Эту книгу можно назвать "портретом на фоне эпохи", причем портретом весьма объективным, что, несомненно, вызовет интерес современного читателя, который получит возможность познакомиться с малоизвестными страницами истории нашей страны, узнать для себя немало нового и даже неожиданного.
Автор не стремится ни демонизировать, ни в чем-то обелять своего героя - "пламенного революционера" и председателя ВЧК. Ведь события конца XIX - начала XX века в России имели свою неумолимую, страшную логику, а имя Феликса Дзержинского связано с ними неразрывно.
Разные люди приходят в революцию по разным причинам. В случае с юным Феликсом Дзержинским основной причиной была не бедность – семья польских дворян Дзержинских была всё же недостаточно бедна, чтобы не позволить детям обучаться в гимназии. Не ущемлённые национальные чувства – Дзержинский был интернационалист, противник отделения Польши от России, а националиста Пилсудского и вовсе ненавидел. Не особая обстановка в семье – никто из братьев и сестёр Феликса революционером не стал. Не ждущий реализации проект по переустройству России – такового у него попросту не было. И уж, разумеется, не желание взобраться на верх социальной лестницы и лично обогатиться – даже возглавляя ВЧК и будучи наркомом путей сообщения, он живёт более чем скромно: сохранилась его просьба от 1925 года к хозяйственникам ОГПУ о проведении ремонта в его кремлёвской квартире: «обить двери, выходящие в коридор, чтобы не дуло и не было слышно разговоров; устранить щели в форточках; отрегулировать отопление; осмотреть треснувшую печь; поменять рваные занавески на окнах; ну, и чтобы копоть в комнаты не попадала...»
Феликс Эдмундович Дзержинский был, что называется, «революционером от сердца». Юношей с повышенным чувством справедливости, разочаровавшимся в существующем укладе и ушедшим в марксизм как в новую – светскую – религию. Вероятно, к такому разочарованию его подтолкнуло глубокое душевное потрясение – смерть любимой сестры Ванды (что там с ней было – дело тёмное), потом смерть матери. Связав судьбу с социал-демократами, он пытается убедить остальных в её правоте точно так же, как религиозный фанатик пытается обратить в свою веру (интересно, что до 16 лет Феликс был ревностным католиком). Между тем условия жизни в Российской империи действительно были таковы, что многим становилось ясно: надо что-то менять. Применительно к Дзержинскому – свой путь в революцию он начинал с мелочей: с защиты прав рабочих на сокращение рабочего дня – «на механических предприятиях — до 10'/2 часа, на ткацких — до 11‘/2 часа и на остальных — до 12 часов» - что, кстати, обещало сделать правительство, напуганное стачками в Петербурге: «Заводы Рекоша, Шмидта, Тильманса и Петровского — механические, так запомним, что у нас рабочий день должен продолжаться лишь 10 1/2 час.., а на других предприятиях — 12 час. Будем за это бороться, если предприниматели не захотят выполнять этот закон!» Если бы правительство было более социально ориентировано, подобные призывы не вышли бы за пределы законодательства. Но это если бы... В реальности Дзержинского арестовали, избили палками до горлового кровотечения и после года предварительного заключения отправили в ссылку в Вятскую губернию. Да и в дальнейшем его путь революционера, мягко говоря, не был усыпан розами. Пока не пришёл поворотный для его биографии 1917 год.
Что произошло в 1917 году? Освободившийся из Бутырки Дзержинский примыкает к Ленину и партии большевиков. 10 октября на квартире меньшевика Суханова проходит историческое заседание ЦК РСДРП(б) с участием Ленина, на котором принимается решение о вооруженном восстании. В ночь на 25 октября Дзержинский руководит отрядом, захватившим Центральный телеграф, а потом отвечает за связь Смольного с отрядами восставших. А после победы восстания — в Таврический дворец, на II съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Делегаты с восторгом принимают декреты о мире и земле, одобряют состав Совнаркома и структуру власти, предложенную большевиками, — «до решения Учредительного собрания». С точки зрения современного понимания демократии и правового государства, таковое, разумеется, выходит за рамки. Но с точки зрения того времени Ленин не очень-то выбивается из общей тенденции. Достаточно вспомнить эсеров с их террором, начатым, кстати, задолго до революций Октябрьской и Февральской. Керенского, утверждавшего незадолго до Февраля: «Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам превратил закон в орудие издевательства над народом! С нарушителями закона есть только один путь — физическое уничтожение!» Кадета Маклакова, брата министра внутренних дел, который в 1915 году сказал, что для спасения России подошел бы «вариант 1801 года» (имел в виду убийство императора Павла). Плеханова и его слова: «Успех революции — высший закон, и если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или иного демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться». Или великую княгиню Марию Павловну, желающую смерти императрице Александре Фёдоровне. Да и вообще не очень-то демократично это было – заставлять правящего монарха отрекаться от престола. Проблема Ленина была в другом: будучи революционером, он не примкнул к революции Февральской, а начал свою. Со своим пониманием устройства нового, послереволюционного, общества, своей стратегией развития и своим отношением к собственности. Последнего-то как раз Ленину и не прощают.
