Поэт, прозаик, сказочник и культуролог Линор Горалик во всех своих книгах продолжает искать «новое странное слово». В повести «Валерий» сталкиваются обыденность современной городской жизни и принципиальная инаковость взгляда главного героя. Он – и взрослый, и ребенок – живет обычной жизнью, но видит в ней никому больше не заметные смыслы и механизмы. Рыбки в аквариуме, черти в аду, русалки в море, дети на лечебной физкультуре, мясник в лавке, Бог в небесах и милиционер в погонах – все становятся участниками единой мистерии, общего гиньоля.
До чего же разносторонний автор Линор Горалик: каждая следующая книга не похожа ни на одну из предыдущих среди тех, что я читала.
«Валерий» - это небольшая повесть про седого ребенка: про мужчину с отставанием в умственном развитии. Наверное, его диагноз звучит страшнее и длиннее, но он не называется; повествование идет от лица главного героя, поэтому о многом читателю приходится догадываться по намекам. И в этом, конечно, самая прелесть книги. Конечно же, Валерий мыслит совсем не так, как обычные люди; похожий прием я совсем недавно встречала в «Школе для дураков» Саши Соколова. Повесть Горалик воспринимается проще, там нет таких сбивчивых (и сбивающих) потоков сознания, но и там есть несколько слоев восприятия. В какой-то скромной простой фразе может быть заключено столько чувства, сколько в целой кульминационной главе более классического романа – потому что читатель одновременно чувствует происходящее и странным, искаженным сознанием Валерия, и своим собственным сознанием.
Очень хотелось бы, чтобы повесть была подлиннее. Мне ее совершенно отчетливо не хватило: и чтобы подольше оставаться в пространстве произведения, и чтобы лучше понять главного героя – насколько вообще можно его понять.
До чего же разносторонний автор Линор Горалик: каждая следующая книга не похожа ни на одну из предыдущих среди тех, что я читала.
«Валерий» - это небольшая повесть про седого ребенка: про мужчину с отставанием в умственном развитии. Наверное, его диагноз звучит страшнее и длиннее, но он не называется; повествование идет от лица главного героя, поэтому о многом читателю приходится догадываться по намекам. И в этом, конечно, самая прелесть книги. Конечно же, Валерий мыслит совсем не так, как обычные люди; похожий прием я совсем недавно встречала в «Школе для дураков» Саши Соколова. Повесть Горалик воспринимается проще, там нет таких сбивчивых (и сбивающих) потоков сознания, но и там есть несколько слоев восприятия. В какой-то скромной простой фразе может быть заключено столько чувства, сколько в целой кульминационной главе более классического романа – потому что читатель одновременно чувствует происходящее и странным, искаженным сознанием Валерия, и своим собственным сознанием.
Очень хотелось бы, чтобы повесть была подлиннее. Мне ее совершенно отчетливо не хватило: и чтобы подольше оставаться в пространстве произведения, и чтобы лучше понять главного героя – насколько вообще можно его понять.
Давай спустимся в ад.
Чтобы найти пропавшего кота, злодея и паскуду. Мы ответственны за него. За его плохое поведение давай возьмем себе красную карточку, которая запрещает есть конфету. Мы станем очень хорошими людьми, когда зеленых карточек будет больше, чем красных. Так и стало бы. Если бы не этот кот...
Давай прокопаем дорогу в ад из детской песочницы. Нам очень нужно найти этого негодяя кота. Мы за него ответственны.
Так давай спустимся в ад.
Чтобы вернуть друзей, которых мы излупили от нашей большой к ним любви. Чтобы извиниться перед всеми дурами верами, которых мы когда-то любили-били. Перед всеми рыжими рыбками, которые прятали волосы под платочек и не хотели смотреть нам в глаза. Мы ответственны за них. Мы дадим себе зеленую карточку и красную, а им отдадим самую красивую конфету в золотой фольге. Только сначала надо найти их в аду.
