Рукопись этой книги более 30 лет пролежала в столе автора, который не предполагал ее публиковать. Попав прямо со школьной скамьи на самые кровавые участки Ленинградского и Волховского фронтов и дойдя вплоть до Берлина, он чудом остался жив. «Воспоминания о войне» — попытка освободиться от гнетущих воспоминаний. Читатель не найдет здесь ни бодрых, ура-патриотических описаний боев, ни легкого чтива. Рассказ выдержан в духе жесткой окопной правды. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей страны.
Интерпретация войны по Никулину: гонимые ужасом перед лагерями в Сибири и пулеметным огнем заградотрядов НКВД, возглавляемых лично Жуковым и прочими генералами и маршаллами, азиатское быдло и прочие "мужички", как стадо шли в атаку и заваливало своими трупами сытых и довольных немцев, которые несли невосполнимые потери от того, что сходили с ума от назойливости советских войск. За всем этим с умилением наблюдал Сталин и через свои щупальца - партийных работников, задавал сценарий всей этой вакханалии. Нормальных на фронте не было, один Никулин был Д Артаньян, все остальные сплошь тупицы, кровопийцы, воры и насильники. Придя в Европу, ума и желаний у русских хватило только на то, чтобы срать в брошенных домах, пить халявный спирт, насиловать европейских женщин и воровать друг у друга трофеи. Никулину безмерно стыдно перед всем интеллигентным миром за недостойное поведение азиатской орды в Европе, жалко ему, что все достойные люди погибли, а выжили лишь сплошь негодяи, штабные крысы и политработники( он сам не в счет, естественно). Запомните, война это очень плохо. Все.
Вот ведь какой парадокс. Эту книгу Никулина очень многие позиционируют, как "суровую окопную правду войны", "самое лучшее произведение о ВОВ" и т.д., а вот сам автор в предисловии указывает, что:
Мои записки не предназначались для публикации. Это лишь попытка освободиться от прошлого: подобно тому, как в западных странах люди идут к психоаналитику, выкладывают ему свои беспокойства, свои заботы, свои тайны в надежде исцелиться и обрести покой, я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний. Попытка наверняка безуспешная, безнадежная… Эти записки глубоко личные, написанные для себя, а не для постороннего глаза, и от этого крайне субъективные. Они не могут быть объективными потому, что война была пережита мною почти в детском возрасте, при полном отсутствии жизненного опыта, знания людей, при полном отсутствии защитных реакций или иммунитета от ударов судьбы. В них нет последовательного, точного изложения событий.
Здесь я пытался рассказать, о чем я думал, что больше всего меня поражало и чем я жил четыре долгие военные года. Повторяю, рассказ этот совсем не объективный. Мой взгляд на события тех лет направлен не сверху, не с генеральской колокольни, откуда все видно, а снизу, с точки зрения солдата, ползущего на брюхе по фронтовой грязи, а иногда и уткнувшего нос в эту грязь. Естественно, я видел немногое и видел специфически.
Так вот, это действительно так, восприятие интеллигента, оторванного от привычной среды обитания и брошенного в мясорубку войны, крайне субъективно и специфично, но если бы этим восприятием и ограничивалось, так ведь половина книги состоит из банальных фронтовых баек - "по слухам", "мне говорили", "я слышал". Так вот, фронтовые байки - это не суровая окопная правда, а фольклор. И ценность таких баек не больше, чем ценность мемуаров выпендривавшегося военачальника. По ходу книги, вообще, получается, что-то из разряда: "Я сам много не видел, но зато уж сколько мне рассказывали всего".
А кроме того, как можно считать адекватной информацию от человека который сам дает о себе такие факты:
Я был никудышный солдат. В пехоте меня либо сразу же расстреляли бы для примера, либо я сам умер бы от слабости, кувырнувшись головой в костер: обгорелые трупы во множестве оставались на месте стоянок частей, прибывших из голодного Ленинграда. В полку меня, вероятно, презирали, но терпели.
Здесь только стали привыкать к голоду, а я уже был дистрофиком и выделялся среди солдат своим жалким видом. Все было для меня непривычно, все было трудно: стоять на тридцатиградусном морозе часовым каждую ночь по четыре-шесть часов, копать мерзлую землю, таскать тяжести: бревна и снаряды (ящик — сорок шесть килограммов). Все это без привычки, сразу. А сил нет и тоска смертная. Кругом все чужие, каждый печется о себе. Сочувствия не может быть. Кругом густой мат, жестокость и черствость.
Я жил как в бреду, плохо соображая, плохо отдавая себе отчет в происходящем. Разум словно затух и едва теплился в моем голодном, измученном теле.
...я обрел инстинктивную способность держаться подальше от подлостей, гадостей, сомнительных дел, плохих людей, а главное, от активного участия в жизни, от командных постов, от необходимости принимать жизненные решения — для себя и в особенности за других
А он что думал, что война - это выяснение отношений двух недовольных друг дружкой благородных сэров? Ничего себе, оказывается на войне кровь, грязь,матерщина и ругань, которые так травмируют чувствительную психику интеллигента. Сложилось такое ощущение, что Никулин, вообще, в простой народ впервые попал, благодаря только тому, что оказался в армии. А его это постоянное снисходительное "солдатики", "морячки", "Иваны", "мужички"? Да ты же ведь воевал с ними бок о бок, или все же нет? Может быть презрение к нему как бойцу было настолько велико, что противопоставление коллективу приняло крайне озлобленную и агрессивную форму? А его "правда" о роли женщин на войне? На основе чего можно сделать такое общее заключение для около 800.000 женщин, провоевавших за годы ВОВ на фронте? Может быть в силу озлобленности, от того, что сам оставался без внимания со стороны женщин?
А кроме того исповедь самого Никулина полна неточностей и грубых ошибок. К примеру:
После долгих блужданий, рискуя попасть в руки наступавшим немцам или угодить в штрафную роту как дезертиры, мы добрались до станции Мурманские ворота.
