«… – Скажи, Женя, что из написанного тебе дороже и почему?
– „В ожидании козы“ и „Билет на балкон“. Потому что это повести-предупреждение. И самому себе, и всем моим сотоварищам по перу: не разменивайте себя и свой талант на мелочи, так называемые удовольствия жизни! …»
Из интервью Е.П.Дубровина.
Где-то там далеко в солнечной Ирландии Диди и Гого waiting for Godot, ожидают Годо и не двигаются с места, ведь он обязательно придёт. Где-то там далеко в прошлом, в послевоенном СССР Витя и Вад waiting for a goat, ждут не дождутся козы. Ждут. Не дождутся. Но она ведь обязательно бы пришла, если бы могла.
Для меня эта небольшая повесть стала ярким примером полного диссонанса семейных отношений, когда все в семье, конечно, как кусочки пазла, но вот только кусочки даже не от одной картинки, а от разных, так что вместе не то что собрать не получится, а даже хранить в одной коробочке бессмысленно.
На кусочке мозаики мамы, конечно же, неуловимая чистая голубая речка. Волны, волны, куда ветер подует, туда они и тянутся. Сыночки от рук отбились? Ну что ж поделать, я слабая женщина. Между мужиками разрываешься? Ну что ж поделать, я слабая женщина. Надо, значит, надо. В одно ухо матери дует ветер, в другое — вылетает. Выпори их Анатолий, совсем от рук отбились. Ай, что же ты делаешь, изверг?
У бати, конечно, на картинке кусочек кирпичной стены. Он-то точно знает как надо. В детстве ему это знание крепко вбили кнутом, в армии дополнительно отшлифовали сапожищами. А разве можно как-то иначе? Отец так делал, дед так делал, прадед так делал. И все мужики были настоящие, не то что нынче дети пошли. В доме должен быть крепкий забор, зубастый пёс, детишки по лавкам, румяная жена, кролики в клетке, коза во дворе. Начнём с козы.
Красивый кусочек мозайки у Виктора. Что это такое? Плащ императора Веспасиана? Как же рано придётся повзрослеть этому не по годам развитому мальчику. Тот момент, когда он незаметно перейдёт из стана детишек в стан «врагов», которые противятся юношескому хаосу и максимализму, — потрясающий. Хоть сейчас в учебники по психологии.
А на кусочке Вада — бушующее пламя. Я искренне уверена, что с ним не всё в порядке. Может быть, у него синдром гиперактивности и недостатка внимания. Я не ожидала от него того, что получила в финале, хотя прекрасно осознавала, что жгущий себе лупой плоть только из упрямства мальчик не может быть адекватным. Капризный, инфантильный, заброшенный и несчастный. Тот самый ребёнок, который думает, что «вот буду гулять без шапки, простужусь всем назло и умру, будете плакать потом, что меня заставляли». Из него бы мог вырасти местный импульсивный царёк шпаны, как тот самый, с которым связался маменькин сынок по соседству. Хотя чёрт его знает.
И случайно в эту коробочку с кусочками пазлов затесался засаленный обрывок газеты с размытой и непонятной уже картинкой. Сева Иванович, сделанный из кусков недотрикстер, Дарт Вейдер советского пошива. Появился, как катализатор, заразил всех миазмами своей прогнившей жизни и…
Книга страшная и, наверное, совсем не детская. И мутные собачьи глаза слепо глядят на луну.
Где-то там далеко в солнечной Ирландии Диди и Гого waiting for Godot, ожидают Годо и не двигаются с места, ведь он обязательно придёт. Где-то там далеко в прошлом, в послевоенном СССР Витя и Вад waiting for a goat, ждут не дождутся козы. Ждут. Не дождутся. Но она ведь обязательно бы пришла, если бы могла.
Для меня эта небольшая повесть стала ярким примером полного диссонанса семейных отношений, когда все в семье, конечно, как кусочки пазла, но вот только кусочки даже не от одной картинки, а от разных, так что вместе не то что собрать не получится, а даже хранить в одной коробочке бессмысленно.
На кусочке мозаики мамы, конечно же, неуловимая чистая голубая речка. Волны, волны, куда ветер подует, туда они и тянутся. Сыночки от рук отбились? Ну что ж поделать, я слабая женщина. Между мужиками разрываешься? Ну что ж поделать, я слабая женщина. Надо, значит, надо. В одно ухо матери дует ветер, в другое — вылетает. Выпори их Анатолий, совсем от рук отбились. Ай, что же ты делаешь, изверг?
У бати, конечно, на картинке кусочек кирпичной стены. Он-то точно знает как надо. В детстве ему это знание крепко вбили кнутом, в армии дополнительно отшлифовали сапожищами. А разве можно как-то иначе? Отец так делал, дед так делал, прадед так делал. И все мужики были настоящие, не то что нынче дети пошли. В доме должен быть крепкий забор, зубастый пёс, детишки по лавкам, румяная жена, кролики в клетке, коза во дворе. Начнём с козы.