Давай спустимся туда.
Давай купим селедку, сыр, масло, колбасу, помидоры, арбуз, конфеты, варенье, не в стекле.
Давай жалеть, кормить, тормошить, толкать своё чудище под кроватью. Давай тихонько отнесем его дуре вере. Может быть, она сможет полечить и разбудить его.
А потом давай спустимся в ад.
Давай истошно кричать от того, что ширится в груди и разрывает сердце, кричать так, чтобы соседи застучали по батареям, чтобы наконец проснулось раненое чудище под кроватью, чтобы не хватило красных карточек... Чтобы вернулись те, кто уехал не попрощавшись. Чтобы умершая мама пришла сказать "спокойной ночи". Она же ответственна за нас.
Ну давай же спустимся в ад.
Давай будем нежны, грубы, умны, самостоятельны, немы. Давай почти заплачем, нажмем на незнакомую кнопку, покормим кота и чудище под кроватью. Мы ответственны за них.
Давай еще раз нажмем на ту страшную красную кнопку и вдруг спустимся в чужой ад, близкий, недосягаемый, невесомый, невыносимый.
Давай спустимся в ад.
Чтобы найти там Бога, нежного, грубого, немого, близкого, недостижимого, невесомого, невыносимого... Давай отдадим ему все наши карточки, разве не он ответственен за нас? Давай попросим, чтобы ужасающий очищающий потоп омыл и охладил всё наше зло, всё наше добро, весь наш ад.
Ну давай же...
Па-беларуску ў пекла...
Давай спусцімся ў пекла.
Каб знайсці прапалага ката, злодзея і паскуду. Мы адказныя за яго. За ягоныя дрэнныя паводзіны давай возьмем сабе чырвоную картку, якая забараняе есці цукерку. Мы станем вельмі добрымі людзьмі, калі зялёныя карткі пераважаць над чырвонымі. Так і было б. Каб не гэты кот...
Давай пракапаем дарогу да пекла ў дзіцячай пясочніцы. Нам вельмі трэба знайсці гэтага нягодніка ката. Мы за яго адказныя.
Дык давай спусцімся ў пекла.
Каб вярнуць сяброў, якіх мы збілі на горкі яблык ад нашай вялікай любові да іх. Каб выбачыцца перад усімі дурамі верамі, якіх мы колісь кахалі-штурхалі. Перад усімі рыжымі рыбкамі, якія хавалі валасы пад хустачку і не хацелі глядзець нам у вочы. Мы адказныя за іх. Мы дамо сабе зялёную картку і чырвоную, а ім аддамо самую прыгожую цукерку ў залатой фользе. Толькі спачатку трэба знайсці іх у пекле.
Давай спусцімся туды.
Давай набудзем селядзец, сыр, масла, каўбасу, памідоры, кавун, цукеркі і сочыва, не ў шкле.
Давай шкадаваць, карміць, тармасіць, штурхаць сваю пачвару пад ложкам. Давай ціхенька аднясем яе дуры веры. Можа быць, тая зможа разбудзіць яе.
А потым давай спусцімся ў пекла.
Давай нема крычаць ад таго, што шырыцца ў грудзёх і раздзірае сэрца, крычаць так, каб суседзі загрукалі па батарэях, каб урэшце прачнулася параненая пачвара пад ложкам, каб не хапіла чырвоных картак... Каб вярнуліся тыя, хто з'ехаў не развітаўшыся. Каб памерлая мама прыйшла даць "дабранач". Яна ж адказная за нас.
Ну давай жа спусцімся ў пекла.
Давай будзем пяшчотныя, грубыя, кемлівыя, самастойныя, нямыя. Давай амаль заплачам, націснем на незнаёмую кнопку, пакормім ката і пачвару пад ложкам. Мы адказныя за іх.