Поиск своей части Никулин описывает в ноябре 1941 года, а первые штрафные роты в СССР появились лишь в июле 1942 года.
Теперь эта операция, как «не имевшая успеха», забыта. И даже генерал Федюнинский, командовавший в то время 54-й армией, стыдливо умалчивает о ней в своих мемуарах, упомянув, правда, что это было «самое трудное, самое тяжёлое время» в его военной карьере.
А вот с трудом Федюнинского Никулин не счел нужным познакомиться должным образом, иначе бы знал, что генерал посвятил Любанской операции в своих мемуарах целую главу "Этого могло не случиться", где как раз таки проводит анализ неудачной попытки деблокирования Ленинграда.
Можно и еще найти к чему прицепиться, но желания копаться в грязном белье нет.
И так понятно, что книга написана в антисоветской манере с русофобской подоплекой в модной нынче стилистике: "Режим пал и теперь я вам расскажу, о чем 70 лет умалчивали, и как все было на самом деле". И панфиловцев выдумали, и Александр Матросов банально споткнулся перед амбразурой дзота, а Власов - он же не предатель, он же против Сталина был, за русских, и , вообще, может сдаться надо было немцам, сейчас цивилизованной Европой были бы, ведь план "ОСТ" Сталин лично выдумал.
Печально то, что люди не видят, как "правда" от Никулина умаляет заслуги советского народа и прививает чувство вины за собственную победу.
Прочитано в рамках ""Дайте две!" Light version.
Интерпретация войны по Никулину: гонимые ужасом перед лагерями в Сибири и пулеметным огнем заградотрядов НКВД, возглавляемых лично Жуковым и прочими генералами и маршаллами, азиатское быдло и прочие "мужички", как стадо шли в атаку и заваливало своими трупами сытых и довольных немцев, которые несли невосполнимые потери от того, что сходили с ума от назойливости советских войск. За всем этим с умилением наблюдал Сталин и через свои щупальца - партийных работников, задавал сценарий всей этой вакханалии. Нормальных на фронте не было, один Никулин был Д Артаньян, все остальные сплошь тупицы, кровопийцы, воры и насильники. Придя в Европу, ума и желаний у русских хватило только на то, чтобы срать в брошенных домах, пить халявный спирт, насиловать европейских женщин и воровать друг у друга трофеи. Никулину безмерно стыдно перед всем интеллигентным миром за недостойное поведение азиатской орды в Европе, жалко ему, что все достойные люди погибли, а выжили лишь сплошь негодяи, штабные крысы и политработники( он сам не в счет, естественно). Запомните, война это очень плохо. Все.
Вот ведь какой парадокс. Эту книгу Никулина очень многие позиционируют, как "суровую окопную правду войны", "самое лучшее произведение о ВОВ" и т.д., а вот сам автор в предисловии указывает, что:
Мои записки не предназначались для публикации. Это лишь попытка освободиться от прошлого: подобно тому, как в западных странах люди идут к психоаналитику, выкладывают ему свои беспокойства, свои заботы, свои тайны в надежде исцелиться и обрести покой, я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний. Попытка наверняка безуспешная, безнадежная… Эти записки глубоко личные, написанные для себя, а не для постороннего глаза, и от этого крайне субъективные. Они не могут быть объективными потому, что война была пережита мною почти в детском возрасте, при полном отсутствии жизненного опыта, знания людей, при полном отсутствии защитных реакций или иммунитета от ударов судьбы. В них нет последовательного, точного изложения событий.
Здесь я пытался рассказать, о чем я думал, что больше всего меня поражало и чем я жил четыре долгие военные года. Повторяю, рассказ этот совсем не объективный. Мой взгляд на события тех лет направлен не сверху, не с генеральской колокольни, откуда все видно, а снизу, с точки зрения солдата, ползущего на брюхе по фронтовой грязи, а иногда и уткнувшего нос в эту грязь. Естественно, я видел немногое и видел специфически.
Так вот, это действительно так, восприятие интеллигента, оторванного от привычной среды обитания и брошенного в мясорубку войны, крайне субъективно и специфично, но если бы этим восприятием и ограничивалось, так ведь половина книги состоит из банальных фронтовых баек - "по слухам", "мне говорили", "я слышал". Так вот, фронтовые байки - это не суровая окопная правда, а фольклор. И ценность таких баек не больше, чем ценность мемуаров выпендривавшегося военачальника. По ходу книги, вообще, получается, что-то из разряда: "Я сам много не видел, но зато уж сколько мне рассказывали всего".
А кроме того, как можно считать адекватной информацию от человека который сам дает о себе такие факты:
Я был никудышный солдат. В пехоте меня либо сразу же расстреляли бы для примера, либо я сам умер бы от слабости, кувырнувшись головой в костер: обгорелые трупы во множестве оставались на месте стоянок частей, прибывших из голодного Ленинграда. В полку меня, вероятно, презирали, но терпели.
Здесь только стали привыкать к голоду, а я уже был дистрофиком и выделялся среди солдат своим жалким видом. Все было для меня непривычно, все было трудно: стоять на тридцатиградусном морозе часовым каждую ночь по четыре-шесть часов, копать мерзлую землю, таскать тяжести: бревна и снаряды (ящик — сорок шесть килограммов). Все это без привычки, сразу. А сил нет и тоска смертная. Кругом все чужие, каждый печется о себе. Сочувствия не может быть. Кругом густой мат, жестокость и черствость.
Я жил как в бреду, плохо соображая, плохо отдавая себе отчет в происходящем. Разум словно затух и едва теплился в моем голодном, измученном теле.