Чем занимается в 1917 году Дзержинский? Начиная с 7 декабря, возглавляет ВЧК, которая… занимается вполне утилитарным делом: отлавливает уголовников, хулиганьё, спекулянтов и т.д. и тащит в Смольный. Ленин же решает совершенно другие проблемы. Взять Зимний дворец было проще простого: это событие даже не сразу заметили. Труднее её удержать. Что-то сделать со старыми дореволюционными учреждениями. С Петроградской думой, вокруг которой собираются недовольные. Обеспечить Петроград хлебом. Выдать зарплаты рабочим. А подчинить себе хотя бы Госбанк оказывается намного сложней, нежели свергнуть Временное правительство. Прибавим к тому массу политических партий, жаждущих реванша. Тех же московских анархистов, с которыми в марте 1918 пришлось кончать – и в результате снизить в столице преступность на 80%. А тут ещё после Брестского мира возвращаются с Первой мировой фронтовики и начинается передел собственности, особо страшный в деревнях. А романтика первых дней революции постепенно уступает место цинизму, и звучат выстрелы в Ленина.
С лёгкой руки историка Мельгунова принято считать, что именно большевики залили страну кровью во время красного террора, на который им впоследствии ответили белой горячкой. Вменяют им в вину в том числе продотряды, увозящие из деревень хлеб. Некоторые любители «белого дела» даже утверждают, что, не будь большевиков, какой-нибудь колчак с куда большим успехом поднял бы Россию на новый уровень. В действительности же у белых были неплохие шансы: и в Крыму и на Тамбове были прекрасные стартовые условия. Но получилось то, что получилось. И разгром их большевиками был не первопричиной, а следствием. А в терроре участвовали все стороны. И если красные ещё могли прислушиваться к ходатайствам, например, писателя Короленко, который имел пропуск в ЧК Полтавы и писал письма Луначарскому, то белые таковых заступников просто не слушали. Первой же «жертвой», расстрелянной ЧК 24 февраля 1918 года, стал уголовник. В дальнейшем стали попадать в ЧК и политические противники, но атмосфера 37-го года для них ещё не началась. Дзержинский же изначально к своей деятельности подходит как романтик и гуманист. Вот что он пишет в инструкции по проведению обысков и арестов:
«...Пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть...
1. Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность. 2. Обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое, никакие нравоучения и окрики недопустимы. 3. Ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда. 4. Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы.
Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трех месяцев, удалению из Комиссии и высылке из Москвы».