Красивый кусочек мозайки у Виктора. Что это такое? Плащ императора Веспасиана? Как же рано придётся повзрослеть этому не по годам развитому мальчику. Тот момент, когда он незаметно перейдёт из стана детишек в стан «врагов», которые противятся юношескому хаосу и максимализму, — потрясающий. Хоть сейчас в учебники по психологии.
А на кусочке Вада — бушующее пламя. Я искренне уверена, что с ним не всё в порядке. Может быть, у него синдром гиперактивности и недостатка внимания. Я не ожидала от него того, что получила в финале, хотя прекрасно осознавала, что жгущий себе лупой плоть только из упрямства мальчик не может быть адекватным. Капризный, инфантильный, заброшенный и несчастный. Тот самый ребёнок, который думает, что «вот буду гулять без шапки, простужусь всем назло и умру, будете плакать потом, что меня заставляли». Из него бы мог вырасти местный импульсивный царёк шпаны, как тот самый, с которым связался маменькин сынок по соседству. Хотя чёрт его знает.
И случайно в эту коробочку с кусочками пазлов затесался засаленный обрывок газеты с размытой и непонятной уже картинкой. Сева Иванович, сделанный из кусков недотрикстер, Дарт Вейдер советского пошива. Появился, как катализатор, заразил всех миазмами своей прогнившей жизни и…
Книга страшная и, наверное, совсем не детская. И мутные собачьи глаза слепо глядят на луну.
... И вот неделю из головы не шло: кой чёрт понёс Толю в деревню? Адова работа за палочки трудодней, все бегом бегут в город, у кого хоть мало-мальская возможность есть. Этот - нет, хату свою построим, козу купим, кроликов разведем. Козу... Кроликов...
Понятно, коза козой, а бывшего участника Сопротивления больше всего интересовал расчёт спрятаться от Соответствующих Органов. Так что вопрос "Кто виноват?" предлагаю считать закрытым, а на вопрос "Что делать?" даже в радужном сне ответа не услышу.
Не знаю, что делать, когда коса нашла на камень.
В неизбывном цейтноте работы практического психолога всегда теперь буду вспоминать: "Меня отец кнутом драл, спозаранок поднимал... Вот и вся грамота..." Русское консультирование, бессмысленное и беспощадное, часто сводится именно к тому, что сидишь и бубнишь: "Дважды два четыре, дважды два четыре...", а тебе отвечают: А вот мой отец (дед, духовник, бригадир) брал кнут, и становилось девять! Десять! Четырнадцать! Вековечная надежда на то, что вот крикнешь погромче, выругаешься поехиднее, ударишь побольней, - и у дитятки совесть проснётся с ужасной силой, и оно побежит бегом перебирать картошку, латать крышу... Понятно, парни разболтались, Анатолий огрубел и осолдафонился на войне, ни на секунду не призадумался - достойно ли фронтовику воевать с бесштанной командой? Да ещё такими методами. Знаете, я довольно покладистая, но если меня полечить от экземы колёсной мазью, состоящей, как известно, из дёгтя, смолы и соли, - останется осадочек. Экзема и соль дружат примерно как отцы с сыновьями.
Я не считаю, что дядя Авес Чивонави (трикстер, трикстер, река Хунцы, прочтите имя наоборот!) - это такой уж рок Вити и Вада. Не он бы, так кто другой. Шпана, уголовники, от которых спасу нет и на селе... Да братья уже без вины виноватые, помните: "Он [завхоз] пытался установить связь между пленом отца и сорванной стенгазетой." И в этой бедственной ситуации у Вада есть ослиное упорство, у Вити - книги, мудрость императора Веспасиана, у Анатолия - боевой опыт, у Авеса - хитрость... Единственный трагический персонаж - мама. У неё есть только эти четверо.
Вот выпала планида - метаться между упрямцами и иждивенцами: "Ой, Толечка, Толечка!.. Ой, Севочка, Севочка!.. Ой, сыночки, сыночки!.." А спроси у неё собственного мнения - ведь даже не сообразит, о чём речь. Ведь главное, чтобы они, они все были здоровы и счастливы, а я что? Я - как скажут. Если верно определение С. Соловейчика, что воспитанность - это как можно меньше затруднять собой, то единственное воспитанное существо в повести - мама. И само подразумевается, что её воспитанность никто не заметит, жертвенность никто не оценит. Неподходящие достоинства для послевоенной поры.
Жестокость родит жестокость и родится от жестокости. Жестокость на жестокости сидит и жестокостью погоняет. Эх, тройка, птица-тройка, кто тебя выдумал?..
Повесть великолепная: слепок не только нашей истории, но и того, что называют менталитетом, образом мышления... Никто читать не обязан, но не оценить невозможно. Спасибо "Белому кролику" за очередную поправку к конструкту "советская детская литература".
Вот так едва ли не походя открываешь для себя новое писательское имя (знающий человек воскликнет возмущённо "Да какое же оно новое!" и будет по своему прав, но я, к своему стыду, только сейчас узнаю этого замечательного автора).
