Секс. Смерть. Искусство...
Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.
«Нексус» — такой, каков он есть!
Прошло уже несколько дней, и Нексус постепенно выветривается из памяти... Но надо резюмировать, чтобы помнить хоть что-то.
За свою трилогию - за три недели - Генри Миллер стал для меня нарицательным существительным. Это такой генримиллер - отвратный человек с замечательным умением бухтеть и вешать лапшу. Не знаю вот как в нем это совмещается. Он бесконечно добр ко всяким убогим, глупым, задроченным созданиям, и бесконечно жесток ко всякому, кто ему не понравится, то есть благополучным, здоровым, успешным людям. Он скот по отношению к своим женщинам (своей женщине) и Поэт по отношению к Женщине в целом. Настоящий Поэт, без дураков. И единственное его состояние ,в котором он мне нравится - это генримиллер страдающий. Только тогда она начинает напоминать хоть кого-то, отдаленно напоминающего нормального человека. Это понятное мне чувство.
В третьей серии его любимая женщина увлеклась какой-то приблудой, чокнутой художницей Стасей, и духовно "покинула" Генри. Они живут в этаком менаж-а-труа, но Генри немного в стороне. Генри страдает, и наконец-то принимается (слава Всевышнему!) за первые наброски к своей будущей книге. И его размышления на тему "как писать", "что писать", "а надо ли писать" - едва ли не самое интересное во всей трилогии. И вот надо же обладать такой железобетонной уверенностью в собственном таланте, чтобы не бросить это занятие, когда у тебя раз за разом не получается ничего. Ни любой самый захудалый рассказик, ни уж тем более роман. Но именно в этой время Генри вырабатывал свой стиль, новаторский, как говорят, мне он новаторским не кажется, ну да ладно. Это стиль чукотских акынов "что-вижу-то-пою", только щедро приправленный кучкой секса. Ну, видимо, он художник, он так видит. Мне теперь интересно, это все мужчины так "видят" или только генримиллеры?
Еще Генри приобретает себе идефикс - Европа. Почему-то под Европой Генри и Джун (ну, Мону в реальной жизни звали Джун) разумеют Париж, и только Париж, Испания вот не прельщает их, и совсем не Европа, видимо. И заканчивается третья серия обретением сего Грааля, Мальчик хочет в Тамбов Генри едет в Париж, ура, свершилось. Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали (или в случае с Генри лифчики вернее будет). Ну кто, может, и не бросал, а будь у меня чепчик, я бы бросила. Ну сколько можно то звездострадать без денег?
Продолжение Розы Распятия можно прочитать уже в Википедии. Генри познакомится с Анаис Нин (теперь ее дневники меня ждут... когда-нибудь) и забудет свою фемм фаталь, Джун. Джун же уедет назад в Америку, сопьется, скурится, скурвится, будет жить на деньги Генри, добрый десяток лет проведет в психиатрических больницах... Жаль ее. Сформировала писателя, называется... Так вот гении по людям проезжаются. А Генри - ну, про Генри все известно. Сменит еще парочку жен и тысячу женщин, напишет много романов, прославится, и умрет на собственном ранчо в Колорадо.
Честно говоря, несмотря на дикую усталость от генримиллера, не могу не признать, что мысли его будут близки половине мужского населения Земли. Им будет интересно. Мне же нет. Мне немного грустно, как будто закончилась эпоха, но, честно, я с радостью закрыла для себя эту трилогию, и встречусь с Генри еще нескоро. Пока, Генри. Скучать я по тебе не буду, но познакомиться с тобой было познавательно.
Прошло уже несколько дней, и Нексус постепенно выветривается из памяти... Но надо резюмировать, чтобы помнить хоть что-то.
