Мальчик в полосатой пижаме

Кажется, я знаю, зачем я столкнулась с "Мальчиком в полосатой пижаме". Чтобы иметь право говорить: Ничего не знаю гаже написанного на тему концлагерей, чем эта книга. Далее претензии по списку:
1. Образ Бруно. Даже если родители и стремились оградить деточку от ужасов войны и пропаганды (хотя зачем?), то в школе его живо приучили бы и правильно выговаривать "фюрер", и к месту употреблять "жид". Девятилетний германский мальчик вовсю готовился к поступлению в гитлер-югенд, отмечал флажками места сражений на Восточном Фронте и знал на память, кто является "унешними и унутренними" врагами Рейха. А невинность Бруно граничит с глупостью. Поначалу я даже предположила, что парнишка - олигофрен; это бы объясняло многие странности сюжета. Но нет! сложные синтаксические конструкции, иносказания, умение хитрить - и тут же беспросветная тупость: "Ты с велосипеда упал?" Не стыкуется у меня, не стыкуется.
2. Прототип отца, - несомненно, Р. Хёсс, комендант Аушвица, чья резиденция находилась настолько близко от лагеря, что в дни казней дым из крематориев окутывал здание. Любопытно бы почитать воспоминания пятерых детей Хёсса: как они воспринимали... Из мемуаров самого Хёсса: Эсэсовец должен убить даже близкого родственника, если он пойдет против государства или идей Адольфа Гитлера. «В силе остается только одно: приказ!» или: Они [врачи], согласно приказу РФСС, тайно уничтожали больных, особенно детей. А ведь как раз дети так доверяли врачам. Право же, нет ничего тяжелее, чем быть вынужденным хладнокровно, без сострадания и жалости совершить это. И мне предлагают уверовать, что этот... это могло раскаяться. Гм.
3. Павел. Общеизвестно, что нацисты отбирали узников в качестве рабов, но чаще всего это были женщины-нееврейки. Еврей, прислуживающий эсэсовцу за столом, - нонсенс, эсэсовец бы тотчас помер от брезгливости. Будучи врачом, Павел работал бы внутри лагеря, они не могли разбрасываться кадрами. Более того, для обслуживания господ отбиралась особая группа, и рядовой хефтлинг, даже малолетний, не мог бы попасть на комендантскую кухню. К сорок третьему в Аушвице уже было Сопротивление; немцы побаивались.
4. Многие подмечают, что приезд в Освенцим самого Гитлера невероятен. Трудно представить себе, каким образом могла быть организована поездка. Гиммлер - приезжал, но Гитлер... делать ему было больше нечего, как по Польше кататься. Добивает то, что в инспекции участвует Ева Браун, которая в действительности скучала в Баварии, в имении Гитлера, никакого участия в политике не принимая.
5. Шмуэль. Неясна ни его мотивация, ни характер, ни цели. До последнего я надеялась, что он мстил, хотя бы мстил. Учитывая охрану, как могли мальчики встречаться с такой частотой? Где электрический ток, где часовые на вышках, где собаки? Собаки где?! Финальное обнаружение дырки в заборе и сапог через неделю... о, я уплакалась! Как в колхозном саду. Неужели Бойн пытается нас уверить, что в концлагерях было не так уж плохо? Как Гёсс.
6. Развязка. К ней больше всего претензий. Румяный пухлый немчик, отъевшийся на жареной говядинке, и изнурённый голодом еврейский мальчик - вдруг похожи, как братья. "Принц и нищий" прямо. Да Бруно по одной походке безошибочно выделялся бы из толпы хефтлингов. Мой родственник, бывший узник концлагеря на территории Прибалтики, вспоминал, что их ни на секунду не оставляли без присмотра, постоянно пересчитывали и т.п. Даже в бане ходили специальные сотрудники и заглядывали всем между ног в поисках обрезания. Из жития отца Максимилиана Кольбе явствует, что пропажа заключённого была в Аушвице чрезвычайной ситуацией. Как же расценили бы лишний труп после очередной экзекуции? Труп без номера, арийской внешности, в нелагерном белье? И сапоги стоят. Смех и грех.

