«Пар клубился вдоль кафельных стен. Теплая вода ласкала, словно теплые ладони. Они лежали в ней, и их тонкие, как спички, руки с непомерно толстыми суставами поднимались и блаженно плюхались обратно в воду. Застарелые корки грязи постепенно размокали. Мыло, скользя по истонченной от голода коже, освобождало ее от грязи, тепло проникало все глубже, доходило до самых костей. Теплая вода — они давно уже забыли, что это такое. Они лежали в ней, удивляясь и радуясь непривычному ощущению, и для многих это ощущение стало первым шагом к осознанию вновь обретенной свободы и спасения.»
В концлагере Меллерн не было газовых камер, что являлось предметом особой гордости коменданта. Он с радостью подчеркивал, что в Меллерне люди умирают естественной смертью.
Германия, концлагерь, конец войны.. горы трупов, пытки, голод.. дружба, искра жизни, надежда. Великолепная книга. Книги о концлагерях всегда до боли обжигают душу, пронзаются в сознание. Мы никогда, никогда не должны забывать это.
Пятьсот девятый, Бергер, Бухер, Лебенталь, Агасфер и Левинский, Вернер.. Они не сломаются, они никогда не сломаются. Ведь они надеются, верят. Они не слабые (если только физически), они сильнее многих, и если хоть кто-то из них начнет терять веру, другой поможет ему. Они как семья. Они - братья. Они не бросят друг друга. Почти все они - обитатели 22 барака Малого лагеря, сброшенные со счетов эсэсовцами, но никак не расстающиеся с жизнью. Они столько пережили, что просто не могут позволить себе не узнать, что там будет дальше. Что будет после ада.
Для меня они стали родными. Героями. Людьми, которыми можно восхищаться. Они никогда не пересеклись бы в жизни (хотя двое из них знали друг друга и раньше), они все разные. Но они приспособились, переучились, они подстроились и они живут вместе. Каждый делает что умеет и помогает другому чем может. Они научились добывать еду, нашли слабые места у охранников. Просто они верят. А читатели верят, что они спасутся. Они не переступили через себя, они остались людьми. И это дает им силы жить.
Да, все они по-разному мечтают о будущем. Не мечтают. Верят, что отомстят. А кто-то верит, что месть - это замкнутый круг. У них разные взгляды на жизнь, но они сходятся в одном - Они хотят жить. Ведь пока в них теплится Искра жизни...
В концлагере Меллерн не было газовых камер, что являлось предметом особой гордости коменданта. Он с радостью подчеркивал, что в Меллерне люди умирают естественной смертью.
Германия, концлагерь, конец войны.. горы трупов, пытки, голод.. дружба, искра жизни, надежда. Великолепная книга. Книги о концлагерях всегда до боли обжигают душу, пронзаются в сознание. Мы никогда, никогда не должны забывать это.
Пятьсот девятый, Бергер, Бухер, Лебенталь, Агасфер и Левинский, Вернер.. Они не сломаются, они никогда не сломаются. Ведь они надеются, верят. Они не слабые (если только физически), они сильнее многих, и если хоть кто-то из них начнет терять веру, другой поможет ему. Они как семья. Они - братья. Они не бросят друг друга. Почти все они - обитатели 22 барака Малого лагеря, сброшенные со счетов эсэсовцами, но никак не расстающиеся с жизнью. Они столько пережили, что просто не могут позволить себе не узнать, что там будет дальше. Что будет после ада.
Для меня они стали родными. Героями. Людьми, которыми можно восхищаться. Они никогда не пересеклись бы в жизни (хотя двое из них знали друг друга и раньше), они все разные. Но они приспособились, переучились, они подстроились и они живут вместе. Каждый делает что умеет и помогает другому чем может. Они научились добывать еду, нашли слабые места у охранников. Просто они верят. А читатели верят, что они спасутся. Они не переступили через себя, они остались людьми. И это дает им силы жить.
Да, все они по-разному мечтают о будущем. Не мечтают. Верят, что отомстят. А кто-то верит, что месть - это замкнутый круг. У них разные взгляды на жизнь, но они сходятся в одном - Они хотят жить. Ведь пока в них теплится Искра жизни...
"...лень души, страх… паралич совести — вот наше несчастье… "
Я отключила все мысли. И чувства. Чувства в первую очередь. Не думать. Не брать в голову. Просто читать.
Но нельзя читать эту книгу, не волнуясь и не переживая. И её нельзя не читать. Кто-то должен это знать. Кто- то должен это помнить. И этот "кто-то"- мы.
