого, пульсирующего, дышащего и многоликого текста Милорада Павича.
И только финальным аккордом закрыв книгу, я поняла. Она уже побывала в моих руках. Я уже читала «Страшные любовные истории». Десять лет назад. Улики – характерные загибы на страницах. А в голове- полнейшая амнезия. Я не знаю, можно ли забыть, чтобы снова заново пережить первую ночь с любимым мужчиной. Зато я уверена, что можно остаться абсолютно глухим к невероятно прекрасной музыке слов, если книга открыта не вовремя и не тем ключом. Но теперь мне были подарены несколько ночей невыразимого удовольствия с автором, имя которого я знаю. И нам суждено быть вместе долгие годы, потому что теперь слова сербского сновидца выжгли текст каждого рассказа на нежной коже моей памяти.
Любовь — это дорога к солнцу,
вымощенная острыми жемчужными раковинами,
по которым ты должен идти босиком.
М.Чюрленис
Я не знаю, как можно было до сих пор избегать столкновения с Милорадом Павичем. Инстинкт самосохранения, не иначе. О такие книги читатель может вдребезги разбиться, как птица о стекло. «Страшные любовные истории» мой первый Павич. И ощущения, как будто я провела ночь с мужчиной, имени которого я не знаю, но то, что нам суждено быть вместе долгие годы выжгли пальцы незнакомца на моей коже. И сейчас я пишу отчаянное признание в любви.
Можно ли увидеть музыку? Да. В своих картинах ее рисовал литовский гений Микалоюс Чюрленис. Могут ли книги разговаривать? Да. Эти книги написал Милорад Павич. Могут ли ноты иметь цвета? Да. Ими написаны сонаты Чюрлениса. Композитор окунает кисть-камертон в звуковую волну. У него не семь нот, а невообразимая палитра оттенков. Может ли текст переливаться подобно радуге и петь подобно скрипке? Да. Писатель изобретает свой алфавит-хамелеон, в котором можно заблудиться, как в лабиринте, потому что у каждой комнаты тысяча голосов и полутонов. Потому что это больше не литературный текст. Это музыкальный холст, сотканный из 30-ти нот в оригинале и 33-х в переводе на русском.
Это не картина. Это последняя органная фуга великого композитора.
Тексты Павича не рассказы, не романы, и не пьесы. И они не только игры, загадки, кроссворды, пасьянсы, глоссарии, астрологическая карты… Тексты Павича это партитура, к которой каждый должен найти свой ключ. Павичу не нужен читатель. Он ищет дирижера и соавтора для толкования своих сновидений.
Любая попытка рационального анализа разлетится, как карточный домик, зодчий которого всего лишь чихнул… Поиск линейного сюжета и логики приведет к глухой, каменной стене непонимания. Чтение книги превратится в муку, как отчаянное желание курильщика прикурить от безнадежно отсыревших спичек. Казалось бы, читатель загнан в угол? Но стоит только затихнуть и внимательно прислушаться…
Текст зазвучит сам. Буквы заговорщицки начнут перешептываться между собой, шелестя, как крылья мертвых бабочек. Слова зашуршат, как вальсирующий на ступенях старой лестнице подол кружевной юбки давно умершей прабабки. Предложения, пальцами пианиста, закружатся по вашим нервным окончаниям, рассекая их словно опасной бритвой. Абзацы запоют многоголосием хорал, который эхом будут повторять ваши собственные губы. Страницы будут переворачиваться в темпе по нарастающей. Тихое адажио, затем тревожное анданте, далее последует распаленное модерато, и, наконец, фейерверком взорвется аллегро. И в этот момент каждый рассказ раскроет свои створчатые двери и можно, осторожно перешагнув порог, войти внутрь живого, пульсирующего, дышащего и многоликого текста Милорада Павича.
И только финальным аккордом закрыв книгу, я поняла. Она уже побывала в моих руках. Я уже читала «Страшные любовные истории». Десять лет назад. Улики – характерные загибы на страницах. А в голове- полнейшая амнезия. Я не знаю, можно ли забыть, чтобы снова заново пережить первую ночь с любимым мужчиной. Зато я уверена, что можно остаться абсолютно глухим к невероятно прекрасной музыке слов, если книга открыта не вовремя и не тем ключом. Но теперь мне были подарены несколько ночей невыразимого удовольствия с автором, имя которого я знаю. И нам суждено быть вместе долгие годы, потому что теперь слова сербского сновидца выжгли текст каждого рассказа на нежной коже моей памяти.
