Константин Обнаров – великолепный актер, разбивший миллионы женских сердец, не боящийся самых дерзких творческих экспериментов, известный ловелас, забияка и скандалист, не сходящий со страниц «желтой прессы». Не в пример сыгранным киногероям, к женщинам Обнаров относится потребительски, цинично, помня только об их «горизонтальной сущности». Он не желает ничего менять, но вдруг встречает незнакомку, и понимает, что влюбился, как мальчишка, с первого взгляда…
«ОБНАРОВ». РОМАН О ЛЮБВИ. ЯЗЫК И СУДЬБА
Этот роман перевернул мою жизнь. Я уже думал, что всё… ну, словом, всё… одна нелепость и… нелепость…
Если остается только презирать и ненавидеть – то лучше сразу повеситься, как герою Достоевского в очерке «Сон смешного человека».
Нет, не то чтобы я и впрямь собирался повеситься, но жить уже не хотелось. Я думал, что буду продолжать катиться по скользкой дороге жизни, как катится колесо, оторвавшееся от телеги, пока оно не завалится в канаву или не иссякнет инерция движения. А теперь мне захотелось что-то фантастическим образом изменить! Вернуться к телеге, приладиться к ней, впрячься в нее вместо лошади, начать понукать и другие колеса: а ну, начинайте крутиться, сволочи! – так чтобы телега продолжила, хотя и со скрипом, движение. Для себя я решил вопрос: Быть или не быть.
Я читаю роман. Знакомлюсь с его героями. Переживаю те обстоятельства, которые выпадают на их долю. Заливаюсь слезами…
Читатель, разведи руками, но смирись: плакать я буду еще долго. Плакать будешь и ты, если только вместо сердца у тебя уже не обледенелый камень из скепсиса, иронии, сарказма, насмешки, ненависти, презрения – ко всем, кроме себя. Словом, если у тебя вместо сердца не тот самый обледенелый камень, который был и у меня.
Я вдруг почувствовал, насколько люди несчастны, еще несчастнее, чем я сам!
Я решил и сам написать нечто вроде романа (хотя бы только для себя самого), в котором я постараюсь примириться с самим собой, со своим народом, со своей страной. Простить их. Если не полюбить всех, и не простить всех, то хотя бы простить и полюбить некоторых.
А тут со мной стали случаться всякие чудеса, начались встречи с разными людьми, разные примирения…
Во множестве современных произведений даны осколки толпы, текучей и бесконечной, и тысяча романов не представляет и тысячной доли жизни. Этот же удивительный роман представляет нам почти всю жизнь. Его герои - живые. Они удивительны.
Судьба главного героя тесно переплетена с судьбой России, с нашей горестной и нелепой жизнью, временами романтической и героической, временами безумной.
Обнаров, по имени которого назван роман, выражаясь языком Шпенглера, фаустовский тип, его характер дан не в античной статике, а в европейской динамике. В русской литературе это явление беспрецедентное.
Какими мы видим главных героев русской жизни и литературы? Их становление завершилось, они уже осуществились – Чацкий, Фамусов, Скалозуб, Хлестаков, Ноздрев, Печорин, Онегин, Болконский, Пьер Безухов, князь Мышкин, Раскольников.
И только Обнаров дан в становлении!
Роман многолик, глубок и обширен, как и сама жизнь. В нем есть все: страсти и чистая любовь, ненависть и месть, падение и взлет, боль и преодоление. Есть герои, тождественные одной пронзительной, сильной музыкальной теме, есть люди – симфонии. Иногда кажется, что в романе судьба проявляется только «бездны на краю», появляется только на краю жизни, на краю смысла, любви, ненависти, на краю оправдания. И чем оправдывается и судьба и герой? Сначала силой, красотой, талантом – всего ему отмерено сверх возможного. Потом – страданием. Но все самое важное происходит вне личной воли героя, СВЕРХ нее.
Мир, представленный в романе, только на периферии зла и добра чернобелый, а в основных своих частях он содержит много полутонов. Автор любит этот мир и учит нас его любить, в каждом учит надеяться на лучшее, и только уж отпетого негодяя, вроде Никиты Сазонова, он отправляет в ад читательского негодования.
Роман многогранен, как наша жизнь. Но после него хочется не ненавидеть белый свет, а любить его, обнять его, помочь ему.
Оправдание мира – вот что такое этот роман.
Но не буду ничего обосновывать, тогда мне надо переписывать в статью многие страницы из романа. Пусть читатель сам перелистывает их, и если он даже разучился читать, теперь научится читать заново.
Мы часто думаем, что время великих прошло, что Война и Мир были давно и больше не будут. Нет, и с нами происходят войны, и мы находим мир между ними, и учимся мыслить и чувствовать, и даже создаем великие произведения. Будем справедливы к нашим современникам. Они не хуже тех, что были. Не менее талантливы. Не все. Но ведь и тогда талантливы были не все.
Роман написан на русском языке, и этот язык богатый, сочный, точный – то есть настоящий русский язык. К сожалению, в нашей литературе это все реже встречается.
Критические статьи на художественные произведения – это особый жанр литературы. Я – редактор. Критических статей не пишу.
Но сейчас я не могу сдержать восторг, переполняющий мое сердце.
Год назад вышла в свет повесть Анастасии Поповой «И мы пошли по облакам», два месяца назад я прочитал роман Натальи Ефремовой «Осколки памяти», сегодня дочитал, в слезах, роман Натальи Троицкой «Обнаров». Три женщины, три судьбы, три дарования. Восторг переполнять меня начал еще с первой повести, но на «Обнарове» я уже не выдержал. Слезы текут по щекам и капают на бумагу, застывая иногда чернильными кляксами, иногда словами. Кляксы и слова превращаются в строки.