Он же строго спрашивает с подчинённых ему чекистов за превышения полномочий. Среди его распоряжений немало таких, когда сотрудника ЧК за избиение подозреваемого увольняют, отправляют в тюрьму, а при отягчающих обстоятельствах даже расстреливают. Он же вступается за задержанных, в том числе и за Мельгунова, которого вовсе амнистируют. И временами сохраняет потрясающую наивность, не замечая, например, что мятеж левых эсеров от 6 июля готовится чуть ли не у него под носом. Впрочем, это не мешает чекистам провести ряд тонких и вполне талантливых операций по раскрытию контрреволюционных организаций – чего стоит хотя бы «дело Локарта» или раскрытие савинковского «Союза защиты родины и свободы». В окружении Дзержинского много людей мужественных, готовых работать в тылу врага. Он им особенно благоволит. Так, неоднократно переходил линию фронта член коллегии ВЧК Павлуновский, впоследствии возглавлявший органы ЧК в Сибири и на Дальнем Востоке. Любимец московских чекистов француз Делафар весной 1919-го отправился нелегально в Одессу, вести агитацию среди своих соотечественников. Был выслежен французской контрразведкой и расстрелян. Умер, отказавшись от повязки на глаза, со словами «Да здравствует мировая революция!». Отступая под натиском деникинских войск, красные оставили в их тылу несколько сотен нелегалов, в основном под видом заключенных в тюрьмах. Чекист Муравьев сумел внедриться в окружение Антонова, организатора Тамбовского восстания. С его помощью удалось выманить нескольких руководителей повстанцев в Москву, Тулу, Воронеж и там арестовать. Именно деятельность ЧК позволила не допустить беспорядков в тылу и повального воровства в ходе Гражданской войны. Именно ЧК помогала восстанавливать транспортное сообщение и тяжёлую промышленность страны после этой войны – потому, что просто восстановить железные дороги мало. Надо ещё выявить преступные сообщества, занимающиеся продажей краденых грузов, а также сделать дороги безопасными. Именно Дзержинский, ставший в 1921 году наркомом путей сообщения, налаживает железнодорожный путь из Сибири до голодающего Поволжья, так что уже через два месяца туда идут составы с хлебом. При этом для пользы дела Дзержинский привлекает так называемых «буржуазных специалистов» - вне зависимости от их политических взглядов. И до последнего отстаивает этих специалистов, когда им пытаются предъявить политические обвинения. Он же поднимает вопрос о том, что институт комиссаров изжил себя. И действительно – в 1922 данный институт ликвидируют. Именно по инициативе Дзержинского начинается борьба с беспризорностью – создание трудовых коммун, самая знаменитая из них – коммуна, воспитателем в которой был Антон Семёнович Макаренко. Многие чекисты подхватили эти идеи – и к середине 30-х годов беспризорность была ликвидирована.
Откуда же у чекистов дурная слава? Проблема в том, что Феликс Эдмундович Дзержинский был романтиком - а окружали его прагматики. Он пытался бороться с злоупотреблениями - но уследить за всеми физически не мог. Он был готов сделать всё, чтобы бороться за справедливость, однако искренне не понимал необходимости в подробных судебных разбирательствах, считая это либеральной канителью. - А в результате иной раз летели невинные головы. Он оправдывал и оберегал специалистов – а эти же специалисты потом стучали друг на друга. Проблема в том, что само создание ЧК вызвано было тем, что уважение к закону в стране расшаталось. Дзержинский, может, и был бы рад после проведения дознания дело либо прекратить, либо передать в следственную комиссию при революционном трибунале, но обстоятельства были иные. И поднятие экономики возможно было лишь в сочетании с унтерпришибеевщиной во внутренней политике. С «философскими пароходами», на которых высылалась потенциальная оппозиция. С продотрядами, которые силой забирали у деревни хлеб, дабы накормить голодный город (интересно, что продотрядовцы по большей части сами были выходцами из деревень). Со сведением счетов, поскольку в Гражданскую войну вскрылись все до того копившиеся социальные противоречия (в сущности, по автору, это была война двух диктатур: пролетарской и буржуазно-помещичьей). Ожесточается и сам Дзержинский, уверившийся, что государству грозит опасность, которую надо предупредить любыми средствами. Это он требует от продотрядовцев не стесняться в действиях – потому, что видит ужасы голода. Но он же поднимает вопрос о прекращении бесчинств продотрядовцев, когда убеждается в них воочию. И хотя в 1920 году будет объявлено постановление об отмене смертной казни по приговорам ВЧК, за подписью Дзержинского, кровь на руках чекистов всё равно оставалась. Ну и ещё одна проблема заключается в имидже, который чекистам создали. Какой имидж им создали уголовники, думается, представляет каждый, кто хоть раз слышал блатняк. Но то, что рассказывали о них идейные противники, было не лучше. Самое интересное, что рассказывали они не потому, что были особо гуманные. У петлюровцев или деникинских следователей руки в крови не меньше. Руководитель Наркомюста Крыленко, расстрелянный в 1938 году, выступал обвинителем во многих сфальсифицированных процессах. Нейтральные страны Запада вообще поддерживали белое движение.
Автор ни разу не оправдывает Дзержинского. Но подчёркивает его искренность. «Железный» Феликс никогда не говорил про «горячее сердце, холодную голову и чистые руки». Но прожил жизнь так, как будто пытался сделать эти слова собственным девизом. Не был он и «железным»: всё происходящее вокруг он пропускал через себя. И умер – от разрыва сердца, так и оставшись в памяти идеальным революционером. Ему повезло: уже в конце его жизни эпоха пламенных революционеров начала уходить. На первое место вышли прагматики и партийные тёрки, а само строительство государства пошло не так, как мечталось Дзержинскому.