Мать как-то в порыве откровения рассказывала, как в первые послевоенные годы они с отчимом ездили в батраки в Прибалтику, как работали там за кусок хлеба, и как отчим, будучи старым опытным и повоевавшим солдатом, отбил её, 16-летнюю девчонку, у полупьяных местных парней-хуторян... Вот именно об этом первом послевоенном "счастливом" годе и идёт речь в этой книге. Простая бедная семья, сорванцы-мальчишки, отбившиеся от усталых материнских рук в безотцовское военное лихолетье, мины и патроны в качестве игрушек, полуголодное существование. И возвращение считавшегося погибшим отца — за прошедшие годы отсутствия он, конечно же, почти напрочь забыт сыновьями и потому тут же возникает конфликт между хватившими самостоятельности и вольницы пацанами и бывалым фронтовиком-отцом, совсем позабывшим, что такое дети, сыновья...
Вот эти ежедневные пацанские будни (повествование ведётся от имени старшего парня), вот эта маленькая всамделишная домашняя войнушка с уже почти что настоящими "военными действиями", эти реалии тех скудных на всё человеческое лет — всё это плавно катится строка за строкой и глава за главой, ты жутко переживаешь за то, как выберутся мальчишки из тех тупиков, в которые они сами себя загнали...
А потом совсем неожиданный финал, выворачивающий наизнанку и расставляющий сразу всё на свои места решительно и окончательно...
Непременно читать, просто без тени сомнения, выбрать буквально несколько часов и прочитать эту коротенькую книгу. Беспредельно военную послевоенную книгу. Ничем не меньшую по силе воздействия, чем приставкинская "Ночевала тучка золотая".
Давно не испытывала шока от прочитанной книги... Закрыла последнюю страницу, а на душе, как будто рваная рана. Какой там Голдинг с его "Повелителем мух"! Вот где настоящая жесть, настоящая правда жизни... Стало понятно, почему эта книга многим (в том числе и мне) не встретилась во времена нашего Советского детства - не на таких примерах должно было воспитывать подрастающее поколение!
Небольшая по объёму, мастерски написанная повесть, которая как никакая другая книга вывела меня на эмоции!
Однозначно рекомендую. И спасибо всем читателям, благодаря рецензиям которых я и набрела на эту книгу!
Мало кому, как Оскару Мацерату, герою романа «Жестяной барабан», удается в трудные времена перестать расти, остаться навсегда малышом. Большинство детей подчиняются законам природы и постепенно взрослеют, не смотря на войну или голодное послевоенное время. Произведений о взрослении написано великое множество. Но данная повесть – особенная. В ней показаны не просто реалии деревенской жизни сразу после окончания Великой Отечественной войны, не только поднимается тема детей, выросших без отца и «отбившихся от рук», не только затрагивается тема выживания. Все это есть, но самое главное в книге – демонстрация того, как война заставила переосмыслить ценности, в том числе (и в первую очередь) ценность человеческой жизни.
Произведение о конфронтации «отцов и детей» внезапно превращается в трагический театр абсурда, каждый элемент которого, тем не менее, остается весьма реалистичным. И этот реализм не только заставляет верить в детали происходящего, начинаешь верить, что все может быть так, как описано. Возможно, я бы счел, что это чересчур, что так не бывает. Но в моей памяти сохранились рассказы бабушки, которая была ребенком во время войны и в послевоенное время. Она рассказывала, не выходя за рамки своей деревни, своей семьи, страшные и абсурдные вещи: как детям приходилось очень быстро становиться взрослыми и выполнять «взрослую» работу, как ребенок тонул в садовой бочке, потому что за ним не уследили старшие, как ребенок умер на руках другого ребенка, как на детей нападали волки, как убивали за еду и многое другое. Потому я верю Евгению Дубровину, когда он пишет и про игры детей с оружием, и про волков, и про беспризорных, и про убийство за козу, и про банды, и про социальное неравенство, и про беспризорных, и про сложности нового быта.
Происходящее показано нам глазами подростка, ему, пережившему войну, приходится столкнуться с ситуациями, требующими сложного выбора, научиться ответственности за себя и за других. И, конечно же, его выборы во много неправильны, это приводит к страшным последствиям, причем не во всем по его вине. В конечном итоге, события совсем короткого периода времени являются определяющими для всей его жизни. Даже через много лет, герой признается, что ему так и чудится, что вдали покажутся двое с козой, и ему придется держать ответ за все, что делал не так. И самое страшное, что эти двое так и не показываются, ответ приходится держать только перед самим собой.
Благодарю читателя sq ! Из Вашей рецензии я узнал об этом замечательном произведении!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, – затянул Вад.
Он был очень упрямый, мой младший брат Вад. Он мог часами тянуть одну какую-нибудь ноту. Средневековые фанатики не годились ему в подметки.
Отец долго вспоминал своих родителей, а мать своих. Получалось, что отец с матерью в детстве работали с утра до вечера и были этим страшно довольны.
Беспросветная жизнь ждала нас впереди. Работа – школа, работа – школа.
– Вот подожди… построим дом… Купим козу…Услышав о козе, отец затихал, и они начинали придумывать козе имя и гадать, какая она будет.
Император Веспасиан никогда не злился!