...я обрел инстинктивную способность держаться подальше от подлостей, гадостей, сомнительных дел, плохих людей, а главное, от активного участия в жизни, от командных постов, от необходимости принимать жизненные решения — для себя и в особенности за других
А он что думал, что война - это выяснение отношений двух недовольных друг дружкой благородных сэров? Ничего себе, оказывается на войне кровь, грязь,матерщина и ругань, которые так травмируют чувствительную психику интеллигента. Сложилось такое ощущение, что Никулин, вообще, в простой народ впервые попал, благодаря только тому, что оказался в армии. А его это постоянное снисходительное "солдатики", "морячки", "Иваны", "мужички"? Да ты же ведь воевал с ними бок о бок, или все же нет? Может быть презрение к нему как бойцу было настолько велико, что противопоставление коллективу приняло крайне озлобленную и агрессивную форму? А его "правда" о роли женщин на войне? На основе чего можно сделать такое общее заключение для около 800.000 женщин, провоевавших за годы ВОВ на фронте? Может быть в силу озлобленности, от того, что сам оставался без внимания со стороны женщин?
А кроме того исповедь самого Никулина полна неточностей и грубых ошибок. К примеру:
После долгих блужданий, рискуя попасть в руки наступавшим немцам или угодить в штрафную роту как дезертиры, мы добрались до станции Мурманские ворота.
Поиск своей части Никулин описывает в ноябре 1941 года, а первые штрафные роты в СССР появились лишь в июле 1942 года.
Теперь эта операция, как «не имевшая успеха», забыта. И даже генерал Федюнинский, командовавший в то время 54-й армией, стыдливо умалчивает о ней в своих мемуарах, упомянув, правда, что это было «самое трудное, самое тяжёлое время» в его военной карьере.
А вот с трудом Федюнинского Никулин не счел нужным познакомиться должным образом, иначе бы знал, что генерал посвятил Любанской операции в своих мемуарах целую главу "Этого могло не случиться", где как раз таки проводит анализ неудачной попытки деблокирования Ленинграда.
Можно и еще найти к чему прицепиться, но желания копаться в грязном белье нет.
И так понятно, что книга написана в антисоветской манере с русофобской подоплекой в модной нынче стилистике: "Режим пал и теперь я вам расскажу, о чем 70 лет умалчивали, и как все было на самом деле". И панфиловцев выдумали, и Александр Матросов банально споткнулся перед амбразурой дзота, а Власов - он же не предатель, он же против Сталина был, за русских, и , вообще, может сдаться надо было немцам, сейчас цивилизованной Европой были бы, ведь план "ОСТ" Сталин лично выдумал.
Печально то, что люди не видят, как "правда" от Никулина умаляет заслуги советского народа и прививает чувство вины за собственную победу.
Прочитано в рамках ""Дайте две!" Light version.
Эта книга воспоминаний о войне глубоко биографична, глубоко индивидуальна, субъективна и личностна.
Для каждого участника войны она, война, поворачивается своим боком, каждый испытывает и проживает на войне свои, собственные, не заимствованные чувства, эмоции и состояния. Несмотря на кажущуюся общность пережитых событий эти глубоко личные и личностные воспоминания при попытке как-то их записать превращаются разными людьми в разные слова; с разной степенью открытости, достоверности, притворства, бравады, умолчаний, драматизации или приуменьшения пережитого — в любом случае всё это становится документом эпохи, даже и то, что искажено невольно или нарочно. И потому нельзя, невозможно отметать или отбрасывать из военно-мемуарной литературы ничего. Ни воспоминаний и размышлений маршала Жукова, ни книгу о солдатском долге маршала Рокоссовского, ни записки лётчика-истребителя Каберова, ни партизанские мемуары, ни лейтенантские книги Бакланова, Гранина и других фронтовиков, ни вот эту книгу.
Вероятно автор книги прав, описывая только тёмные, кровавые, нелепые и скотские стороны войны — если не делать этого и героизировать войну как способ выяснения отношений, так и войне никогда не закончиться... Наверное о войне только так и надо — с гневом и горечью, с беспощадностью к деталям и суровой окопной правде... Возможно на самом деле не было в нашей армии нормальных генералов и маршалов, почти не было вдумчивых офицеров, а солдатики только бражничали, насиловали немецких баб да бестолково заливали землю своей и чужой кровью... Только вот не понимаю, откуда взялась всё-таки победа... Наверное случайно...
Наверное автор прав в своём беспощадном гневе на нашего русского беспринципного вора-негодяя, который азартно играет в карты на имущество и деньги сослуживцев и гражданских (эпизод в книге). Правда автор пишет, что и сам он участвует в этой игре, но ведь он-то, автор, не вор! Он-то, вроде как, чистый, не негодяй... А тот негодяй. Потому что играет. А автор нет. Хотя тоже играет... Странно...
Потом вот такой нюанс: автор вроде как с критикой в наш адрес пишет о том, что немцы воевали двумя полками, в то время как третий полк находился в тылу на отдыхе. А красные, советские в это время сидели безвылазно в окопах, мокли и мёрзли, истекали кровью и потом, и прочее. Понятное дело, что лучше воевать как работать — сходил с 8 до 17 на передовую, пострелял, побежал в атаку, и если жив остался, вернулся потом на отдых... Но ведь зато немцы (в смысле фашисты и гитлеровцы) и проиграли эту войну, т.е. их тактика и организация ведения войны в конечном счёте проиграла. Да и очень я сомневаюсь, что когда война перекатилась на территорию Германии, то немцы/фашисты по-прежнему воевали только частью своего боеспособного состава. Думаю, что тут уже им стало не до педантичного буквоедского уставного... Иначе откуда взялись фольксштурм и гитлерюгенд с фаустами...