П.С. В Вятской губернии - ныне Кировской области – Дзержинского помнят и даже поставили ему памятник, приуроченный к его 140-летию. Чем вызвали в определённых кругах сильное бурление чувств. Вот, кстати, этот скандальный памятник.
___
___
Разные люди приходят в революцию по разным причинам. В случае с юным Феликсом Дзержинским основной причиной была не бедность – семья польских дворян Дзержинских была всё же недостаточно бедна, чтобы не позволить детям обучаться в гимназии. Не ущемлённые национальные чувства – Дзержинский был интернационалист, противник отделения Польши от России, а националиста Пилсудского и вовсе ненавидел. Не особая обстановка в семье – никто из братьев и сестёр Феликса революционером не стал. Не ждущий реализации проект по переустройству России – такового у него попросту не было. И уж, разумеется, не желание взобраться на верх социальной лестницы и лично обогатиться – даже возглавляя ВЧК и будучи наркомом путей сообщения, он живёт более чем скромно: сохранилась его просьба от 1925 года к хозяйственникам ОГПУ о проведении ремонта в его кремлёвской квартире: «обить двери, выходящие в коридор, чтобы не дуло и не было слышно разговоров; устранить щели в форточках; отрегулировать отопление; осмотреть треснувшую печь; поменять рваные занавески на окнах; ну, и чтобы копоть в комнаты не попадала...»
Феликс Эдмундович Дзержинский был, что называется, «революционером от сердца». Юношей с повышенным чувством справедливости, разочаровавшимся в существующем укладе и ушедшим в марксизм как в новую – светскую – религию. Вероятно, к такому разочарованию его подтолкнуло глубокое душевное потрясение – смерть любимой сестры Ванды (что там с ней было – дело тёмное), потом смерть матери. Связав судьбу с социал-демократами, он пытается убедить остальных в её правоте точно так же, как религиозный фанатик пытается обратить в свою веру (интересно, что до 16 лет Феликс был ревностным католиком). Между тем условия жизни в Российской империи действительно были таковы, что многим становилось ясно: надо что-то менять. Применительно к Дзержинскому – свой путь в революцию он начинал с мелочей: с защиты прав рабочих на сокращение рабочего дня – «на механических предприятиях — до 10'/2 часа, на ткацких — до 11‘/2 часа и на остальных — до 12 часов» - что, кстати, обещало сделать правительство, напуганное стачками в Петербурге: «Заводы Рекоша, Шмидта, Тильманса и Петровского — механические, так запомним, что у нас рабочий день должен продолжаться лишь 10 1/2 час.., а на других предприятиях — 12 час. Будем за это бороться, если предприниматели не захотят выполнять этот закон!» Если бы правительство было более социально ориентировано, подобные призывы не вышли бы за пределы законодательства. Но это если бы... В реальности Дзержинского арестовали, избили палками до горлового кровотечения и после года предварительного заключения отправили в ссылку в Вятскую губернию. Да и в дальнейшем его путь революционера, мягко говоря, не был усыпан розами. Пока не пришёл поворотный для его биографии 1917 год.
Что произошло в 1917 году? Освободившийся из Бутырки Дзержинский примыкает к Ленину и партии большевиков. 10 октября на квартире меньшевика Суханова проходит историческое заседание ЦК РСДРП(б) с участием Ленина, на котором принимается решение о вооруженном восстании. В ночь на 25 октября Дзержинский руководит отрядом, захватившим Центральный телеграф, а потом отвечает за связь Смольного с отрядами восставших. А после победы восстания — в Таврический дворец, на II съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Делегаты с восторгом принимают декреты о мире и земле, одобряют состав Совнаркома и структуру власти, предложенную большевиками, — «до решения Учредительного собрания». С точки зрения современного понимания демократии и правового государства, таковое, разумеется, выходит за рамки. Но с точки зрения того времени Ленин не очень-то выбивается из общей тенденции. Достаточно вспомнить эсеров с их террором, начатым, кстати, задолго до революций Октябрьской и Февральской. Керенского, утверждавшего незадолго до Февраля: «Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам превратил закон в орудие издевательства над народом! С нарушителями закона есть только один путь — физическое уничтожение!» Кадета Маклакова, брата министра внутренних дел, который в 1915 году сказал, что для спасения России подошел бы «вариант 1801 года» (имел в виду убийство императора Павла). Плеханова и его слова: «Успех революции — высший закон, и если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или иного демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться». Или великую княгиню Марию Павловну, желающую смерти императрице Александре Фёдоровне. Да и вообще не очень-то демократично это было – заставлять правящего монарха отрекаться от престола. Проблема Ленина была в другом: будучи революционером, он не примкнул к революции Февральской, а начал свою. Со своим пониманием устройства нового, послереволюционного, общества, своей стратегией развития и своим отношением к собственности. Последнего-то как раз Ленину и не прощают.