Концентрационный лагерь Меллерн (читай Бухенвальд). Где-то там, внизу, пылает город. Война добралась и до мирных немецких жителей, теперь они тоже знают, что такое смерть, бомбёжка, разруха, потери близких. Правда о голоде они не знают ничего. Может они и несчастны, но сыты. А здесь, в аду на земле, несколько тысяч скелетов живут надеждой и мыслями о кусочке хлеба. Они давно уже забыли, что такое нормально спать, есть, ходить в туалет,- в общем всё, что в обычной жизни казалось естественным, здесь стало пределом мечтаний.
Почему так случилось? Почему одни люди сочли себя богами и вершили судьбы других одним росчерком пера, одним движением руки. Почему, чтобы им жилось хорошо, миллионы должны были страдать?
В лагере Меллерн есть ещё один лагерь- Малый. Сюда попадают те, кому жить осталось считанные дни, кто уже не может работать, двигаться и иногда даже мыслить. Они "мусульмане", даже не третий сорт, не брак, их просто уж нет, хотя они ещё живы. А среди них- небольшие искорки, горстка ветеранов, которые всеми силами поддерживают друг друга, потому что вызволение уже близко, потому что годы, проведённые здесь не позволяют им умирать безропотно, потому что смерть ушедших товарищей не должна быть бессмысленной, потому что они, не смотря ни на что,- люди, хоть с них годами пытались сделать бессловесный скот.
509 (он давно уже не упоминает своего имени), Бергер, Бухер, Лебенталь, Агасфер, 11-летний поляк Карел, - делают всё, что в их силах, чтобы дожить до светлого дня. Чтобы не сломаться, они поддерживают друг друга, как могут: скудной пищей, драными одеждами умерших и просто словами надежды. Они "сотрудничают" с сопротивлением из большого лагеря, прячут оружие, людей. Они понемножку складывают костёр, который, придёт время, вспыхнет так, что тысячу искр осветят эту окровавленную землю и зажгут свет в глазах несчастных скелетов, которые вновь станут людьми.
Ремарк, как всегда, проникает в самое сердце. Ранит словами, обжигает образами
Его немецкие офицеры, эсесовцы, да и вообще все те, кто издевался над заключёнными,- это не просто изнанка человеческой души, это её ад, её чернейшие стороны, о которых многие и не подозревали, пока не почувствовали власть. И даже понимая, когда иногда приходило прозрение, что зарвались, некоторые всё же находили объяснения своим чудовищным поступкам, как, например комендант лагеря, оберштурмбаннфюрер СС Бруно Нойбауер. Кажется, что он живёт в своём придуманном мире, где пьют французское шампанское, разводят примулы и тюльпаны, кормят кроликов и радуются каждому дню. То, что во вверенном ему лагере тысячами умирают пленные, это какое-то недоразумение, ведь он хороший начальник, и всего лишь исполняет приказы. Даже в критической ситуации он ещё надеется на то, что его поймут и простят.
За все эти годы, когда любая критика была исключена, он привык считать фактом то, во что ему самому хотелось верить. Поэтому он и сейчас ожидал от заключенных, что они видят в нем того, кем он сам хотел казаться — человека, который по мере сил заботится о них, несмотря на трудные условия. О том, что это люди, он давно уже забыл.
Хочется несколько слов сказать о сопротивлении. Да только где найти такие слова, которые передали бы всю степень восхищения людьми, которые даже в тех нечеловеческих условиях находили в себе силы и мужество бороться и поднимать других. Левинский, Вернер, - они сплотили вокруг себя массы, благодаря им многие заключённые дожили до освобождения.
Но вот здесь чувствуется, что Ремарк не очень жалует коммунистов. Он их почти сравнивает с нацистами, с людьми, которые за идею готовы на всё. Как показало время, не так уж и не прав оказался писатель.
Такая страшная, очень тяжелая книга заканчивается на позитивной ноте. Конечно, не все дождались светлого часа, многие погибли в ту роковую для всех ночь. Но тех, кому посчастливилось выжить, ждёт будущее. Неважно какое, они об этом не думали, и, конечно же будет тяжело, но они свободны, они теперь люди не просто для себя, а для всех. И они не герои. Их не надо чествовать. Давайте просто помнить.
Ф/М 2013
18/25
В центре сюжета группа заключённых, содержащихся в концлагере (прототип Бухенвальда), живые мертвецы, ходячие скелеты...
⠀
Книга от корки до корки пропитана пытками, кровью, лишениями и повествует нам обо всех тяготах проживания в концлагерях. Ну, вот откуда в людях столько жестокости?! Как можно убить человека, находясь просто в плохом расположении духа?!? Или залить кислотой некоторые части тела заключённых, пытаясь доказать своим товарищам, что ты куда изобретательнее и изощреннее них?! Ох уж эта власть... как же она меняет людей.