Думается мне, что многое из описанного и написанного в этой книге кроется в самой личности автора. Да он впрочем и сам о себе пишет понятно и открыто. Так, упоминает он о том, то как-то (в военное время) пытался завести разговор с офицером о непорядках и отвратительной организации военного дела в нашей армии, да его вовремя одёрнули, так сказать, во избежание... В другом месте он пишет о том, как сам после ранения пристроился в команду выздоравливающих при госпитале и тянул там волынку некоторое время, избегая тем самым передовой. Конечно в вину это ему ставить нельзя — война такое дело, и трудно осуждать человека, который нашёл способ извернуться, пусть на некоторое время. Но только вот почему-то ему, автору, это делать можно, а других хитрецов он осуждает... Таких моментов для внимательного читателя в этих мемуарах много, и вот лично у меня складывается мнение, что некий критический и претенциозный взгляд присущ автору как личности. Знаете, вот есть такое стихотворение:
"В одно окно смотрели двое…
Один увидел — дождь и грязь,
Другой — листвы зеленой вязь,
Весну и небо голубое…
В одно окно смотрели двое…"
К чему это я? А просто люди очень разные, и каждый в одной и той же наблюдаемой картине мира выделяет то, что именно ему кажется самым важным и самым главным. И потому весьма часто разные наблюдатели или участники одних и тех же событий описывают виденное по-разному... А тут ещё это некая внутренняя душевная "эмиграция", некое внутреннее "диссидентство", о котором сам автор упоминает, говоря о себе в определённые моменты жизни. И ещё эта яростная ненависть к Сталину, вполне понятная и обоснованная. Конечно сразу многое встаёт на свои места...
Правдива ли эта книга? С моей точки зрения безусловно правдива. Нужна ли она? Конечно нужна. Только нужно иметь ввиду, что каждый человек видит только то, что попадает в его поле зрения и каждый человек живёт в центре мира... своего мира, того, который вокруг него. И потому картина мира, написанная лётчиком-истребителем, будет отличаться от картины, рассказанной танкистом; пехотинец будет говорить о своём, а моряк наполнит свои мемуары другими событиями. И ещё каждый даст этим событиям свою оценку и придаст им ту или иную степень важности.
Этот отзыв на книгу столь же субъективен, как и мемуары Н. Никулина. И никоим образом не является посягательством на право автора книги видеть своё военное прошлое таким, каким он его видел, осознавал и запомнил. И не является попыткой как-то автора книги осудить. Скорее посочувствовать, тем более, что сам автор говорит о некоей психотерапевтической сути книги, о том, что без этого выплёскивания из себя войны ему так и пришлось бы жить с ней лицом к лицу и бок о бок... Низкий ему поклон, прямому участнику войны и воину-победителю! Равно как и другим солдатам Великой Отечественной...
А книгу... книгу непременно читать! Читать, и ужасаться войне и тому, что делают во время войны обыкновенные простые люди (о людях патологических и говорить не стоит, тем только дай дорваться до возможности потешить свои скрываемые сучности). Читать и понимать, что нет на войне белых и пушистых, а есть кровь, грязь, боль и горе, мерзость и подлость, смертельная усталость и сама смерть...
Отличная книга!
Книга прочитана в рамках игры "Открытая книга", тур №17, совет от AzbukaMorze
Признаться, задрожала у меня рука, когда выставлял оценку. Сказать "Очень нравится" или "Нравится", после прочитанного, весьма сложно (для психически здорового человека). То, что написано - нормальному человеку сильно нравиться не может. Но ведь речь то идет о мемуарах, а не о содержании? Может надо оценить литературные достоинства книги? Но насколько можно судить мемуары с позиции литературы? Пишут мемуары не профессиональные писатели, обычные люди, фронтовики, многие без образования, многие косноязычные (достаточно почитать сборники военной поэзии, чтоб понять, что писать начинают даже люди вообще без литературного таланта, и у меня не хватит совести запретить им это делать) - какая уж там литература? Следовательно, надо судить по содержанию. Но как? Ведь содержание, если оно откровенно неприятное для читателя - будет оценено негативно, а если наложится на внутреннюю матрицу читателя - позитивное. Вот такая история - субъективные мемуары о субъективном (другого не бывает) восприятии какого-либо события будут оценены субъективно. Мне, кстати, написанное понравилось, но понравилось не со стороны того, что я прочитал, а со стороны того, какое действие оно оказывает на прочитавших.
Что мы знаем о войне? Для кого сюрприз, что на войне проявляются худшие человеческие качества? Какого поведения мы ждем от солдата, регулярно наблюдающего смерть товарищей, и умирающего самостоятельно? Война это ад, а как метко сказал Ганс Христиан Андерсен "В аду люди лучше не становятся". Так откуда же эти корчи? Что за программа прошита в нашем харде, что если сказать, что советские войска не были отрядом тимуровцев, и в оккупированном (сорри, сейчас по башке дадут, конечно же не "оккупированном", а "освобожденном") Берлине не только заборы красили, да бабушек через дорогу переводил - тебя забрызгают слюной. что ты клевещешь на память предков. Но не бывает же иначе. Есть вещи, которых нет - и поведение солдат в захваченном городе всегда более-менее одинаково. Почему надо отказывать себе в праве задавать абсолютно очевидные вопросы?
Потери в войне - СССР потеряло от 8,5 млн. (по западным оценкам) до 11 млн. по собственным военных. Германия от 4 млн. по западным оценкам и до 5,5 по собственным. Вопрос - как же мы так ухитрились эффективно воевать, если напали на нас (а соотношение потерь при нападении должно быть гораздо больше в сторону нападающих, а не обороняющихся). Вопросы эти звенят своей очевидностью, но ответа содержательного на них нет - все больше пропаганда "Мы воевали против всего мира" (кто там наши союзники? Пигмеи. Можно их даже не считать), "Самая сильная армия напала на нас" (вроде ж наша была самая сильная), "У нас было самое эффективное руководство, а то б потерь было еще больше" (а почему тогда не было самой сильной армии, при самом эффективном руководстве? Странное дело, эффективное руководство у нас, а самая сильная армия не у нас) и пр.
И вот опять - только начал думать о войне, уже вижу наливающиеся кровью глаза отдельной категории читателей. Хотя вопросы то остаются.