Чем занимается в 1917 году Дзержинский? Начиная с 7 декабря, возглавляет ВЧК, которая… занимается вполне утилитарным делом: отлавливает уголовников, хулиганьё, спекулянтов и т.д. и тащит в Смольный. Ленин же решает совершенно другие проблемы. Взять Зимний дворец было проще простого: это событие даже не сразу заметили. Труднее её удержать. Что-то сделать со старыми дореволюционными учреждениями. С Петроградской думой, вокруг которой собираются недовольные. Обеспечить Петроград хлебом. Выдать зарплаты рабочим. А подчинить себе хотя бы Госбанк оказывается намного сложней, нежели свергнуть Временное правительство. Прибавим к тому массу политических партий, жаждущих реванша. Тех же московских анархистов, с которыми в марте 1918 пришлось кончать – и в результате снизить в столице преступность на 80%. А тут ещё после Брестского мира возвращаются с Первой мировой фронтовики и начинается передел собственности, особо страшный в деревнях. А романтика первых дней революции постепенно уступает место цинизму, и звучат выстрелы в Ленина.
С лёгкой руки историка Мельгунова принято считать, что именно большевики залили страну кровью во время красного террора, на который им впоследствии ответили белой горячкой. Вменяют им в вину в том числе продотряды, увозящие из деревень хлеб. Некоторые любители «белого дела» даже утверждают, что, не будь большевиков, какой-нибудь колчак с куда большим успехом поднял бы Россию на новый уровень. В действительности же у белых были неплохие шансы: и в Крыму и на Тамбове были прекрасные стартовые условия. Но получилось то, что получилось. И разгром их большевиками был не первопричиной, а следствием. А в терроре участвовали все стороны. И если красные ещё могли прислушиваться к ходатайствам, например, писателя Короленко, который имел пропуск в ЧК Полтавы и писал письма Луначарскому, то белые таковых заступников просто не слушали. Первой же «жертвой», расстрелянной ЧК 24 февраля 1918 года, стал уголовник. В дальнейшем стали попадать в ЧК и политические противники, но атмосфера 37-го года для них ещё не началась. Дзержинский же изначально к своей деятельности подходит как романтик и гуманист. Вот что он пишет в инструкции по проведению обысков и арестов:
«...Пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть...
1. Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность. 2. Обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое, никакие нравоучения и окрики недопустимы. 3. Ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда. 4. Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы.
Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трех месяцев, удалению из Комиссии и высылке из Москвы».
Он же строго спрашивает с подчинённых ему чекистов за превышения полномочий. Среди его распоряжений немало таких, когда сотрудника ЧК за избиение подозреваемого увольняют, отправляют в тюрьму, а при отягчающих обстоятельствах даже расстреливают. Он же вступается за задержанных, в том числе и за Мельгунова, которого вовсе амнистируют. И временами сохраняет потрясающую наивность, не замечая, например, что мятеж левых эсеров от 6 июля готовится чуть ли не у него под носом. Впрочем, это не мешает чекистам провести ряд тонких и вполне талантливых операций по раскрытию контрреволюционных организаций – чего стоит хотя бы «дело Локарта» или раскрытие савинковского «Союза защиты родины и свободы». В окружении Дзержинского много людей мужественных, готовых работать в тылу врага. Он им особенно благоволит. Так, неоднократно переходил линию фронта член коллегии ВЧК Павлуновский, впоследствии возглавлявший органы ЧК в Сибири и на Дальнем Востоке. Любимец московских чекистов француз Делафар весной 1919-го отправился нелегально в Одессу, вести агитацию среди своих соотечественников. Был выслежен французской контрразведкой и расстрелян. Умер, отказавшись от повязки на глаза, со словами «Да здравствует мировая революция!». Отступая под натиском деникинских войск, красные оставили в их тылу несколько сотен нелегалов, в основном под видом заключенных в тюрьмах. Чекист Муравьев сумел внедриться в окружение Антонова, организатора Тамбовского восстания. С его помощью удалось выманить нескольких руководителей повстанцев в Москву, Тулу, Воронеж и там арестовать. Именно деятельность ЧК позволила не допустить беспорядков в тылу и повального воровства в ходе Гражданской войны. Именно ЧК помогала восстанавливать транспортное сообщение и тяжёлую промышленность страны после этой войны – потому, что просто восстановить железные дороги мало. Надо ещё выявить преступные сообщества, занимающиеся продажей краденых грузов, а также сделать дороги безопасными. Именно Дзержинский, ставший в 1921 году наркомом путей сообщения, налаживает железнодорожный путь из Сибири до голодающего Поволжья, так что уже через два месяца туда идут составы с хлебом. При этом для пользы дела Дзержинский привлекает так называемых «буржуазных специалистов» - вне зависимости от их политических взглядов. И до последнего отстаивает этих специалистов, когда им пытаются предъявить политические обвинения. Он же поднимает вопрос о том, что институт комиссаров изжил себя. И действительно – в 1922 данный институт ликвидируют. Именно по инициативе Дзержинского начинается борьба с беспризорностью – создание трудовых коммун, самая знаменитая из них – коммуна, воспитателем в которой был Антон Семёнович Макаренко. Многие чекисты подхватили эти идеи – и к середине 30-х годов беспризорность была ликвидирована.