Ну, что ж, ничего не поделаешь, молчать я не мог. Я должен был высказаться!
Filosof
«ОБНАРОВ». РОМАН О ЛЮБВИ. ЯЗЫК И СУДЬБА
Этот роман перевернул мою жизнь. Я уже думал, что всё… ну, словом, всё… одна нелепость и… нелепость…
Если остается только презирать и ненавидеть – то лучше сразу повеситься, как герою Достоевского в очерке «Сон смешного человека».
Нет, не то чтобы я и впрямь собирался повеситься, но жить уже не хотелось. Я думал, что буду продолжать катиться по скользкой дороге жизни, как катится колесо, оторвавшееся от телеги, пока оно не завалится в канаву или не иссякнет инерция движения. А теперь мне захотелось что-то фантастическим образом изменить! Вернуться к телеге, приладиться к ней, впрячься в нее вместо лошади, начать понукать и другие колеса: а ну, начинайте крутиться, сволочи! – так чтобы телега продолжила, хотя и со скрипом, движение. Для себя я решил вопрос: Быть или не быть.
Я читаю роман. Знакомлюсь с его героями. Переживаю те обстоятельства, которые выпадают на их долю. Заливаюсь слезами…
Читатель, разведи руками, но смирись: плакать я буду еще долго. Плакать будешь и ты, если только вместо сердца у тебя уже не обледенелый камень из скепсиса, иронии, сарказма, насмешки, ненависти, презрения – ко всем, кроме себя. Словом, если у тебя вместо сердца не тот самый обледенелый камень, который был и у меня.
Я вдруг почувствовал, насколько люди несчастны, еще несчастнее, чем я сам!
Я решил и сам написать нечто вроде романа (хотя бы только для себя самого), в котором я постараюсь примириться с самим собой, со своим народом, со своей страной. Простить их. Если не полюбить всех, и не простить всех, то хотя бы простить и полюбить некоторых.
А тут со мной стали случаться всякие чудеса, начались встречи с разными людьми, разные примирения…
Во множестве современных произведений даны осколки толпы, текучей и бесконечной, и тысяча романов не представляет и тысячной доли жизни. Этот же удивительный роман представляет нам почти всю жизнь. Его герои - живые. Они удивительны.
Судьба главного героя тесно переплетена с судьбой России, с нашей горестной и нелепой жизнью, временами романтической и героической, временами безумной.
Обнаров, по имени которого назван роман, выражаясь языком Шпенглера, фаустовский тип, его характер дан не в античной статике, а в европейской динамике. В русской литературе это явление беспрецедентное.
Какими мы видим главных героев русской жизни и литературы? Их становление завершилось, они уже осуществились – Чацкий, Фамусов, Скалозуб, Хлестаков, Ноздрев, Печорин, Онегин, Болконский, Пьер Безухов, князь Мышкин, Раскольников.
И только Обнаров дан в становлении!
Роман многолик, глубок и обширен, как и сама жизнь. В нем есть все: страсти и чистая любовь, ненависть и месть, падение и взлет, боль и преодоление. Есть герои, тождественные одной пронзительной, сильной музыкальной теме, есть люди – симфонии. Иногда кажется, что в романе судьба проявляется только «бездны на краю», появляется только на краю жизни, на краю смысла, любви, ненависти, на краю оправдания. И чем оправдывается и судьба и герой? Сначала силой, красотой, талантом – всего ему отмерено сверх возможного. Потом – страданием. Но все самое важное происходит вне личной воли героя, СВЕРХ нее.
Мир, представленный в романе, только на периферии зла и добра чернобелый, а в основных своих частях он содержит много полутонов. Автор любит этот мир и учит нас его любить, в каждом учит надеяться на лучшее, и только уж отпетого негодяя, вроде Никиты Сазонова, он отправляет в ад читательского негодования.
Роман многогранен, как наша жизнь. Но после него хочется не ненавидеть белый свет, а любить его, обнять его, помочь ему.
Оправдание мира – вот что такое этот роман.
Но не буду ничего обосновывать, тогда мне надо переписывать в статью многие страницы из романа. Пусть читатель сам перелистывает их, и если он даже разучился читать, теперь научится читать заново.
Мы часто думаем, что время великих прошло, что Война и Мир были давно и больше не будут. Нет, и с нами происходят войны, и мы находим мир между ними, и учимся мыслить и чувствовать, и даже создаем великие произведения. Будем справедливы к нашим современникам. Они не хуже тех, что были. Не менее талантливы. Не все. Но ведь и тогда талантливы были не все.
Роман написан на русском языке, и этот язык богатый, сочный, точный – то есть настоящий русский язык. К сожалению, в нашей литературе это все реже встречается.
Критические статьи на художественные произведения – это особый жанр литературы. Я – редактор. Критических статей не пишу.
Но сейчас я не могу сдержать восторг, переполняющий мое сердце.
Год назад вышла в свет повесть Анастасии Поповой «И мы пошли по облакам», два месяца назад я прочитал роман Натальи Ефремовой «Осколки памяти», сегодня дочитал, в слезах, роман Натальи Троицкой «Обнаров». Три женщины, три судьбы, три дарования. Восторг переполнять меня начал еще с первой повести, но на «Обнарове» я уже не выдержал. Слезы текут по щекам и капают на бумагу, застывая иногда чернильными кляксами, иногда словами. Кляксы и слова превращаются в строки.
Ну, что ж, ничего не поделаешь, молчать я не мог. Я должен был высказаться!
Filosof