Концентрационный лагерь - не сцена для разыгрывания назидательно-сусальных пьесок о том, что все люди - братья. Концентрационный лагерь - не место для сентиментальных прогулок. Концентрационный лагерь - это концентрационный лагерь, чёрт возьми! Фабрика смерти! И достаточно однажды побывать на экскурсии в том самом "Аж-Выси", чтобы это себе уяснить раз и навсегда. Сдаётся мне, Бойн и того не сделал.
Но зачем выбирать Аушвиц местом действия, если ничего о нём не знаешь? Что мешало изобрести какой-нибудь Кляйнешвайнедорф и там безнаказанно резвиться? Возможно, ирландский писатель решил собрать все "бренды" нацизма под одной обложкой: если высокопоставленный наци - то Гитлер, если лагерь - то Освенцим, не больше, не меньше. А то не поймут, что книжка - про нацизм и холокост.
Итог прискорбен. Мало того, что на костях моих предков сплясали, на них сплясали ещё и неискусно. Я ждала правдивости - мне подсовывают плакат из серии "Что такое хорошо и что такое плохо". Уничтожать себе подобных в газовых камерах плохо, кто бы мог подумать? И не потому плохо, что плохо, а потому плохо, что среди них может затесаться твой родной сын. На жирной почве опусов, подобных "Мальчику", ревизионизм и цветёт пышным цветом. Он кажется менее тошнотворным, чем розовые пирожные, припудренные человеческой золой.
Не спорю, ширпотреб имеет право на существование. Только, Бога ради, не на золе и костях, пожалуйста. Лучше промолчите.

Маленькая, простая, но такая честная книга о тяжёлом. Я читала её и пыталась представить себе представить Германию времён Второй мировой глазами сытого холёного мальчика из «благополучной» семьи. Которому никто не рассказывает, что идёт война. Который не понимает, кто такой Фюрер-Фурор. Который представления не имеет, кто такие евреи. Я верю, прекрасно верю, что его учат вскидывать руку в приветствии и кричать «Зиг хайль», а он воспринимает это точно так же, как "Привет!". Я верю, что он искренне не понимает, почему каких-то людей держат в бараках за забором из колючей проволоки, ведь они такие же, как и он, только зовут их по-особенному. Это мы с детства знаем про Холокост, про ужасы войны и про то, что Красная армия всех сильней. А ему происходящую реальность с самого детства искажают и замалчивают, не до него сейчас, в общем-то. Вырастет — сам должен понять и пропитаться истинно арийской атмосферой, а пока пусть будет Аж-Высь и дурацкие вопросы. Война — изобретение взрослых, в мире детей нет ни войны, ни различий в качестве и ценности цвета кожи и волос.

Сюжет коротенького романа совсем простой: девятилетнего (кстати, в фильме, кажется, восьмилетнего, наверное, чтобы больше подчеркнуть наивность) мальчика из семьи высокопоставленного в Третьем Рейхе военного перевозят вместе с семьёй на новое место, потому что батя теперь будет приглядывать за Освенцимом (в мировой практике — пресловутый Аж-Высь, Аушвиц). В новом месте ему не нравится: друзей нет, движухи нет, домов и народу нет, только из окна детской спальни видны люди в одинаковых полосатых пижамах, которые живут в скучных домиках. Кстати, изумительное решение семьи — поселить малыша в комнату с видом на концлагерь, наплевательское отношение налицо. Мальчик вообще ничего не понимает и искренне думает, что полосатопижамным там весело — вон их там сколько, и детей много, а он тут один. Как-то, бредя от одиночества вдоль почти бесконечного забора, он встречает сидящего с другой стороны мальчика, который — вот поразительное совпадение — родился с ним в один день. И так рождается необычная дружба. Почему необычная? Потому что Шмуэль куда умнее Бруно, война заставила его раньше позврослеть и многое понять. Невозможно не оценить его душевные качества! Как тактично он почти ничего не рассказывает Бруно об ужасах с той стороны. Не рассказывает про нацизм, про угнетения, про свои тяготы… Чтобы не ломать своего товарища, не заставлять его ненавидеть окружающих и, возможно, вляпаться в какую-то беду. Шмуэль торжественно хранит детство Бруно. И он не просит у него еды, хотя мог бы — как тяжело было читать строки, когда наивный Бруно почти всё слопывает по дороге к Шмуэлю, которому, в отличие от немца, невозможно будет нормально подкрепиться где-то ещё. И как по-взрослому глубоко он осмыслил предательство Бруно и снисходительно его простил!