Откуда же у чекистов дурная слава? Проблема в том, что Феликс Эдмундович Дзержинский был романтиком - а окружали его прагматики. Он пытался бороться с злоупотреблениями - но уследить за всеми физически не мог. Он был готов сделать всё, чтобы бороться за справедливость, однако искренне не понимал необходимости в подробных судебных разбирательствах, считая это либеральной канителью. - А в результате иной раз летели невинные головы. Он оправдывал и оберегал специалистов – а эти же специалисты потом стучали друг на друга. Проблема в том, что само создание ЧК вызвано было тем, что уважение к закону в стране расшаталось. Дзержинский, может, и был бы рад после проведения дознания дело либо прекратить, либо передать в следственную комиссию при революционном трибунале, но обстоятельства были иные. И поднятие экономики возможно было лишь в сочетании с унтерпришибеевщиной во внутренней политике. С «философскими пароходами», на которых высылалась потенциальная оппозиция. С продотрядами, которые силой забирали у деревни хлеб, дабы накормить голодный город (интересно, что продотрядовцы по большей части сами были выходцами из деревень). Со сведением счетов, поскольку в Гражданскую войну вскрылись все до того копившиеся социальные противоречия (в сущности, по автору, это была война двух диктатур: пролетарской и буржуазно-помещичьей). Ожесточается и сам Дзержинский, уверившийся, что государству грозит опасность, которую надо предупредить любыми средствами. Это он требует от продотрядовцев не стесняться в действиях – потому, что видит ужасы голода. Но он же поднимает вопрос о прекращении бесчинств продотрядовцев, когда убеждается в них воочию. И хотя в 1920 году будет объявлено постановление об отмене смертной казни по приговорам ВЧК, за подписью Дзержинского, кровь на руках чекистов всё равно оставалась. Ну и ещё одна проблема заключается в имидже, который чекистам создали. Какой имидж им создали уголовники, думается, представляет каждый, кто хоть раз слышал блатняк. Но то, что рассказывали о них идейные противники, было не лучше. Самое интересное, что рассказывали они не потому, что были особо гуманные. У петлюровцев или деникинских следователей руки в крови не меньше. Руководитель Наркомюста Крыленко, расстрелянный в 1938 году, выступал обвинителем во многих сфальсифицированных процессах. Нейтральные страны Запада вообще поддерживали белое движение.
Автор ни разу не оправдывает Дзержинского. Но подчёркивает его искренность. «Железный» Феликс никогда не говорил про «горячее сердце, холодную голову и чистые руки». Но прожил жизнь так, как будто пытался сделать эти слова собственным девизом. Не был он и «железным»: всё происходящее вокруг он пропускал через себя. И умер – от разрыва сердца, так и оставшись в памяти идеальным революционером. Ему повезло: уже в конце его жизни эпоха пламенных революционеров начала уходить. На первое место вышли прагматики и партийные тёрки, а само строительство государства пошло не так, как мечталось Дзержинскому.
П.С. В Вятской губернии - ныне Кировской области – Дзержинского помнят и даже поставили ему памятник, приуроченный к его 140-летию. Чем вызвали в определённых кругах сильное бурление чувств. Вот, кстати, этот скандальный памятник.
___
___
Без долгих предисловий, сразу к делу.