За свою трилогию - за три недели - Генри Миллер стал для меня нарицательным существительным. Это такой генримиллер - отвратный человек с замечательным умением бухтеть и вешать лапшу. Не знаю вот как в нем это совмещается. Он бесконечно добр ко всяким убогим, глупым, задроченным созданиям, и бесконечно жесток ко всякому, кто ему не понравится, то есть благополучным, здоровым, успешным людям. Он скот по отношению к своим женщинам (своей женщине) и Поэт по отношению к Женщине в целом. Настоящий Поэт, без дураков. И единственное его состояние ,в котором он мне нравится - это генримиллер страдающий. Только тогда она начинает напоминать хоть кого-то, отдаленно напоминающего нормального человека. Это понятное мне чувство.
В третьей серии его любимая женщина увлеклась какой-то приблудой, чокнутой художницей Стасей, и духовно "покинула" Генри. Они живут в этаком менаж-а-труа, но Генри немного в стороне. Генри страдает, и наконец-то принимается (слава Всевышнему!) за первые наброски к своей будущей книге. И его размышления на тему "как писать", "что писать", "а надо ли писать" - едва ли не самое интересное во всей трилогии. И вот надо же обладать такой железобетонной уверенностью в собственном таланте, чтобы не бросить это занятие, когда у тебя раз за разом не получается ничего. Ни любой самый захудалый рассказик, ни уж тем более роман. Но именно в этой время Генри вырабатывал свой стиль, новаторский, как говорят, мне он новаторским не кажется, ну да ладно. Это стиль чукотских акынов "что-вижу-то-пою", только щедро приправленный кучкой секса. Ну, видимо, он художник, он так видит. Мне теперь интересно, это все мужчины так "видят" или только генримиллеры?
Еще Генри приобретает себе идефикс - Европа. Почему-то под Европой Генри и Джун (ну, Мону в реальной жизни звали Джун) разумеют Париж, и только Париж, Испания вот не прельщает их, и совсем не Европа, видимо. И заканчивается третья серия обретением сего Грааля, Мальчик хочет в Тамбов Генри едет в Париж, ура, свершилось. Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали (или в случае с Генри лифчики вернее будет). Ну кто, может, и не бросал, а будь у меня чепчик, я бы бросила. Ну сколько можно то звездострадать без денег?
Продолжение Розы Распятия можно прочитать уже в Википедии. Генри познакомится с Анаис Нин (теперь ее дневники меня ждут... когда-нибудь) и забудет свою фемм фаталь, Джун. Джун же уедет назад в Америку, сопьется, скурится, скурвится, будет жить на деньги Генри, добрый десяток лет проведет в психиатрических больницах... Жаль ее. Сформировала писателя, называется... Так вот гении по людям проезжаются. А Генри - ну, про Генри все известно. Сменит еще парочку жен и тысячу женщин, напишет много романов, прославится, и умрет на собственном ранчо в Колорадо.
Честно говоря, несмотря на дикую усталость от генримиллера, не могу не признать, что мысли его будут близки половине мужского населения Земли. Им будет интересно. Мне же нет. Мне немного грустно, как будто закончилась эпоха, но, честно, я с радостью закрыла для себя эту трилогию, и встречусь с Генри еще нескоро. Пока, Генри. Скучать я по тебе не буду, но познакомиться с тобой было познавательно.
"Нексус" - завершающий "Розу распятия" автобиографический роман-поток Генри Миллера.
Все тот же старина Вэл. Любовь и искусство накануне отъезда в Париж. Произведение затрагивает любимые темы автора: друзья и люди как живые книги, Достоевский, Гамсун, Унамуно, Рембо, критика общества буржуа и потребления, живопись, анархизм, противопоставление США и Европы.
Первая часть романа лирическая исповедальная проза о любви к Моне, о непростых взаимоотношениях с ней и с её новым увлечением - подругой-художницей Стасей.
Вторая - о первом писательском опыте, об искусстве. После чтения романа Вила-Матаса "Париж не кончается никогда", на мой взгляд одним из самых сильных в данной тематике, миллеровский исповедальный поток уже идет не так. Хотя стоит отметить, что автор "Нексуса" - замечательный рассказчик и удовольствие от чтения несомненно может быть получено.
Никогда не думала, что начну читатбь Миллера, ибо познакомилась с его "Тропиком рака" на пике своей библиофилии (где-то лет в семнадцать) и думала, если честно, что это долбанутый на всю голову писатель, который и слова не скажет в простоте...
Как же я ошибалась...
Эта книга....как же ее описать, ну это такие Геймановские "Американские боги" лишенные мистики...что еще можно сказать...книга повествует о том, что талантливого человека от обывателя отличает только одно,-наличие таланта...
Вот он, дурацкий, неприкаенный, никому ненужный, отвратный, по сути, человек (у меня точно нет никаких добрых чувств к человеку, который бросил своего ребенка, и вынуждает жену заниматься интеллигентной проституцией) к тому же (если вышеперечисленного не хватило) он ленивый вымогатель-попрошайка, мелкий ворюга...есетера
Говно, короче, а не человек, но...есть одно, то что возвышает его,-это поющая точка внутри, огромный талант, которые прямо из поросят записывает его в святые...
Я очень рада, что таке книги существуют. У Высотского в его "Алисе в стране чудес" расказчик ДоДо вопрошает, мол, что остается со сказкой потом, после того, как ее рассказали...
А остается, вот такой сказочник, неприспособленный, неумелый в быту , но тем не менее мастер своего дела...
И еще: Американский спорщик с богом и Дьяволом, немецкий трансгендер - отшельник, английский воришка-трансвестит, английский же комик, вечно воюющий со всем миром, вы все в моем пантеоне, я всех вас люблю...
Сексус. Плексус. Нексус.
Сексус. Первый триместр. Пьяные оргии. Пьяные мысли. Страсть.
Плексус. Второй триместр. Первые наброски. Поиск себя. Любовь.
Нексус. Последний триместр. Обещание. Поэзия экстаза. Писательство. Отчаявшаяся любовь. Европа. Возвращение блудного сына.
Когда читала, улыбка не переставала появляться на лице. Это чудесно, прекрасно, непередаваемо. Тебя посадили в голову к художнику. И вот ты смотришь на мир его глазами, глазами Художника. Ты думаешь, как Он, говоришь, как Он, твои руки-это его руки, печатающие текст на печатной машинке. Генри Миллер прекрасен.
"Нексус", на мой взгляд, самая откровенная часть трилогии. Поиски себя обострились до предела. Острое желание удержать уходящую, теряемую любовь. И вот она, новая страсть, -Европа. Такая манящая и такая далекая. И такая обещающая. Обещающая что-то новое, но столь же прекрасное и удивительное.
Единственный секрет, который принес в наш мир Христос, единственное, чему он хотел нас научить, дорогие мои, заключается не в том, чтобы понять Жизнь, или изменить её, или даже просто любить, но пить из её неиссякаемого источника
Заключительная книга блестящей трилогии «Роза Распятия». Новый Завет, Le tout Nouveau Testament - по одноимённому фильму Жако Ван Дормеля. Книга, в которой можно жить, цитаты из которой следует знать наизусть. Сакральный и святой текст, написанный «для сумасшедших – или для ангелов». Приторная атмосфера Америки 30-ых годов, обнажённые смуглые тела кубинских девушек, грязные дансинги, конторы, обыватели и их скучные несчастные семейки. Миллер принадлежит этому миру лишь условно, наполовину, изредка выделяя взглядом художника ту или иную деталь. Неважно, где его взгляд сейчас – под чьей-то юбкой или на страницах биографического словаря. Ведь подлинный фон его исповеди – это призрачный ангельский мир, который царит в воображении и который необходимо воплотить в слове, а значит, и в жизни. Мир, в котором можно забыть о глубине боли, всегда сопровождающей настоящую любовь.
«Меня охватила буйная радость! И полная, абсолютная вера в справедливость.
Встав на ноги новым человеком, я развел руки в стороны, желая обнять весь мир. Ничто не изменилось, предо мной был всё тот же знакомый мир, но я смотрел на него другими глазами, мне не хотелось больше прятаться от него, страшиться искушений или пытаться его изменить. Я был с ним и в нём. Побывав в долине смерти, я не боялся больше быть человеком.
Наконец я нашёл себе пристанище. Нашёл место. Оно было в миру, рядом со смертью и грехом. А в товарищах у меня были солнце, луна, звёзды. Сердце мое, очищенное от зла, не испытывало больше страха, оно рвалось отдать себя первому встречному. Мне казалось, что весь я — сплошное сердце, сердце, которое уже не может быть ни разбито, ни ранено: ведь теперь оно неотделимо от того, кто дал ему жизнь.
И я двинулся в путь, все вперёд и вперёд, не боясь больше жизни, и вступил в мир, где видел только разруху, опустошения и царившую повсюду панику. И возопил я, собрав душевные силы: «Будьте храбрыми, о, братья и сестры! Будьте храбрыми!»
Суды надо упразднить, законы надо упразднить, полицию надо упразднить, тюрьмы надо упразднить. Вся система больна. Потому я и ебусь напропалую. И ты будешь, если посмотришь на всё моими глазами.
В наше время нет тех перспектив, которые люди рисуют в своем воображении. Это значит, что мы глубоко заблуждаемся - во всем. Достоевский заранее обследовал местность и обнаружил, что дорога заблокирована на каждом боковом повороте. Достоевский - человек пограничный, в глубинном смысле. Он рассматривал одну позицию за другой на каждом опасном, сулящем надежду, поворотном пункте и обнаруживал, что для нас, какие мы есть, выхода нет.
Но даже мы, как ни презренны мы в своей слабости, испытываем порой некое подобие этой истинной, бескорыстной любви. Кто из нас в слепом поклонении недоступному предмету обожания не говорил себе: “Ну и что, что она никогда не будет моей? Главное - она есть, и я могу обожать её и поклоняться ей вечно!” При всей несостоятельности такой возвышенной точки зрения любящий, который рассуждает подобным образом, стоит на твердой почве. Он познал миг чистой любви. А с этим не сравнится никакая другая любовь, сколь бы светла, сколь бы долговечна она ни была.
Как ни мимолетна бывает такая любовь, вправе ли мы применительно к ней говорить о потере? Потерю здесь можно усматривать лишь в одном - и как это понятно истинно любящему! - в отсутствии неугасающего влечения, возбуждаемого другим. До чего же сер и уныл тот роковой, злосчастный день, когда любящий вдруг осознает, что он больше не одержим, что он, так сказать, излечился от своей великой любви! Когда он, пусть даже неосознанно, упоминает о ней как о “безумии”. Чувство облегчения, появляющееся в результате такого пробуждения, может заставить человека совершенно искренне уверовать в то, что он вновь обрел свободу. Но какой ценой! И какая худосочная эта свобода! Не бедствие ли - снова и снова взирать на мир будничным взглядом, с будничной житейской мудростью? Не тоскливо ли снова оказаться в окружении давно знакомых, заурядных существ? Не мучительно ли убеждать себя в том, что надо, как говорится, жить дальше, когда брюхо у тебя набито камнями, а рот - гравием? Обнаружить пепел, кучи пепла там, где некогда сияли светила, чудеса на чудесах, небеса на небесах, и всё это множилось, множилось и множилось, словно возникая из неведомого волшебного источника!
Как можно быть неудачником, если ты продолжаешь бороться, продолжаешь сопротивляться?
Представь себе, если сможешь, что наступило завтра и ты проходишь мимо этого места в поисках того, кто даст тебе десятицентовик. Меня здесь уже не будет — я буду на «Иль-де-Франс». Идешь, значит, ты, в горле пересохло и все такое, а навстречу тебе хорошо одетый мужчина, которому нечем заняться… вроде меня… и вот он плюхается… на эту скамейку. И что делаешь ты? Подходишь к нему со своей обычной просьбой: «Подайте десять центов, мистер». Мужчина отрицательно качает головой. Нет! И вот тут ты делаешь удивительную вещь — то, что я только что придумал. Не убегаешь поджав хвост, а спокойно стоишь и улыбаешься… по-доброму улыбаешься. А потом говоришь: «Я пошутил, мистер. Не нужны мне десять центов. Вот вам доллар и да благослови вас Господь!» Понял? Здорово, правда?