Страшные любовные истории, секс и смерть, всё это очень по Фрейду, а мне близко и понятно. А помимо того, что понятно, это ещё и красиво.
Текучесть текстов Павича имеет много общего с водой, которой он так много уделял внимания: и в снах течение реки, и вся жизнь – поток, бурный и стремительный или наоборот. Вода, как архетип рождения и жизни, постоянный герой прозы Милорада Павича, её он преподносит в разных ситуациях и в разных контекстах, неизменно только яркость и оригинальность образов.
Пожалуй, эта книга, объединившая двенадцать самых разных историй на одну, в общем-то, тему, для меня лучшее пока из всего Павича. Однако, рассказ с героями «Хазарского словаря» всерьёз заставляет прочесть и его. Так что беру на заметку.
Вот уж точно: Павич — автор не для всех!
Он понравится тем читателям, кто любит необычную прозу, с этаким подвывертом. Такую, где все слова вроде бы понятны, а смысл просто ускользает. Тем, кто умеет "читать ушами", потому как не могу не признать мелодичности в стиле автора.
Но я вот такую литературу не жалую. Не понимаю я её. Беда это моя или счастье — не знаю. Но вот Павича зря взялась читать. Подозревала же, что не понравится!
"Вокруг Света с Эрастом Фандориным". Тур №5. Остановка 11 - Сербия
Охота на снаркомонов 2016
Настал тот день. Я и Милорад Павич. Мы опять встретились. Сколько я себе обещала почитать «Хазарской Словарь» - а попала на глаза эта книжка, да еще и в аудиформате – короткие рассказы во время работы заходили неспеша и по одному.
Одиннадцатый палец. Палец? Одиннадцатый? Я даже подумать не могла! Я не знала, чего я ожидаю, потому я ошарашена! Вот…А хитросплетение семейный связей и их связующих! А то, что это вообще-то письмо чужому человеку! А то, что это рассказик на 25 минут?
История о душе и теле. Начинаю думать, что все таки книжку правильней назвать «Страшные эротические истории» - любви пока никакой, сплошные страсти и возбуждения. Хотя рассказы с запахом моря я люблю))
Долгое ночное плавание. «Рыбу он с тех пор чистил и жарил не убивая, так что, насаженная на саблю, она трепыхалась над огнем еще живая, а ходил всегда с торчащим наружу концом, потому что поклялся вернуть его в штаны только тогда, когда вернет в ножны саблю.» - хорошее начало рассказа, не правда ли? А как Вам продолжение о слепой и глухой проститутке, работающей на износ на судне? То-то, же!
Грязи. Рассказик такой… с лёгкой инцестинкой.
Корсет. Рассказ з привкусом де жа вю. Где-то я это видела, слышала, читала. Сюжет не нов, ну кроме некоторых мелочей. И мистика. Мистика – это всегда хорошо, это всегда дополнительные нотки, самые стойкие.
Русская борзая. То ли я отвлеклась, то ли мне не надо…в один момент я потеряла нить, и один рассказ поделился на два и назад я связь не вернула. Аудиодорожка закончилась, а в голове гудела одна фраза: «Никогда не трогай того, кто лежит на дне».
Сводный брат. Павичу так нравится сплетать семейные древа и веточки, что кажется, оно у него получается проще, чем с наушниками в кармане. К концу книги я, что говорится, прониклась и начала сама связывать все истории, семьи и причинные связи.
Шляпа из рыбьей чешуи. Переодевание – опять. Камни – опять. Мистика-всенепременно. То, как Павич описывает интимное и эротичное – до сих пор мне не дается. Как можно описывать так, что б я внутри краснела, но все очень чинно и сверх-литературно.
Вот и все. Чешуя, пальцы, проститутка, тетки, двоюродные дедушки, камни, изнасилования и прочие остались позади. Все не так страшно, как кажется. Не страшно – грустно. А вообще:
«Если ты говоришь: «Моя любовь остается все такой же вот уже три года», то знай, что твоя любовь умерла. Любовь жива, пока она изменяется. Как только она перестанет меняться, это конец.»
Говорят, что вы хуже других, потому что не такой как все.