Плюсы
+ живое повествование, на мой вкус, местами даже слишком художественное
+ спискота: биография, библиография, отрывки из воспоминаний о Дзержинском
+ глубокая погруженность в тему (история России 1900-1930-е гг), автор хоть и не профессиональный историк, но методы использует строго научные, в результате имеем историческое исследование высокой пробы
+ высокий градус объективности как результат диалектического метода изучения темы: нет ни черного, ни белого, ни хороших, ни плохих, есть конкретные исторические обстоятельства и конкретные люди (большевики), и конкретный человек (Дзержинский), которые действовали в зависимости от оных обстоятельств с поправкой на свои убеждения/идеологию/философию/совесть.
Особенно мне понравилось, как автор оценивает деятельность большевиков - такого взвешенного разбора, хоть и весьма краткого и обобщенного, еще не встречала =0) Автор ничего не замалчивает, ничего не отрицает - он говорит, как было и есть, оценивая дела по их результатам. Без пресловутых "слезинок ребенка" с одной стороны, и без "лес валят - щепки летят" с другой.
Например, в главе "А как надо было?" автор сравнивает способы ведения хозяйства по-красному и по-белому: были у белых и время и средства (средств даже побольше, чем у нищих большевиков) и место, где они могли применять свои экономико-политические модели на практике (белый Юг, "колчакия", Поволжье), однако, их "хозяйство" развалилось еще до прихода большевиков. Красная экономика была жесткой и жестокой в том отношении, что не рассматривала нужды и беды отдельных людей, не входили в заботы отдельных граждан, но заботилась о выживании страны в целом и в этом смысле - да, и коллективизация, и индустриализация шли буквально по трупам. Можно было иначе? Конечно, можно =0) Если бы у России было в запасе лет эдак 200-300, можно было бы уговорами, пряниками и плюшками до морковкиного заговенья баловаться. Но времени было ровно до начала Второй Мировой (а в том, что она будет, не сомневался никто), плюс вокруг полным ходом шла гражданская война, а, как известно, "когда идет война, невозможно построить не только храм, а даже маленькое отхожее место" (с) Царь Соломон.
+ автор - человек-голова в большей степени, чем человек-сердце, посему текст малоэмоционален, без восклицаний, истерик, патетического закатывания очей
+ автор, безусловно, симпатизирует своему герою, но не находится под обаянием его личности, как, например, произошло у историка Е.Тарле с Наполеоном-не-тортом =0)
+ как фон для портрета Дзержинского привлечен широкий (насколько позволил мааа-аленький формат книги) исторический контекст эпохи: как на ладони - обстановка жизни в стране, пережившей две революции, где бушует гражданская война, где развалено все, что только может быть развалено..
Зомби-апокалипсис просто детский лепет по сравнению с тем, что происходило в реальности, и что товарищ Дзержинский и К° должны были в кратчайшие сроки привести в порядок. Причем привести в порядок при активном сопротивлении если не бОльшей, то большОй части населения, которому предполагалось нанести пользу. Процесс очень напоминает лечение маленького ребенка - ни сироп от кашля ты в него не запихнешь, ни температуру не измеришь, ни свечку тем более не вставишь. А если сбить температуру надо срочно? Зажимаешь руки-ноги и запихиваешь насильно. Такая советская власть в отдельно взятой семье.. а вы про страну с 150+ млн населения.
+ уровень обобщения 6 по 10-бальной шкале: к книге есть место выводам, итогам и обобщениям деятельности Дзержинского: где был прав, где наломал дров.
В частности, специфическая ошибка пламенных революционеров еще со времен Великой Французской - продолжать по инерции применять законы военного времени во времена мирные, например, ужесточать и упрощать судопроизводство для борьбы с врагами, сводя его к вынесению приговора и казни, и при этом не думать о том, что закон что дышло - куда повернешь, туда и вышло. Сегодня ты его против врагов, завтра - враги против тебя.
+ герой биографии предстает живым человеком, не гением и не демоном, нормальным таким дядькой, со своими убеждениями, радостями и тревогами, жизненной философией, идефиксами и мозгошмыгами.
Минусы
- автор - не профессиональный историк, однако, будучи узкоспециальнонаправленным, копает тему на полный штык, и то, что "Молодая гвардия" выпустила его книгу - тоже знак определенного качества исторического исследования
- оооо-оочень маленький объем 300+ стр., тему раскрыть на таком объеме практически нереально, чувствуется, что у автора огромный вал материала, но он сдерживается изо всех сил, уступая требованию формата научно-популярной биографии "малой серии".