Что мы видим в книге Никулина? Видим ли мы попытку очернить наше великое прошлое? Сомневаюсь, не ставил себе автор это целью. Написать "все как было"? Да тоже не могло быть это самоцелью - как может написать "все как было" человек, сидящей в отдельной землянке? Он высказал мысли рядового солдата, которые сомнительно чтоб отличались от мыслей других рядовых солдат, и вот эти самые мысли рядовых солдат, когда они смотрят не на статистические цифры, а видят что теряем мы больше чем немцы, видят то КАК мы воюем и как ОНИ воюют, о степени ответственности при принятии решении. о продуманности действий - вот эти мысли сейчас под запретом. Запрещено даже предполагать, какие мысли могли приходить в голову рядовым солдатам, которые прошли через Вторую мировую войну. Ибо мы все знаем. что это за мысли должны быть - и всегда знали. Можно отказать им в праве на эти мысли ("Что может понимать рядовой в своем окопе? Не дело рядового обдумывать приказы офицеров!"), но лучше бы их вообще не допустить.
Книга эта - типичные размышления интеллигента о войне. В популярных рецензиях на нее это ставится автору в вину. Мол, вонючий интеллигентишка, думать пытается, когда надо просто делать с рабоче-крестьянской прямотой. "Вы не рефлексируйте, вы распространяйте". Ну а кто интеллигент в данном контексте? Тот, кто в глаз ткнет: "Ведь у вас еще год назад Суворов и Кутузов были плохие? Когда они у вас успели стать хорошими? Когда немцы до Москвы дотопали? Или когда Сталинград окружили? Вот тут и прозрение наступило, про Суворова и Кутузова?". Ну или вообще гадость скажет: "Прошло 38 лет, приехал я на места боев - и вижу недалеко скелет лежит. Никому не нужный, за 38 лет никто даже закопать не потрудился - что уж там выяснить, кто это был. Это и есть ваше "Никто не забыт, ничто не забыто"? А, и да, на стелле там ни одной из 300 фамилий, смерть которых я видел, нет - может вы списки перепутали и их на другую стеллу нанесли? Или просто потеряли? Ведь "Никто не забыт, ничто не забыто".
Главные мысли автора высказаны вскользь - я выделил две, хотя на самом деле их, конечно, значительно больше - и дело не в каких-то мемуарных очерках о поведении Жукова, которого автор видел один раз (моя бабушка несколько дней работала в штабе Жукова (она была машинисткой), хотя всю войну отработала в штабе генерала Плиева. Но подтверждала - Жуков был действительно злобный хам, вообще не считавшийся с потерями, и куда более остро реагировавший на личные выпады, чем на провалы в работе), а в глобальных выводах:
1. Восприятие войны как "Победы" а не как "Трагедии", т.е. в мажорной. а не минорной интонации - искажает вообще все представление, и дает неверные алгоритмы действий для учета опыта. Понятно что когда мы "Победили", то хоронить 27 млн. погибших как-то и не обязательно становится. Выводы делать о качестве управления тоже как-то не надо - мы ж победили? Какие "разборы полетов"? Какие угробленные тысячи там, где их можно было сэкономить? Какое нерациональное использование человеческого ресурса? Как, зачем брать Рейхстаг и терять там тысячи бойцов, когда можно было бы просто разбомбить? Победителей не судят. Здесь автор видит, вероятно, самую страшную проблему в восприятии войны;
2. Общее противопоставление "цивилизации" и "орды". И вот здесь автор вносит все классические родовые травмы советского интеллигента. И да, действительно, если со жратвой в СССР всегда было плохо - почему на войне должно было быть хорошо? Было плохо как и не на войне, так и на войне. Если качество управления в СССР всегда было слабым местом - почему на войне оно должно было стать хорошим? Если к ресурсам, в т.ч. человеческим, бережно никогда не относились - почему должны были начать беречь в войну? Это абсолютно классический, азиатский подход, унаследованный нами еще от Золотой Орды. И вот эта ассоциация себя с золотой ордой, когда в Берлине, видя яблони, советским солдатам хочется не просто их оборвать (что понятно), а еще и поломать. Когда хочется не просто остановиться жить в обстановке, которая нравится, но и уничтожить ее - превратить в то, во что жить непригодно - вот это ковыряет рану бывшего советского человека (а все мы бывшие советские) особенно больно. Ведь дело даже не в плохих людях - вопреки бытующему мнению, у Никулина в воспоминаниях достаточно много людей, с которыми ему было комфортно. Да, большая часть из них проявила себя насильниками и мародерами - но от этого они не стали плохими людьми, в чем и признается автор. Они существовали в рамках некоей генеральной парадигмы своего бытия, выявляя ее суть. И вот это выявление сути парадигмы мы не простим. Насильников простим как частность, а общий вывод не смей делать. Просто не смей.
Ужасы войны бывший советский человек воспринимает спокойно, к крови мы привыкшие. Но наша цивилизационное отставание это пощечина и оскорбление, притом особенно больная ввиду самоочевидности факта. И кто мог больнее ковырнуть именно эту нашу рану, не рану Второй мировой, а рану нашей цивилизации, как не искусствовед, профессор (в последствии) Н.Н.Никулин?
Негативные отзывы на книгу вызваны прежде-всего болью, болью испытываемой при чтении. Ну а болит у всех по разному - у кого-то злобой, у кого-то раздражением. И именно в негативных реакциях на книгу, я вижу позитив - ибо раз болит, значит еще не атрофировалось и не отвалилось. Да, гниет и воняет, но пока еще живо. Не факт что можно спасти, но факт, что при определенных условиях эта боль заставит действовать, что-то искать. И, может даже, эта боль выразится не в том чтоб накакать в вазу немца, или обломать ему яблоню, а в чем-то большем? И под большим я понимаю не изнасилование. Путь к исцелению - признать себя больным. А пока ты считаешь себя здоровым - для тебя не будет исцеления. Негативные отзывы это отказ признавать болезнь, но это и констатация боли. А раз есть боль - значит есть надежда, что когда-нибудь болезнь все-таки будет признана не горсткой "вшивых интеллигентишек". Будем надеяться.
