Бурная, полная страстей и опасных приключений история непредсказуемой, яркой и своевольной красавицы Дины — как никакая другая книга достойна называться «Европейские Унесенные Ветром». Это — один из шедевров мировой литературы... Это — не стареющая, не утрачивающая своего очарования сага о судьбе одной семьи. О жизни, в которой есть место для страстей и сомнений, для борьбы и страданий, для ненависти и любви — любви, проходящей сквозь годы, любви горькой и радостной, любви, которая является...
— Ты так ничего и не понял, мой мальчик! Тебе и не надо верить. Только глупцы тратят свою жизнь на религиозные обряды и молитвы, придуманные людьми. Все дело в любви. Если в тебе есть любовь, значит, она содержит и все молитвы Земли. Если же любви нет, значит, нет и Бога. А когда Бог отсутствует, умирать бесполезно. Тогда человек обречен вечно метаться в скелете своей мечты.
— Каждый, кто так или иначе находится в заточении, пребывает в аду. Одни заточены в своей болезни. В своем теле. Ты, конечно, видел таких. Но, по-моему, самое страшное заточение — это заточение в собственных мыслях.
Чудеса существуют все время. Но только для того, кто готов их принять.
Женщины часто бывают правы. Но не следует говорить им об этом. Зачем? Это и так всем известно.
-Я многое повидала, Вениамин. Самое страшное не ад. Человек хуже ада!
Легко любить того, кому много дано.
Легко любить того, кому много дано.
Любовь к ближнему и тезисы об этой любви не имеют между собой ничего общего.
Слова искажают нашу действительность. Понимаешь? Слово никогда не бывает тем, чем кажется с первого взгляда. В иные времена, в иной действительности люди употребляли эти слова в другом смысле. Слова звучали иначе и имели другое значение. Например, Бог. Бог очень изменился за последние сотни лет. Раньше Его легко было понять. Теперь мы пользуемся этим словом, когда хотим скрыть, что больше не понимаем, кто такой Бог.
Самое страшное не страх, куда страшнее не понимать, что должен сделать именно то, чего боишься!
Человек тратит много сил, прежде чем поймет, что мир невежлив и безрассуден.
Никто не научил его, что, пока есть время, следует сказать: «Я негодяй, но я люблю тебя!». Кто ж знал, что эти простые и нужные слова говорятся умирающему не для того, чтобы облегчить ему смерть. Что они говорятся для того, чтобы потом легче было умереть самому.
Люди не должны быть друг другу ближе, чем это необходимо каждому из них.
Берегись женщин, которые прячут лицо под шляпой, тогда как бедра их словно обнажены. Эти женщины не так застенчивы, но и не так уж обнажены, как тебе может показаться.
Люди всегда поступают одинаково, пока кто-нибудь не осмелится нарушить привычный порядок. Всю жизнь. Но кто-то же должен осмелиться!
— Ты обладаешь необыкновенной способностью желать чего-нибудь так сильно, что люди, с которыми ты общаешься, начинают страдать от нечистой совести: им кажется, будто они виноваты, что ты не получил того, чего хотел.
— Никогда не мог понять, откуда у людей берутся враги, — сказал я. — Чем больше узнаешь людей, тем меньше понимаешь, что такое враг.
— Если бы отпущением грехов в церкви занимались женщины, они поставили бы там столы с угощением и скамьи, чтобы можно было посидеть и отдохнуть, чувствуя, как из тебя исчезает грех. А сейчас грехи отпускаются быстро и холодно. Похоже на излияние семени!
...человек многое должен простить себе, прежде чем научится прощать другим.
Время - это не то, что человеку нужно. Это то, что он иногда получает.
Дело не в том, как человек живёт, а в том, как он к этому относится. Вот в чём суть.
– Мы, в Рейнснесе, не боимся говорить в глаза всё, что думаем. Хуже, если начинаются разговоры у нас за спиной. Тогда человек не имеет возможности постоять за себя, – сказала Дина.
– Искусство не имеет ничего общего с умением быстро перебирать пальцами клавиши, – сказала Анна с таким видом, будто с трудом сдерживает зевоту.
– Вот как? А что же тогда искусство? – полюбопытствовал я.
На мгновение она растерялась.
– Искусство – это то состояние души, для выражения которого человек должен использовать все свои чувства, – сказала она наконец.
– Вы хотите сказать, что только сильное переживание создаёт образы искусства? – спросил я.
– Нет, но без сильных чувств того, кто их испытывает, и того, кто их воспринимает, искусство невидимо и не представляет собой никакой ценности.
– Стало быть, произведения искусства, скрытые, например, в склепах, не представляют собой ценности потому, что их никто не видит?
– Нет, представляют, потому что люди мечтают увидеть их.
Может, у людей просто не бывает выбора? Они сдаются и мирятся с тем, что есть. Как я в доме кожевника. Или находят в себе силы вырваться из заколдованного круга. Независимо от цены, которую им приходится за это платить.
Легко спастись, если ты шут. Если ты вызываешь смех, но при этом внушаешь страх. Шутов все боятся. Шут может смеяться над собой, и никто не поймёт, что у него на уме и в чей огород он бросает камень. Но невозможно стать шутом по собственному желанию. Шутом надо родиться.
– Жертвы бессмысленны, – вдруг перебила меня Дина. – Люди не умеют жертвовать, не надеясь получить за это вознаграждение. Авраам надеялся получить расположение Господа. Он не хуже и не лучше других. Просто он хотел принести более серьёзную жертву, чтобы Господь обратил на него внимание.