Давай яшчэ раз націснем на тую страшную чырвоную кнопку і раптам спусцімся ў чужое пекла, блізкае, недасягальнае, бязважкае, невыноснае.
Давай спусцімся ў пекла.
Каб знайсці там Бога, пяшчотнага, грубага, нямога, блізкага, недасягальнага, бязважкага, невыноснага... Давай аддамо яму ўсе нашыя карткі, хіба не ён адказны за нас? Давай папросім, каб ачышчальны патоп абмыў і асцюдзіў усё наша зло, усё наша дабро, усё наша пекла.
Ну давай жа...
Как же трогают меня вещи подобного рода! Но так мало пишут о людях с особенностями развития, о бедных и замученных братьях наших меньших.
У Валерия не было ничего, кроме мамы, наглого, убегающего кота и карточек. Такая интересная задумка с этими карточками.
Мне так грустно. Хочется плакать, но слёз нет. Хочется оградить таких беспомощных людей от злого и жестокого мира. Но и это не в моих силах. Очень социально важная проза, как мне кажется.
Ещё мне нравятся книги, написанные от первого лица. Автор будто примеряет на себя образ описываемого героя, становится с ним одним целым. На мой взгляд, получилось удачно. Без экшена. Просто, понятно, кратко, трогательно.
Как и всё, что я читала у Горалик, повесть "Валерий" сначала кажется смешной и прикольной. Своеобразный литературный эксперимент, не сказать, что новаторский, но всё равно интересный - повествование от лица человека с нестандартными вывертами психики. Не то умственная отсталость, не то какое-то хитрое заболевание (не синдром Дауна, я думаю, не похоже, но вообще я не очень разбираюсь в таких вещах). Никаких пояснений для читателя, конечно, это бы убило половину интереса. Начинается повесть так:
Я хотел сразу идти искать кота, но мама сказала поужинать. У меня были две красные карточки и одна зеленая, поэтому пришлось есть мясо, и завтра тоже придется, но зато после чая я взял себе кусочек шоколада, положил его в рот и стал сосать. Я спросил, можно я пойду искать кота. Мама меня отпустила, и я пошел искать кота.
Понимаете, да? Что куда, какие карточки, как они связаны с мясом, что происходит? Чей монолог мы слушаем, сколько лет говорящему, почему фразы такие неуклюжие и отчего так много повторов, будто мысли героя всё время ходят по кругу - всё это раскрывается понемногу, намёками, оговорками. Конечно, затягивает влёт, конечно, радуешься, разгадав очередную загадку Валерия, фыркаешь то и дело, читаешь кому-нибудь вслух самые смешные моменты - потому что поначалу, повторюсь, очень смешно и прикольно. Как длинный-длинный анекдот, как стэндап-шоу какое-нибудь, построенное на недопонимании.
Потом становится уже не так смешно. Потом, как почти во всех текстах Горалик, которые я читала, становится тревожно и тоскливо. Потому что весёлые приключения с поисками кота сменяются всё более пугающими вещами. И Валерий перестаёт казаться просто смешным глупым типом, придуманным, чтобы ты могла немножко повеселиться. И появляется даже что-то несовместимое с жизнью, со спокойным размеренным течением мыслей, с ленивым послеобеденным чтением. Тревожно тебе, и ты уже не знаешь, как относиться к тексту, к герою, к автору. Берёт за душу или за горло. Трогательно так, и жестоко, и столько доброты в этом персонаже, и столько невинности, и зла столько...
В сущности, это перевёрнутая воронка. Сначала узкое горлышко: мир вокруг вполне нормальный, и бродит по этому миру невменяемый человек, ищет кота. Минимум втянутых в сюжет персонажей, минимум событий, декорации почти не меняются. Но чем дальше, тем шире мир Валерия, тем больше в эту воронку втягивается людей, предметов, понятий, мест. В нормальности мира тоже приходится сомневаться. Первая глава - это сам Валерий. Вторая - Валерий и социум. Последняя - Валерий и мироздание. Финал повести - трудно воспринимаемый, потому что всё как будто спятило и поплыло вместе с героем, и вариантов интерпретации такой концовки может быть несколько, а какой из них верный? Мне не хватило подсказок.