Чтобы там не утверждал «Наутилус» устами Тутанхамона, правд – великое множество. Единственное, что уникально – это развитие событий. А уж то, почему, как и зачем – это каждый индивидуум решает самостоятельно. Любой человек может толковать то или иное событие, как ему того хотелось бы. Кто-то видит в победе СССР во второй мировой войне великий подвиг Советского Народа и освобождение Европы от ига нацизма. Другие расценивают это как пиррову победу и не слишком чистую геополитические игры. А третьи – как преступление против всего советского народа, чьими телами были буквально закиданы германские войска, и предательство союзников, у которых под шумок коварный Сталин умудрился отхватить кусок Европы и чуть ли не присвоил себе Францию.
Понятно, что этими тремя категориями количество точек зрения не исчерпывается. Существует еще огромное количество промежуточных точек зрения, стоящих между этим крайностями. И каждый волен занимать на этой линии мнений любую точку. С другой стороны, как говаривал Горин, устами Мюнхаузена: «— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы? — Обязательно! Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать». Так что любому мыслящему человеку рекомендуется изучать все доступные источники и знакомиться с разными точками зрения.
Все это длинное вступление здесь к чему? Просто к тому, что эта книга – это еще одна точка зрения, которая почему-то стала знаменем у многих противников советской власти и истории СССР. Я не буду, говорит, что это плохая книга, которую необходимо сжечь и не читать. Нет, эта книга хороша и думаю, её стоит прочесть. Но не нужно искренне верить всему, что там написано. Взять на заметку, вписать в собственную картину мира, выбрать то, что запало в душу, если есть желание – попытаться исследовать детали более подробно. Это будет лучшим применением этой книги.
Слишком уж однобокое описание получается. Здесь нет каких-то положительных персонажей. Вся вереница проходящих мимо читателей герои – либо подонки, либо алкаши, либо эгоисты, либо сволочи, либо что-то еще. Самым положительным считается тот, кто обладает всего лишь одной негативной чертой. А таких тут не много. В основном они где-то за пределами рассказа. И обычно очень быстро погибают. По сценарию Никулина, дольше всех живут те, кто этого не заслуживает.
Вообще, сам автор в начале книги не раз говорит, что это скорее психотерапевтическая книга. Он просто выписал все, что раздражало его, что мешало ему жить, все то, что он не мог вытерпеть больше. Вот взял все это и просто выплеснул на бумагу. И выплеснул не объективные события (разве они в ваших мыслях?) а свое отношение к ним. Понятно, что после того, что ему пришлось пережить, никаких светлых сторон во всем происходящем мы не увидим. Но читать подобное, наверное, не стоит людям с тонкой психической организацией, чтобы полностью не разочароваться в этом мире.
Делать на основе этих субъективных записей какие-то выводы о реальном положении вещей, на самом деле – глупо. Это скорее что-то такое, что может лечь в качестве еще одного кусочка головоломки. Я не говорю, что этого не могло быть, или что автор все врет. Существует огромное количество других источников, которые подтверждают тенденции (но не слова автора, если что). О том, что мы действительно потеряли в этой войне огромное количество людей. И что там, где другие стороны старались брать умом и тактикой, наше командование брало банальным закидыванием мясом.
С другой стороны – эта книга хорошо подходит для тех людей, которые до сих пор верят, что только благодаря мудрости Верховного Главнокомандующего и с легкой помощью Советского Народа, как один вставшего на защиту страны мы выиграли эту войну. Понятно, что пилюля будет горькая и не все воспримут его как что-то полезное. Но изучить её стоит хотя бы ради этого «другого взгляда» на события. Особенно в свете нынешней истерии вокруг праздника победы. И именно в том смысле, от которого предостерегает нас автор.
Когда мы вновь превозносим подвиги на войне, а не подвиги людей. Мы воздаем почет выжившим, а не грустим о тех, кто погиб. Мечтаем повторить все это и «перепоказать» всем, вместо того, чтобы сделать все, чтобы этого не повторилось. Эта книга субъективна, черна и однобока. В ней нет ничего нового, для тех, кто хоть что-то понимает в истории. Но иногда нужно увидеть грязь, чтобы понять, что такое чистота.
Почему ветераны не любят рассказывать о войне? Не потому ли, что война - это не геройства и подвиги, не парады, не ордена и не радость победы. Не потому ли, что война - это зло, и подлость, и мерзость, и грязь, и смерть. Именно о такой войне написал Николай Никулин - экскурсовод Эрмитажа, искусствовед, интеллигентный и тонкий человек. Он попал на фронт добровольцем прямо со школьной скамьи и участвовал в самых жестоких бойнях под Ленинградом, в боях за Псков, Тарту, Либаву, во взятии Данцига и Берлина. Свои воспоминания он записал через 30 лет после войны, чтобы "освободиться от прошлого", и воспринимать их просит "не как литературное произведение или исторический труд, а как документ, как свидетельство очевидца".
Поразила меня эта книга. Столько всего уже читано про войну, и прозаического, и страшного, а сердце не перестает отзываться. Фрагменты воспоминаний Никулина воссоздают безысходную, черную атмосферу военных лет, детали сурового солдатского быта, вспышки бессчетных поломанных судеб. Он описывает много неприглядного и отвратительного, о чем даже вовсе не хочется вспоминать. Он задает много неудобных вопросов, ответы на которые не вписываются в бравурную картину славных побед. Он обличает и критикует, используя не самые лестные сравнения. Некоторые мысли, повторяясь, проходят через всю книгу: чувствуется, что там у Никулина сильнее всего болит. Надеюсь, что писательство как психотерапия хоть немного ему помогло.