Наверное, поэтому "Страшные любовные истории" не поняты сколькими людьми. Не любим мы то, что отличается. А балканскую кровь сразу на вкус не распробовать, она же наполнилась потом и слезами, которые стекались с Востока и Запада, Европы и Азии, и она будоражит самые темные наши стороны. Если мы владеем смелость открыться, конечно.
Мысли – всего лишь приправа к душе.
Я - счастливый книголюб, я нашла своих любимых авторов, которые наталкивали на размышления, философию, заставляли плакать и смеяться, запивать горе кальвадосом, подниматься и идти дальше. Я - баловень судьбы, некоторых знаю лично. С другими сталкивалась в снах. Но у меня еще оставался незаполненный кусочек души, который нужно было укрыть мыслями - он ждал встречи с Павичем.
Блестящие метафоры, глубина философских происков, тайны и мистика магического реализма - Павич впитывался порами кожи, медью сковывал язык, въедался как противный запах в волосы, и это было откровение - когда не боишься обнажиться, признаться в своих грехах и тайных замыслах. Когда позволяешь себе фантазии, в которых ты никогда не признаешься, в которых ты купаешь свое омраченное, извращенное и голодное к глубоким тайнам второе я.
Дьявола видит только тот, кто хочет его видеть.
И не говорите, что вы все святые, которые не пускались во все тяжкие (тут дело даже не в религии). Я не говорю тут о пороке и разврате, а даже о том, что творится за дверями вашей внутренней спальни (той, что в голове). Немного мистики, инцеста, истории, выдумки, приведений, немного разоблачений, наваждений и внезапных открытий - Павич вам укажет путь в лабиринте сокровенных чувств.
Ведь темная сторона - это не значит плохая, это значит - неизведанная.
Наверное, самая популярная и правдивая цитата из книги:
Если ты говоришь: «Моя любовь остается все такой же вот уже три года», то знай, что твоя любовь умерла. Любовь жива, пока она изменяется. Как только она перестанет меняться, это конец.
Моя личная оценка 9/10, не смотря на некоторые затянутые моменты, книга меня впечатлила, покорила и вынудила искать все, что есть у Павича. Читать людям с фантазией, без особо выраженного чувства скованности и скромности (чтобы не переводить все в площадь вульгарности и пошлости); философам, мечтателям, открывателям, литераторам, реалистам, любителям жизни и всем, кто хотел бы такими стать. Для полноты картины можете на далеком фоне включить музыку Бреговича (из более ранних) или Кустурицы.
– Я ему о любви, а он мне о конце света.
– Так ведь и я, и ты говорим о любви. В сердце не существует пространства, в душе не существует времени…
Если не находите логики - попробуйте почувствовать. Если уверенны только в одном традиционном виде любви - даже не пробуйте чувствовать, ищите что то новое. Но если вы даже не нашли ничего нового в этой книге - то я жму вам руку, и почти преклоняю колено. Но не нужно преувеличивать, помните правило:
– Никогда не стреляй, если твоего ружья не слышно хотя бы в трех государствах!
Надень на каждого дурака белую шапку, сразу покажется, что всё вокруг снегом засыпано!
Главная особенность всех нас, живущих в двадцать первом веке, – это то, что мы забываем все, что было в прошлом, двадцатом. Душа наша стала короткой и неясной.
Человек похож на улитку, его слизистое прошлое тянется за ним, как прозрачный след, а будущее ему приходится взволакивать на себе на плечи, как домик, в который он скрючившись забирается каждый вечер, чтобы переночевать.
Живите в настоящем. Только так вы сможете уравняться со всеми другими людьми. Потому что, в сущности, мы все всегда мертвы для нашего будущего. В завтрашнем дне нас нет, словно мы никогда и не рождались, в завтрашнем дне мы похоронены, словно в передвижном гробу, который перемещается во времени и следует впереди нас, откладывая конечный исход ещё по крайней мере на ближайшие двадцать четыре часа. И вот в один прекрасный день мы его нагоняем, нагоняем этот завтрашний день. И это завтра, в котором нас нет, в котором нас никогда раньше не было, переходит в наш нынешний день и поселяется в нём. И тогда всему приходит конец. Тогда больше нет завтра.
Если ты говоришь: " Моя любовь остается все такой же вот уже три года", то знай, что твоя любовь умерла.