Простой сюжет. Простой язык. Простой символизм необычного (или всё же предсказуемого?) финала. И всё же как цепляет.

Если бы я делала обложку к этой книге, то нарисовала бы на ней две детские руки, тянущиеся друг к другу в рукопожатии через колючую проволоку. Одна — здоровая, ухоженная и гладкая. Вторая — худенькая, в синяках, с обломанными ногтями. А моделью для рисования обеих рук взять одного и того же ребёнка, просто дофантазировав «детали».

Да, наконец-то я разгадала загадку умопомрачительной популярности сего произведения. Дело в том, что более бездарной описи концлагеря и расположения вещей в немецкой семье времен Третьего рейха мир ещё не видел.

Меня, как и всех читателей этой книги, которые оплакивают время, потраченное на прочтение, больше всего смутил образ мальчика Бруно. Хотя, его и мальчиком мне назвать сложно, потому что в моём понимании мальчик – это милый, добрый, умный, отзывчивый ребёнок, а не тот идиот, которого мы наблюдаем в романе. Так вот. Этот пацан по имени Бруно - 8-летний индивид (использую это определение, т.к. повторение слова «пацан» будет тавтологией, а мальчиком я его назвать не могу по выше упомянутым причинам), который живёт в Германии во времена Второй мировой войны. Позже он и семья переезжают в Польшу, т.к. его отца назначают комендантом Аушвица. И тут начинается самое интересное. В то время, как немецкие дети учатся правильно кидать «зиги», кричать «Jawohl, mein Führer!» и стараются всячески прислужить своей «великой идее», маленький идиот по имени Бруно даже не подозревает, что идёт война. Просто маменька и папенька (который, напомню, комендант Освенцима) не хотят травмировать ребёночка. Ну, ладно. Может, каким-то чудом им и удаётся как-то оградить своё чадо от внешнего мира, но солдаты, которые постоянно приходят к ним в дом! Они тоже играют в идиотскую игру в молчанку?

Следуем дальше. В романе наблюдается персонаж по имени Павел. Это заключённый еврей, который исполняет обязанности прислуги в доме Бруно. Сам же пацанёнок считает, что это фермер, который одет в странную одежду. Если кто ещё не понял прикола – поясню. Никогда нацисты не выбирали себе в прислуги еврея. Потому что вариантов финала было два – либо хозяин-нацист сам бы убил свою прислугу (тогда вопрос зачем его было брать?), либо хозяин-нацист помер бы от брезгливости, что какой-то жалкий грязный еврей прикасался к его тарелке.

Что же дальше по списку? Ах, да! Еврейский мальчик Шмуэль. Итак. В один прекрасный день наш маленький идиот по имени Бруно всё же поборол свою тупость и, покинув двор, двинулся к концлагерю. Наш же герой думал, что это ферма, где пасутся единороги и обитают розовые бегемоты. Что же мы видим дальше? Ага. Значит возле ограды он увидал мальчишку, который копался в земле. Естессно, Бруно подошёл к нему поговорить и дети стали друзьями навек. Что можно заметить здесь? А можно заметить следующее. Оказывается, историки врали нам столько лет. Оказывается, надзиратели в концлагерях были добрейшей души люди, никаких оград под напряжением не было, узники лежали на кроватях и попивали коктейли, а чтобы создать видимость, вместо людей в крематориях сжигали злых овчарок. Да-да, получается именно такая картина, если прочитать сие…э-э-э-э…ладно, пусть будет произведение.