Неистово хочется спорить со всеми, кто поставил книге низкую оценку. Больше всего меня удивляют те, кто винит Никулина в необъективности. Он же на первой странице подчеркивает, что это его "крайне субъективный" взгляд! Собственно, это сводит его обобщения, которые многих так задевают, к узкому кругу лиц, с которыми ему пришлось воевать, и лично вашего дедушки не касаются. Никулин также не претендует на объективность, оценивая решения военачальников. Из окопа действительно не увидишь общую картину фронта, впрочем как и из тыла не увидишь пекло передовой. Надо признать, что у каждого своя правда. Однако открытые архивы и свидетельства других очевидцев лишь подтверждают слова Никулина, а с этим уже сложно не считаться.
Еще Никулина огульно обвиняют в русофобии, явно путая русофобию с антисоветизмом. Никулин никогда не выступал против русских людей! Наоборот, он жалеет и защищает русских мужиков, положивших свои жизни ради этой победы, и весь русский/советский народ, перенесший на своих плечах такую трагедию. Антисоветизм будет ближе к истине, а точнее антисталинизм. Никулин прямо называет Сталина "главным злом", но даже не в нем он видит причину всех наших несчастий. Он выступает против глупости, подлости, беспорядка. Против неэффективной организации и неразберихи, против привычки надеяться "на русский авось". Сравнение с Азией в этом ключе для многих звучит обидно, но не нужно питать иллюзий: что есть, то есть.
Наконец, немало читателей бросается грудью на амбразуру в попытке защитить, оправдать, обелить советских солдат, которые в Германии насиловали немецких женщин, килограммами вывозили награбленное или гадили в прекрасный немецкий фарфор. Дескать, немцы творили на нашей земле всякие бесчинства, значит, и нашим можно, их надо понять и простить, и вообще победителей не судят. Только, по-моему, Никулин рассказывает все это не для того, чтобы изобличить нашего брата, а показать, как чудовищно меняет людей война. В таких обстоятельствах сложно не опуститься до состояния зверя. Война превращает чьих-то добрых отцов, любимых мужей, заботливых сыновей в монстров без всяких понятий о нравственности и морали.
"Воспоминания о войне" Никулина изначально писались "в стол" и не предназначались для постороннего читателя. Они были опубликованы только в 2007 году и для многих стали потрясением, откровением. Считаю, что нужно издавать больше таких книг в противовес многочисленным книгам и фильмам, романтизирующим войну. Воспоминания простого солдата обязательно должны соседствовать с мемуарами генералов и маршаллов, иначе наша картина той войны никогда не будет полной. Историю нужно помнить и знать, но война никогда не должна казаться нам приключением, сама идея войны не должна восхваляться. Такие книги должны печататься, чтобы никогда больше никому не подумалось, что "можем повторить".
М.
Школьная вселенная. Тринадцатый учебный год. 4А класс. Взгляд в прошлое (предмет по выбору).
В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.
Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров — наперечет. Шли в бой необученные новобранцы…
— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.
— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.
— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.
И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.
Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.
Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены… Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо… Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!
война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства — орудием зла. Нет и не было войн справедливых, все они, как бы их не оправдывали, — античеловечны. Солдаты же всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме.
Когда кончилась Вторая мировая война, оставшиеся в живых ее участники сразу же попали в новые для себя условия: надо было восстанавливать разрушенную страну, устраивать собственный быт, добывать кусок хлеба и растить детей. О войне вспоминать не хотелось, мысли о ней были неприятны. Водка и каторжный труд помогали забыть тяжелые военные переживания
Откуда же такое равнодушие к памяти отцов? Откуда такая вопиющая черствость? И ведь не только под Ленинградом такое положение вещей. Везде — от Мурманской тундры, через леса Карелии, в Новгородской, Калининской областях, под Старой Руссой, Ржевом и далее на юг, вплоть до Черного моря, — везде одно и то же. Равнодушие к памяти погибших — результат общего озверения нации. Политические аресты многих лет, лагеря, коллективизация, голод уничтожили не только миллионы людей, но и убили веру в добро, справедливость и милосердие. Жестокость к своему народу на войне, миллионные жертвы, с легкостью принесенные на полях сражений, — явления того же порядка. Как же может уважать память своих погибших народ у которого национальным героем сделан Павлик Морозов?! Как можно упрекать людей в равнодушии к костям погибших на войне, если они разрушили свои храмы, запустили и загадили свои кладбища?
Война, которая велась методами концлагерей и коллективизации, не способствовала развитию человечности. Солдатские жизни ни во что не ставились. А по выдуманной политработниками концепции, наша армия — лучшая в мире, воюет без потерь. Миллионы людей, полегшие на полях сражений, не соответствовали этой схеме. О них не полагалось говорить, их не следовало замечать. Их сваливали, как падаль, в ямы и присыпали землей похоронные команды, либо просто гнили они там, где погибли. Говорить об этом было опасно, могли поставить к стенке «за пораженчество». И до сих пор эта официальная концепция продолжает жить, она крепко вбита в сознание наших людей. Объявили взятую с потолка цифру 20 миллионов, а архивы, списки, планы захоронений и вся документация — строгая тайна.
«Никто не забыт, ничто не забыто!» — эта трескучая фраза выглядит издевательством. Самодеятельные поиски пионеров и отдельных энтузиастов — капля в море. А официальные памятники и мемориалы созданы совсем не для памяти погибших, а для увековечивания наших лозунгов: «Мы самые лучшие!», «Мы непобедимы!», «Да здравствует коммунизм!». Каменные, а чаще бетонные флаги, фанфары, стандартные матери-родины, застывшие в картинной скорби, в которую не веришь, — холодные, жестокие, бездушные, чуждые истинной скорби изваяния.
Скажем точнее. Существующие мемориалы не памятники погибшим, а овеществленная в бетоне концепция непобедимости нашего строя. Наша победа в войне превращена в политический капитал, долженствующий укреплять и оправдывать существующее в стране положение вещей. Жертвы противоречат официальной трактовке победы. Война должна изображаться в мажорных тонах. Урра! Победа! А потери — это несущественно! Победителей не судят.