Совсем небольшая повесть, на зубок. Рекомендую: много времени не потратите, а интересно почти наверняка будет. Ну а если кто-то читал и поставил Валерию диагноз, мне очень любопытно, расскажите!
На самом деле пугающая своей простотой книга, с повествованием о больном человеке, не молодом, который живет с мамой, ходит на лечебную физкультуру и периодически ищет своего кота. Но живет он в странном месте, где слишком много идиотов на один двор, так например, у него есть друг Алекс, который не может даже сам есть, Валерий защищает его, помогает, а иногда сам бьет его, когда не понимает, что с другом происходит. Тут живет дура Вера, судя по описанию тоже не ребенок, которая любит снимать трусы и всем показывать свой голый зад. Валерий стимулирует себя зелеными карточками, а наказывает красными. Зеленые карточки это нечто приятное, типа мороженого, а красные это наказание.
В начале книгу было читать довольно странно, но тут особенность повествования от лица больного человека, но потом она превратилась в нечто грустное и пугающее, особенно когда дело коснулось милиционера. С каждой страницей я чувствовала чужую безысходность и честно, мне не хотелось дальше знакомиться с этим небольшим произведением. В нем не было очарования, как в книге "Цветы для Элджернона", здесь все было глупо, без проявления сострадания и доброты, местами жестоко. При чем жестокость исходила и от самого Валерия. Нет, эта книга не настолько меня затронула, чтобы бросила ее в избранное. Ее можно прочесть один раз, чтобы окунуться в нечто серое и нездоровое.
Я сказал Господу, что если у него есть хоть какая-то совесть, то он отвечает за невменяемого меня, как я отвечаю за невменяемого кота, а теперь еще и за невменяемого милиционера.
Я сказал Господу, что если от его потопа мы все утонем, то, по совести, он должен будет спуститься за нами в ад, попросить, чтобы нас выпустили наружу и уж как следует нас воспитать, чтобы такое больше не повторилось.
Я решил, что сначала дойду до дома, залезу к себе в комнату и лягу в кровать, а уже потом буду плакать. За это мне будет положено пять зелёных карточек
..так что я вежливо сказал милиционеру, что очень его уважаю и что не надо арестовывать кота, потому что я сам виноват в его плохом воспитании. Я сказал милиционеру, что он имеет право арестовать меня, чтобы я понес наказание за плохое воспитание кота. Но милиционер только дрожал и стонал. Это был совсем небольшой милиционер. Я попробовал поставить его на ноги, но он застонал еще громче и еще сильнее схватился за живот и поджал колени. Тогда я взял его на руки и понес к себе домой вместе с котом.
Я сказал, что уже совершил одну ошибку и очень плохо воспитывал своего кота, и когда кот умер, мне пришлось спускаться за ним в ад и говорить, чтобы его отпустили, потому что в его плохом поведении виноват я и теперь буду воспитывать его гораздо лучше, чтобы в следующий раз, когда он умрет, он попал в рай. Я сказал моему милиционеру, что теперь, если он умрет, мне придется спускаться в ад и за ним, а у меня уже просто нет сил лазить в эту дыру, тем более что я ужасно обжег там руку. Потом я спросил милиционера, умеет ли он плавать, и он сказал, что нет. Он точно был мое наказание.
.. я сказал Господу, что если от его Потопа мы все утонем, то, по совести, он должен будет спуститься за нами в ад, попросить, чтобы нас выпустили наружу и уж как следует нас воспитать, чтобы такое больше не повторилось.
Я думал, за эту беседу Господь перевернет наш ковер, но ничего такого не случилось. Я понял, что у Господа все-таки есть совесть, и вдруг успокоился.