⠀
Бесконечные пытки, голод, издевательства и унижения сплотили главных героев и это достойно уважения! Они делились друг с другом теми жалкими крохами пищи, добытыми различными ухищрениями, спасали от смерти, поддерживали. Они все такие разные, но их объединяло одно - НАДЕЖДА! Каждый из них верил в то, что спасение близко! Они остались людьми. Ни один из них не сломался!! Как им это удалось?! Как?! Откуда столько сил?! Ответ на поверхности...они просто очень хотели жить.
⠀
Безусловно, это очень тяжелое произведение, но...я ни разу не зарыдала (как обычно это бывает)...просто меня переполняла ярость, ненависть, непонимание!! Я каждой клеточкой сопереживала главным героям и всей душой желала им скорейшего освобождения, радовалась, когда они держали, пусть и незначительные, но победы над надзирателями, и негодовала, когда они терпели неудачи. Такое ощущение, что я лично познакомилась с каждым героем книги, расставаться с ними было грустно...
⠀
Мысль, которая не давала мне покоя после прочтения романа: «Господи, спасибо, что я живу в мирное время! Спасибо!»
Это произведение, однозначно, становится одним из горячо любимых мной!
⠀
Справочно: Ремарк посвятил эту книгу своей сестре, которую фашисты казнили на гильотине в 1943 году.
Для меня, как автомата, поглощающего чернуху достаточно спокойно и без того, чтобы во время чтения получить серьезные моральные травмы ну или хотя бы неотступные мысли об ужасах узнанного (хотя и такое бывало), было главным правильно отнестись к этому роману. Мне с самого начала было известно, что речь здесь не идет о мемуарах и разоблачениях, что автор никогда не был в концентрационном лагере, но что он использовал официальные отчеты и свидетельства. Так что я все-таки ожидала сборник зверств, может быть и похлеще автобиографических произведений. Со стороны оно получается многим живее и осмысленней, это естественно.
Но все получилось совсем не так, а даже и лучше. Плюсом романа стало как раз то, что он является чисто художественным произведением. Упор в нем сделан не на систему лагеря, не на описание зверств, не на вопиющие жестокость и несправедливость – в общем, ни на что из того, что и так всем известно. Никаких из ряда вон выходящих мерзостей, никаких красочных описаний, короче говоря, ни одной попытки шокировать читателя или выжать из него слезы. Это не значит, что во время чтения не испытываешь сильных чувств – совсем нет, даже наоборот, но они возникают сами собой, по мере восприятия общей картины, а не посредством нарочито расписанных ужасов. Это огромный плюс. Ну да кто поспорит с писательским мастерством Ремарка.
Так вот. Соль в том, что это роман о людях. Не о том, как они страдали, а о том, как они умудрялись выжить в этом страдании. Как пускали все силы на то, чтобы не быть сломленными. После многих лет, проведенных в лагере, уже и смерть далеко не так страшна, как опасность потерять самого себя и превратиться в опустошенную оболочку, неспособную не то что на сопротивление, а на хоть какие-то мысли и чувства, кроме потребности поесть и поспать. Далеко не всем удалось сохранить себя, далеко не все сумели продержаться до конца и пережить его. Но кто-то все-таки смог – не без мучительных трудов, но смог. Можно сколько угодно выбивать жизнь из человека, но даже после многих лет ада внутри него все-таки тлеет искра жизни. И если на нее повеет ничтожным ветерком надежды, она загорится чуть ярче. Но и тогда не так просто уберечь ее от угасания. Наоборот, сложнее, ведь так страшно потерять эту всполохнувшую искорку, что куда лучшим кажется умереть.
Также следует отдать Ремарку должное за описание нацистов. Не кажется приемлемым такое слово, но это здорово, в основном что касается коменданта. Просто потрясающе вырисовался этот человек – старавшийся быть во всем примерным, наивно убеждающий себя в том, что все делает правильно, похоронивший в глубине души все страхи и все то, о чем не хотелось думать. Уже не раз встречались мне на страницах книг такие люди, но все как-то мельком, а тут удалось подробно изучить душу подобного субъекта. Благодаря этому и отличное разделение проявилось: люди, благими убеждениями затолкавшие совесть куда подальше, и безмозглые трусы, которые, опьяненные возможностью безнаказанно убивать, превратились в ненасытных палачей. Ну а все вместе – встречайте, нацисты.
Вывод, в общем, очевиден: хороший роман. Мастерски написанный, сильный и трогательный.
Жаловалась недавно, что не искрит у меня с Ремарком. Оказывается, надо было дождаться именно этой Искры жизни. Чувство, то книга бьет тебя по голове, каждая страничка – это удар. Вот какие бывают судьбы! Бах. Вот какие бывают люди! Бах. Вот как можно умереть! Бах. Вот как можно страдать! Бах. Ее нельзя читать долго, иначе можно сойти с ума. Проглотить и не забыть никогда.