- в книге о Дзержинском мало Дзержинского, исторический контекст больше и толще самого Феликса Эдмундовича.
Лично мне было бы ужасно узнать, КАК именно Железный Феликс менеджерствовал - ведь он известен прежде всего за свои выдающиеся администраторские навыки, не зря его, недоучившегося гимназиста, назначали:
*главой ВЧК-ОГПУ (= полиция и разведка/контрразведка в одном лице),
*председателем ВСНХ (Высший совет народного хозяйства = министерство с/х + промышленности), в частности, он был защитником НЭПа (развитие мелкого частного бизнеска) и противником повышения зарплат рабочим =0)
*поднимал металлургическую промышленность из пепла (глава МеталлЧК),
*ж/д хозяйство фактически отстраивал заново (нарком Путей Сообщения),
*председателем комиссии по улучшению жизни детей (и к 1930-м в СССР проблема беспризорников была решена с помощью системы детских учреждений, которую он создал)
Помимо всего этого Дзержинский либо параллельно, либо одновременно разгребал кучу дел политического и военного свойства, будучи назначенным председателем чертовой дюжины различных комиссий (читай: Железный Феликс на то и железный, чтобы им все гвозди забивать и дыры затыкать, незаменимый человек-хлопотун-troubleshooter =0))
Однако, в маленькой книжке не уместилось КАК он это все проделывал, хоть коротко и рассказано, ЧТО именно он делал.
- несбалансированный уровень детализации, что тоже обусловлено малым объемом книги: то автор впадает в подробнейшее описание деталей, то начинает малярной кистью по холсту мазать. Тут - панорама эпохи, там - герой сапоги латает и самокрутку смолит.
Итоги
ценная книга по истории России 1917-1920-х и о Дзержинском как знаковой фигуре эпохи. Очень, очень достойная книга о человеке-пароходе-железном-Феликсе-рыцаре революции-суровом, но справедливом! Читать - всем!
Едва был объявлен красный террор, как в Нар¬комат по иностранным делам РСФСР пришла нота протеста от дипломатов нейтральных стран (подпи¬санная старейшиной дипкорпуса швейцарцем Одье). В ноте — протест против «режима террора, установленного в Петрограде, Москве и других городах». Подобные насильственные акты, пишут дипломаты, «непонятны со стороны людей, про¬возглашающих стремление осчастливить челове¬чество».
Документ гуманистический. В иное время стал бы дипломатической бомбой. Только на дворе сен¬тябрь 1918-го, продолжаются ожесточенные сражения мировой войны. Пятый год сама Европа находится в пропасти варварства. Наркому Чичерину, конечно, не составило труда подготовить ответ.
«Нам угрожают негодованием всего цивилизованного мира. Позвольте и нам задать несколько вопросов. Пятый год ведется война, в которую кучки банкиров, генералов и бюрократов бросили народные массы всего мира, чтобы они истребляли друг друга ради прибылей капиталистов. В этой войне не только миллионы убиты на фронте, но бомбами забрасывались города, гибли женщины и дети, а десятки миллионов людей, отрезанные от подвоза хлеба, обрекались на голод и смерть. Так называемые нейтральные державы почему-то не протестуют против такого террора — да и понятно почему, ведь их буржуазия тоже наживается на военных поставках. А разве иностранные правительства здесь, в России, не поддерживают контрреволюционные банды, которые призывают чужие капиталы и штыки отовсюду, откуда только могут получить?»
Вы убиваете миллионы ради наживы, мы убиваем тысячи ради спасения — суть ответа Чичерина.
Николая Васильевича Крыленко позднее назовут "идеологом советского правосудия". Он станет обвинителем на многих сфальсифицированных политических процессах. По справедливости - одним из антигероев "Архипелага ГУЛАГа" Александра Солженицына. С 1931 года Крыленко - нарком юстиции СССР. В 1938 году расстрелян. Жертва созданной при его же участии системы "правосудия".
«Жизнь отняла у меня в борьбе одно за другим почти все, что я вынес из дома, из семьи, со школьной скамьи, и осталась во мне лишь одна пружина воли, которая толкает меня с неумолимой силой».
Нет, не получается делать революцию в перчатках. Не хочешь быть наковальней — стань молотом!
В 1922 году Дзержинский бросит фразу, которую его недоброжелатели хорошо запомнят: «Еще мальчиком я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей».