Широкую известность Александру Фадееву принёс роман «Разгром» (1927) и одноименный фильм, выпущенный на экраны в 1931 г., о партизанской войне на Дальнем Востоке. В своем произведении Фадеев рисует реальную жизнь, сосредоточив внимание на истории духовного роста людей, формирования характеров. В образе Левинсона Фадеев подчёркивает высоту коммунистического сознания.
По долинам и по взгорьям
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.М. Светлов, "Гренада", 1926
После глубокого впечатления, оставленного «Цементом» , решил я перечитать те произведения наших 20-х, что когда-то оставили яркие воспоминания. И начал с «Разгрома», благо стоит у меня на полке милое издание 1936 года, какими-то неведомыми мне путями попавшее в нашу семью (я не знаю, кто такой С.М. Шустиков, но у него был экслибрис!).
Казалось бы, просто книга, просто краска на старых страницах, а все же удовольствия от чтения больше, когда книга – живой материальный объект, прижизненное издание и все такое прочее.
«Разгром» - отличная проза, яркая, сочная, насыщенная дальневосточным колоритом (хунхузы, чумиза, «маньчжурка» и корейские хутора), но берущая другим – удивительно точно выписанной психологией, как героев, так и человеческих коллективов, что отряда, что деревни. Но прежде всего, и вряд ли это спойлер, если все и так вынесено автором в заголовок, прелесть в том, что это история поражения, гибели большого начинания. Нет, мы понимаем, что финал открытый, что все еще, возможно, будет, но тем не менее.
В этот раз я смотрел на детали, не замеченные несколько лет назад. «Разгром» нужно читать с картой, смотреть на эти арсеньевские места (и думать – что бы стало с Дерсу в огне Гражданской?) и сопоставлять. Названия теперь все не те, нет этого ненашего колорита, что правил бал во времена Фадеева – в 1972 году, после Даманского, китайские и напоминающие китайские названия с карты стерли. Вот Морозка и прочие шахтеры, откуда они? Что за Сучан? Гугл знает, конечно, что это Партизанск, а Сандагоу – Булыга-Фадеево (догадайтесь – в честь кого?), но чудно это все же, как иногда политика влияет на нашу жизнь.
Фадеев пишет хорошо, не отвлекаясь на дидактику. Люди у него настоящие, противоречивые, дурные и хорошие, есть и шкуры, но нигде не позволяет он себе осечься, наставлять, пропагандировать, хотя пару раз кажется, что соблазн свалиться в эту крайность был. Нет, мы видим, конечно, и по мизансценам, и по характеристикам героев, что сам автор на стороне взбалмошного пролетария Морозки, осуждая чистоплюйство и книжность Мечика (и какой интеллигент не узнает себя во многих дурных проявлениях Мечика?). Но, однако же, читателю остается делать все выводы самому.
Хороши у него люди, рельефные, живые. Что Левинсон, боевой командир, вспоминающий в себе с трудом еврейского мальчика, торговавшего с отцом подержанной мебелью, что Метелица (похожий для меня на героев Бабеля из Конармии ), привыкший к своей звериной грации и силе, что безотказная Варя (что бы подумал о ней Вильгельм Райх ?).
Я помню, что в уже упоминавшейся «Конармии» удивило меня употребление крепких выражений, казавшихся мне современными, но бывшими, оказывается, уже в ходу сто лет назад. Вот и в «Разгроме» попался мне прозрачный эвфемизм «женя с ручкой», сделавший еще одно сравнительно грубое выражение как минимум современником Гражданской войны.
Терпко это было, с нотками яркого осеннего солнца – читать про японцев и колчаковцев, про партизан и последний рывок, про, гхм, эвтаназию и человеческое разгильдяйство.
По долинам и по взгорьям
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.М. Светлов, "Гренада", 1926
После глубокого впечатления, оставленного «Цементом» , решил я перечитать те произведения наших 20-х, что когда-то оставили яркие воспоминания. И начал с «Разгрома», благо стоит у меня на полке милое издание 1936 года, какими-то неведомыми мне путями попавшее в нашу семью (я не знаю, кто такой С.М. Шустиков, но у него был экслибрис!).
Казалось бы, просто книга, просто краска на старых страницах, а все же удовольствия от чтения больше, когда книга – живой материальный объект, прижизненное издание и все такое прочее.
«Разгром» - отличная проза, яркая, сочная, насыщенная дальневосточным колоритом (хунхузы, чумиза, «маньчжурка» и корейские хутора), но берущая другим – удивительно точно выписанной психологией, как героев, так и человеческих коллективов, что отряда, что деревни. Но прежде всего, и вряд ли это спойлер, если все и так вынесено автором в заголовок, прелесть в том, что это история поражения, гибели большого начинания. Нет, мы понимаем, что финал открытый, что все еще, возможно, будет, но тем не менее.
В этот раз я смотрел на детали, не замеченные несколько лет назад. «Разгром» нужно читать с картой, смотреть на эти арсеньевские места (и думать – что бы стало с Дерсу в огне Гражданской?) и сопоставлять. Названия теперь все не те, нет этого ненашего колорита, что правил бал во времена Фадеева – в 1972 году, после Даманского, китайские и напоминающие китайские названия с карты стерли. Вот Морозка и прочие шахтеры, откуда они? Что за Сучан? Гугл знает, конечно, что это Партизанск, а Сандагоу – Булыга-Фадеево (догадайтесь – в честь кого?), но чудно это все же, как иногда политика влияет на нашу жизнь.
Фадеев пишет хорошо, не отвлекаясь на дидактику. Люди у него настоящие, противоречивые, дурные и хорошие, есть и шкуры, но нигде не позволяет он себе осечься, наставлять, пропагандировать, хотя пару раз кажется, что соблазн свалиться в эту крайность был. Нет, мы видим, конечно, и по мизансценам, и по характеристикам героев, что сам автор на стороне взбалмошного пролетария Морозки, осуждая чистоплюйство и книжность Мечика (и какой интеллигент не узнает себя во многих дурных проявлениях Мечика?). Но, однако же, читателю остается делать все выводы самому.
Хороши у него люди, рельефные, живые. Что Левинсон, боевой командир, вспоминающий в себе с трудом еврейского мальчика, торговавшего с отцом подержанной мебелью, что Метелица (похожий для меня на героев Бабеля из Конармии ), привыкший к своей звериной грации и силе, что безотказная Варя (что бы подумал о ней Вильгельм Райх ?).
Я помню, что в уже упоминавшейся «Конармии» удивило меня употребление крепких выражений, казавшихся мне современными, но бывшими, оказывается, уже в ходу сто лет назад. Вот и в «Разгроме» попался мне прозрачный эвфемизм «женя с ручкой», сделавший еще одно сравнительно грубое выражение как минимум современником Гражданской войны.
Терпко это было, с нотками яркого осеннего солнца – читать про японцев и колчаковцев, про партизан и последний рывок, про, гхм, эвтаназию и человеческое разгильдяйство.
Не в моих правилах писать подобные отзывы, но, видимо, иногда нужно. СКУКОТЕНЬ! Дошел до середины, и дальше мучиться не собираюсь. Вот и всё.
Если бы не школа, я бы, наверное, никогда бы не взялась читать эту книгу. Именно поэтому я так благодарна школьной программе за такую прекрасную возможность познакомиться с творчеством автора, в частности с "Разгромом". В книге прекрасно раскрыт и показан внутренний мир главных героев. Их проблемы, терзания и сомнения "примеряешь" на себя, обдумывая, а как бы ты поступил в той или иной ситуации. Ты начинаешь жалеть, сострадать одним и ненавидеть, презирать других. "Разгром" читается легко, можно сказать, запоем. Язык автора прост, но красив. Хотя бы раз книгу стоит прочитать.
Если отбросить войну, то это повествование о человеческом одиночестве и силе, которую даёт ответственность за чужие жизни.
О том, что никто никого не лучше, поскольку все из одного истока вышли, все в одних условиях мужицкой России существуем, все один груз несём.
О том, как проявляется сущность человека, когда жизнь перестаёт быть мирной, выходит за рамки быта. О том, как в ситуации на грани жизни и смерти отбрасывается всё лишнее, всё фальшивое, остаётся только по-настоящему важное. Был никем - не прикроешься ничем. Был слабым, трусливым, предателем (Мечик) - таким и окажешься. Был готов жертвовать собой ради других (Левинсон, Бакланов, Метелица, пастушок) - так и поступишь, если необходимо. Не мог найти себя в обычной жизни (Морозка - Иван Морозов) - не найдёшь и на грани войны и мира. И настоящая любовь-нежность (Варя) проступает на первый план, отбрасывая обиды и условности. А внешнее - приберегите для времени, когда можно претворяться.
О том, как у каждого в жизни есть выбор: индивидуальный путь эгоистического спасения своей шкуры и путь вместе со всеми, за всех, ради всех, - и каждый делает свой сложный выбор: остаться сильным и бороться или сдаться и снять с себя всякую ответственность даже за одну - свою - жизнь.
Роман о безнадёжность бороться с тем, что сильнее тебя, об ответственности одного перед массой таких же, вверяющихся одному. О человеческой усталости и пределах возможностей. Об усталости, из которой невозможно выбраться.
Устали все, но не все могут себе позволить быть безразличными. И здесь имеет значение не запас сил каждого конкретного человека, а смысл существования: для себя самого или ради высшей цели, ради народа.
О войне, которая по-своему расставляет приоритеты, ставя животное перед сознательным, и о том, что личность может быть сильнее этого. О том, как противоестественно и невозможно всё время находиться в состоянии крайнего напряжения всех сил.
О тяжести ответственности, при которой никто не видит в человеке человеческого - только воплощение безошибочного плана, когда остальным не обязательно понимать, но подчиняться.
Но при этом главное - быть не одному, находить в других поддержку, понимать высшую цель происходящего: нет смысла жертвовать собой, если не ради других; важно сохранить целостность боевой единицы, и пусть думаю что хотят те кто не понимает значимости этого.
Роман о том, что война - противоестественна, но именно она вскрывает всё истинное в человеке.
А природа продолжала жить своей жизнью...
тебя, об ответственности одного перед массой таких же, вверяющихся одному. О человеческой усталости и пределах возможностей. Об усталости, из которой невозможно выбраться.
Устали все, но не все могут себе позволить быть безразличными. И здесь имеет значение не запас сил каждого конкретного человека, а смысл существования: для себя самого или ради высшей цели, ради народа.
О войне, которая по-совему расставляет преоритеты, ставя животное перед сознательным, и о том, что личность может быть мильнее этого. О том, как противоестественно и невозможно всё время находиться в состоянии крайнего напряжения всех сил.
О тяжести ответственности, при которой никто не видит в человеке человеческого - только воплощение безошибочного плана, когда остальным не обязательно понимать, но подчиняться.
Но при этом главное - быть не одному, находить в других поддержку, понимать высшую цель происходящего: нет смысла жертвовать собой, если не ради других; важно сохранить целостность боевой единицы, и пусть думаю что хотят те кто не понимает значимости этого.
Роман о том, что войно - противопестветвенна, но именно она вскрывает всё истинное в человеке.
А природа продолжала жить своей жизнью...
Гражданская война на дальнем Востоке
В годы моего отрочества Александр Фадеев был одним из самых известных советских писателей, известность которого еще более возросла после опубликования "Молодой гвардии" в 1945 году. Поэтому книги с его произведениями были нарасхват. После того, как я прочитал "Молодую гвардию" мне очень захотелось прочитать другие его произведения, но на книги был дефицит. Следующую его книгу "Разгром" мне удалось получить в свои руки только года два спустя. Начав читать книгу, я очутился совершенно в другой атмосфере, если сравнивать с "Молодой гвардией". Другое время, другая война, множество совершенно разных людей, а главное в ней было много страниц, посвященных чудесной дальневосточной природе, которую Фадеев хорошо знал, так как родился и вырос на Дальнем Востоке. Запомнился мне и целый ряд интересных, порой противоречивых характеров со своими слабостями и сильными сторонами, сомневающихся и убежденных в правоте дела, за которое борются, смелых и трусливых. Наиболее выпукло Фадеев показал Левинсона, Морозко, Метелицу и их антипода Мечика. Кстати, сам роман вырос из рассказа о Метелице. В целом, книга мне понравилась и встала в один ряд с "Молодой гвардией".
У нее не хватало мужества сразу сознаться в этом: не так легко было выбросить все, чем долгие дни и ночи она жила – страдала, наслаждалась, - и ощутить в душе внезапную, ничем не заполнимую пустоту. И она заставляла себя думать так, будто ничего особенного не случилось... будто все все пойдет по-хорошему, но вместо того с самого утра думала только о том, как Мечик обидел ее и как он не имел права обижать ее, когда она подошла к нему со своими мечтами и со своей любовью.
...нездешние глаза Левинсона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.
Мечик лежал на спине, глазами нащупывая звезды; они едва проступали из чёрной пустоты, которая чудилась там, за туманной завесой; и эту же пустоту, ещё мрачней и глуше, потому что без звёзд, Мечик ощущал в себе.
Видеть все так, как оно есть, - для того, чтобы изменять то, что есть, приближать то, что рождается и должно быть.
Ему было жаль не того, что он умрет сейчас, то есть перестанет чувствовать, страдать и двигаться, — он даже не мог представить себя в таком необычайном и странном положении, потому что в эту минуту он ещё жил, страдал и двигался, — но он ясно понял, что никогда не увидеть ему залитой солнцем деревни и этих близких, дорогих людей, что ехали позади него.