Взгляд на концентрационный лагерь Великой Отечественной Войны изнутри, глазами узников и глазами надзирателей. Добрый лагерь, где только общаются, выуживая, вырезая, выжигая, отрезая нужную нацистам информацию, но никого не убивают. Это же образцовый лагерь, где, если и умирают, то только естественной смертью – официально от остановки сердца, все, тысячи сердечников. Это же не лагерь смерти с газовыми камерами… Этот лагерь – рай, по сравнению с ними.
Если во многих произведениях Ремарка главный герой – это беспросветная безнадежность, но в Искре жизни новый персонаж – Искра надежды на окончание войны и освобождение. И кому из них жить тяжелее еще большой вопрос…
Ремарк вынул сердце, помял его, потоптал, поскреб гвоздем, положил обратно и швейной иглой для обуви зашил грудь. Самая душераздирающая из прочитанных и, о боги, правдивая книга ever.
Это только в дурацких романах пишут, будто дух сломить нельзя. Я знал прекрасных людей, которых превращали в ревущую от боли скотину. Почти всякое сопротивление можно сломить, нужно только время и подходящие инструменты.
Смерть так же заразительна, как и тиф, и в одиночку, как ни сопротивляйся, очень легко загнуться, когда все вокруг только и делают, что подыхают.
Нас унизили, но мы не унижены.
-Это дешевая ирония. Ты прекрасно знаешь:без принуждения нельзя. Вначале, для защиты нового общества, оно необходимо. Позднее оно уже не понадобится.
- Понадобится,-возразил пятьсот девятый.-Никакая тирания не может обойтись без принуждения. И с кажды годом его нужно ей не меньше, а больше. Такова участь всякой тирании. И в этом ее неизбежный конец.
Их подвозили в тачках, на грубо сколоченных носилках, складывали в коридорах казармы СС, срывали с них завшивевшие лохмотья, сжигали рвань, после чего доставляли в душевые СС.
Многие не понимали, что с ними собирались сделать; они тупо сидели и лежали в коридорах. Некоторые ожили только тогда, когда пар прорвался сквозь открытые двери. Они закряхтели и в страхе стали отползать назад.
— Мыться! Мыться! — кричали их товарищи. — Вам надо помыться.
Но все было тщетно. Вцепившись друг в друга, скелеты со стоном потянулись, как раки, к выходу. Для них мытье и пар были синонимом газовых крематорских камер. Им показали мыло и полотенце. Никакой реакции. Они и это уже проходили: так заманивали узников в газовые камеры. Только после того, как мимо них провели первую группу помытых узников и те кивками и словами подтвердили, что это горячая вода и купание, а не газ, они успокоились.
Пар клубами валил с облицованных кафелем стен. Теплая вода была, как теплые руки. Погрузившись в эту воду, узники, тонкими руками и распухшими суставами приподымались и плескались в ней. Всякое затвердевшее на теле дерьмо стало отмокать. Скользившая по иссушенной коже мыльная пена растворяла грязь.
Тепло проникало глубже, чем до костей. Теплая вода! Они забыли, что это такое. Они лежали в воде, осязая ее, и для многих она впервые стала символом свободы и избавления.
Бухер сидел рядом с Лебенталем и Бергером. Тепло пропитывало их. Это было какое-то животное ощущение счастья. Счастье возрождения; это была жизнь, которая возникла из пепла и которая теперь возвращалась в замерзшую кровь и в доведенные до изнеможения клетки. В этом было что-то растениеподобное; водяное солнце, которое ласкало и будило считавшиеся мертвыми зародыши. Вместе с грязными корками кожи растворялись грязные корки души. Они ощущали защищенность. Защищенность в элементарном: в тепле. Как пещерный человек перед первым огнем.
Им раздали полотенца. Они насухо вытирались, с удивлением рассматривая свою кожу. Она все еще была бледной и пятнистой от голода, им же она казалась нежно-белой.
Им принесли со склада чистые вещи. Они ощупывали и разглядывали их, прежде чем надеть. Потом их отвели в другое помещение. Мытье оживило, но вместе с тем очень утомило. Хоть и вялые, они были готовы поверить в другие чудеса.
Помещение, уставленное кроватями, их мало удивило. Окинув взглядом кроватные ряды, они хотели проследовать дальше.
— Вот, — сказал сопровождавший их американец. Они уставились на него.
— Это для нас?
— Да. Чтобы спать.
— Для какого количества?
Лебенталь показал на ближайшую кровать, потом на себя и Бухера и спросил:
— Для двоих? — Потом показал на Бергера и поднял три пальца. — Или для троих?
Американец ухмыльнулся. Он подошел к Лебенталю и тихонько подтолкнул его к первой кровати, потом Бухера — ко второй, а Бергера и Зульцбахера — к стоявшим рядом.
— Вот так, — проговорил он. — Каждому по кровати! С одеялом!
— Я сдаюсь, — объявил Лебенталь. — Подушки тоже есть.