Я понимаю французов, которые в Вердене сохранили участок фронта Первой мировой войны в том виде, как он выглядел в 1916 году. Траншеи, воронки, колючая проволока и все остальное. Мы же в Сталинграде, например, сравняли все бульдозером и поставили громадную бабу с ножом в руке на Мамаевом кургане — «символ Победы» (?!). А на местах, где гибли солдаты, возникли могилы каких-то политработников, не имеющих отношения к событиям войны.
Мне пришлось быть в Двинске на местах захоронения наших солдат. Латыши — люди, в общем-то, жесткие, не сентиментальные, да и враждебные нам, сохранившие, однако, утраченные нами моральные принципы и культуру, — создали огромное, прекрасное кладбище. Для каждого солдата небольшая скромная могила и цветы на ней. По возможности найдены имена, хотя неизвестных очень много. Все строго, человечно, во всем — уважение к усопшим. И ощущается ужас боев, грандиозность происшедшего, когда видишь безграничное море могил — ни справа, ни слева, ни сзади, ни спереди не видно горизонта, одни памятники! А ведь в Латвии за короткое время боев мы потеряли в сотни раз меньше, чем на российских полях за два года! Просто там все скрыто лесами и болотами. И никогда, видимо, не будет разыскана большая часть погибших.
Мне рассказывали, что под Казанью, в тех местах, где в XVI веке войска Ивана Грозного атаковали город, до последних лет (до затопления в годы «великих строек»), люди собирали солдатские кости и сносили их в церковь, в специальный саркофаг. А ведь потери Ивана Грозного были мизерны по сравнению с жертвами последней войны! Например, на Невском Пятачке под Ленинградом на один квадратный метр земли приходилось семнадцать убитых (по официальным данным). Это во много раз плотнее, чем на обычном гражданском кладбище. Таким образом, пионерские и комсомольские походы на места боев — дело благородное, нужное, но безнадежное из-за грандиозности задачи.
Что же реально можно сделать сейчас, в условиях всеобщего равнодушия, нехватки средств и материалов? Думаю, на территории бывшей передовой следует создавать мемориальные зоны, сохранить то, что там осталось в неизменном виде. На бывшем Волховском фронте это можно осуществить во многих местах. Поставить памятные знаки, пусть скромные и дешевые, с обозначение погибших полков и дивизий. Ведь ни Погостье, ни Гайтолово, ни Тортолово, ни Корбусель, ни десятки других мест ничем не отмечены! А косточки собирать… И давно пора ставить на местах боев церкви или часовни.
Главное же — воскресить у людей память и уважение к погибшим. Эта задача связана не только с войной, а с гораздо более важными проблемами — возрождением нравственности, морали, борьбой с жестокостью и черствостью, подлостью и бездушием, затопившими и захватившими нас. Ведь отношение к погибшим, к памяти предков — элемент нашей угасшей культуры. Нет их — нет и доброты и порядочности в жизни, в наших отношениях. Ведь затаптывание костей на полях сражения — это то же, что и лагеря, коллективизация, дедовщина в современной армии, возникновение разных мафий, распространение воровства, подлости, жестокости, развал хозяйства. Изменение отношения к памяти погибших — элемент нашего возрождения как нации.Никакие памятники и мемориалы не способны передать грандиозность военных потерь, по-настоящему увековечить мириады бессмысленных жертв. Лучшая память им — правда о войне, правдивый рассказ о происходившем, раскрытие архивов, опубликование имен тех, кто ответствен за безобразия.
Говорят, что военная тема исчерпана в нашей истории и литературе. На самом же деле, к написанию правдивой истории войны еще не приступили, а когда приступят, очевидцев уже не будет в живых, и черные пятна на светлом лике Победы так и останутся нестертыми. Но так всегда бывало в истории человечества. Отличие лишь в масштабах, но не в сути происходившего, да и нужна ли по-настоящему кому-нибудь память о погибших?.
Мемуары, мемуары... Кто их пишет? Какие мемуары могут быть у тех, кто воевал на самом деле? У летчиков, танкистов и прежде всего у пехотинцев? Ранение — смерть, ранение — смерть, ранение — смерть и все! Иного не было. Мемуары пишут те, кто был около войны. Во втором эшелоне, в штабе*. Либо продажные писаки, выражавшие официальную точку зрения, согласно которой мы бодро побеждали, а злые фашисты тысячами падали, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он видел? Его покатали на подводной лодке, разок он сходил в атаку с пехотой, разок — с разведчиками, поглядел на артподготовку — и вот уже он «все увидел» и «все испытал»! (Другие, правда, и этого не видели.) Писал с апломбом, и все это — прикрашенное вранье. А шолоховское «Они сражались за Родину» — просто агитка! О мелких шавках и говорить не приходится.Мемуары, мемуары... Лучшие мемуары я слышал зимой 1944 года в госпитале под Варшавой. Из операционной принесли в палату раненого Витьку Васильева, известного дебошира, пьяницу, развратника, воевавшего около начальства и в основном занимавшегося грабежом или сомнительными махинациями с мирным населением. За свои художества Витька Васильев угодил, наконец, в штрафную роту, участвовал в настоящем бою, «искупил вину кровью». Вот стенограмма его мемуаров: «Пригнали нас на передовую, высунул я башку из траншеи, тут меня и е..уло». Мемуары прерывались скабрезными частушками и затейливой пьяной руганью в адрес сестры, делавшей Витьке инъекцию противостолбнячной сыворотки.
* Оказывается, рациональные немцы и тут все учли. Их ветераны четко различаются по степени участия в боях. В документах значатся разные категории фронта: I — первая траншея и нейтральная полоса. Этих чтят (в войну был специальный знак за участие в атаках и рукопашных, за подбитые танки и т. д.). II — артпозиции, штабы рот и батальонов. III — прочие фронтовые тылы. На эту категорию смотрят свысока.