В общем, развязка очень предсказуема. Пухленький, откормленный отборными харчами немецкий мальчик проникает на территорию концлагеря и такой незаметный, ничем не выделяющийся теряется в толпе узников, которых ведут в газовую камеру. Вот и всё. Остались от козлика рожки да ножки.

Вот мои мысли, которые у меня возникли после прочтения книги Джона Бойна "Мальчик в полосатой пижаме":

1. У Джона Бойна был лишний час до обеда, так появилась эта книга. Но, несмотря на маленький объем - он именно такой, какой был нужен. В противном случае получился бы "Книжный Вор" австралийского писателя Сусека.

2. Книга появилась в 2006 году, причем получила прекрасный естественный пиар в виде того, что в ноябре 2005 года была принята Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 60/7 "Память о холокосте", которая тогда вызвала одобрение у большей части мира, став большим информационным поводом. Но это все СЛУЧАЙНОСТЬ. Я серьезно.

3. Аш-Высь - дада, это тот самый Аушвиц, который мы все называем его польским названием Освенцим. Если быть точнее, то это вообще большая история под общим названием Концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау. Судя по уликам, речь, кстати, идет о Биркенау, а не о самом Аушвице (Освенциме). Это для любознательных.

4. Бойну, конечно, далеко еще до больших высот, история его донельзя простецкая и заезженная (об этом также пункт 7), но образы детей у него однозначно удались. Парень может далеко пойти, лет то всего 40, для писателя ещё сущий пустяк.

5. Прекрасный образ Гитлера, еще прекраснее - незаметный, но запоминающийся образ доброй Евы Браун. Кто не в курсе, это была любовница Фурора. 29 апреля 1945 года они даже женились. Но уже на следующий день она вместе с муженьком попробовала прострелить себе головы из пистолета. У обоих получилось.

6. В 2008 году вышел фильм, который заработал в меру много американских миллионов и хорошую реакцию критиков. Возможно, многим покажется разумнее посмотреть его, по времени это займет столько же, сколько и прочтение мммм романа?

7. Теперь уже очевидно, один из самых эффективно работающих с точки зрения рентабельности литературных трендов нулевых - "Дети и Холокост". И чтобы с грустным концом. Искренне надеюсь, что Бойн, Мартелл, Зузак писали свои книги из творческих побуждений, а не потому что "я хочу вон тот Ferrari 250 GTO 1963 года выпуска".

8. К слову, кстати, о Бойне - его книга очень сильно выигрывает у вышеназванных коллег. Она более органична, в меру грустная, заставляет подумать о том, что такое Хорошо, и что такое настоящее Плохо.

И еще.. Так показалось, что если бы Бойн эту историю рассказывал, он был это делал шепотом. Чтобы до мурашек.

Ваш CoffeeT

Книгу можно выпускать как мануал по коммерческой литературе, обреченной на успех.

Рецепт прост:

Пишем про больную тему, про которую все слышали, но мало кто толком знает. Хорошо подходит торговля людьми, концлагеря, репрессии или судьбы геев южной Африки. На крайний случай тянут тамплиеры, хакеры или Леонардо да Винчи. В данном случае берем концлагерь. И пусть кто-нибудь только попробует клюнуть книгу о таком великом и важном!

Добавляем детей или котят, а лучше и того и другого побольше. В данном случае упор на детей, котята отсутствуют.

Материализуем отрицательного персонажа. С отрицательностью перестараться не боимся.

Язык попроще и фразы покороче. И эпитетов пусть будет поменьше, берем фразы «выйти из берегов», «сложить губы буквой О», «и заруби себе на носу» и ну ехать на них до конца романа, пусть хорошенько запомнятся.

Слова «эволюция персонажей», «достоверность характеров» и «психологизм» забываем. Нажмите DEL.

Пишем мало, чтобы издать в мягкой обложке в дамско-сумочном формате.

И главное: пишем так, чтоб слезу прошибало. Особенно у дам. А кто нудит, что «не верю» - пусть идут и читают Толстого. Так им.