Музей заброшенных секретов

Это такая детская игра - "секретики". Роешь ямку, берёшь цветы, красивые фантики, камешки или бусинки, выкладываешь из них на дне ямки узор, закрываешь всё цветное стёклышком и засыпаешь землёй. Теперь, если осторожно убрать со стекла землю, можно увидеть картинку. Таким секретом можно поделиться с другом, а можно хранить тайну только для себя. Владелец может забыть о сокровище (конфетной обёртке, незавершенном деле, нерожденном ребёнке) или потерять место, где оно закопано, может переехать, вырасти, умереть, и его тайна уйдёт вместе с ним. С другой стороны, потеряться во времени и пространстве может владелец, оставив после себя только детскую картинку под осколком бутылки, рукопись гениального романа или шедевр живописи, которые навсегда будут помечены "автор неизвестен". Всё забытое не исчезает, оно существует где-то - невиданный никем "Музей покинутих секретів". Однако мы взаимосвязаны с нашим прошлым, с давно ушедшими людьми, и такие "секретики" памяти - потерянные обломки чужих жизней - непостижимым образом возникают вновь, чтобы изменить настоящее.
Основной является тема памяти и истории семьи, народа, человечества, проблема передачи ценностей предыдущих поколений будущим.

Жанр. А вот не скажу какой жанр! "Семейная сага трех поколений" (с) - похоже, но это не полное жизнеописание всех членов семьи, это выхваченные из их истории отдельные сюжеты. Несомненно любовный и эротический роман. Историческая проза с элементами публицистики? - да; "Музей..." основывается на архивных документах, мемуарах, устных рассказах участников событий собранных автором для написания романа. И так получается, что и сам чувствуешь себя, свою семью участниками Истории, потому что и с твоими бабушками происходило такое, и твои родители пережили доперестроечную эпоху, и сам ты выживаешь в опасном сегодняшнем дне. Детектив? - тоже верно: вот тебе расследование гибели двух женщин, а вот тебе целый политический детектив. И мистика здесь также занимает почётное место. Та мистика, которая граничит с реальностью настолько, что можно принять её за правду. И то мистическое настроение, в которое так здорово окунает Стивен Кинг: липкая паутина злого и сильного нечто, от которого, кажется, не избавиться. Все жанры и не перечислишь.

Основной стиль написания - поток сознания (кажется, это так называется), разбавленный классическим изложением событий и вставками интервью и статей.

Сюжет и время. То, что автор делает с ними - сложно описать. В реальном времени - это года полтора, в сюжетном - это более шестидесяти лет: военные сороковые, застойные семидесятые, современные двухтысячные. События прошлого и настоящего не идут в хронологическом порядке, а причудливо переплетаются. Повествование ведется от имени двух мужчин и женщины. Время распределено неравномерно: между парой предложений проходят то десятки лет, то доли секунды. И неудивительно. Слово не может передать весь свой неозвученный, но существующий подтекст. Очень запомнился телефонный разговор из разряда "Как дела? Нормально. А у тебя?", который занимает несколько минут и описывается на нескольких десятках страниц, потому что каждая дежурная фраза несёт предысторию, невысказанный тайный смысл, вызывает размышления. И вся эта множественность сюжетно-временных линий к концу красиво выводится на финишную прямую и приходит к логическому финалу.

Язык очень яркий, полный, художественный. Быстро читать текст не получается. И не потому, что предложения сложной конструкции и занимают иногда больше страницы - информация считывается легко, - а потому что, дочитав фразу до конца и ухватив её смысл, хочется вернуться к началу и перечитать её же на этот раз медленно, а то и вслух, чтобы с восхищённым вздохом насладиться музыкой языка, общим построением предложения, изящным оборотом, вкусным словом, новым для себя термином, задуматься над неожиданной и одновременно близкой тебе мыслью. Некоторые из фраз хочется рассматривать не как двухмерную картинку, а как изображение, окружающее, обволакивающее тебя со всех сторон, подобно сфере.

Секс. Есть. Много. Не только конкретные сцены (они тоже присутствуют), вся книга не наполнена - просочена им. И он разный: любовь, физиологическая потребность, проституция, статус, жажда власти. Иногда и портреты персонажей даны через секс-характеристики: минетный ротик студентки-ассистентки, менопаузная тётка, выставленные для мимоходного начальственного лапания округлости секретарши...

УПА. О, это яблоко раздора... Если наличие именно этой темы заставляет вас сомневаться, читать ли эту книгу вообще, расслабьтесь и читайте. Те, кто "за УПА", будут удовлетворены, те, кто "против УПА" - не почувствуют себя оскорблёнными, те же, кто равнодушен к этой теме, найдут не нудные лекции по истории Украинской Повстанческой Армии, а рассказы о живых людях, живших, любивших и умиравших во времена Войны и Сопротивления.

Книга отличается своим черно-белым подходом к людям и событиям. Хорошие положительные и плохие отрицательные герои. Иногда безапелляционное деление на черное и белое раздражает. А иногда думаешь: "Какого чёрта! Не слишком ли мы терпимы и снисходительны? И не подменилась ли толерантность бездушным, ленивым пофигизмом?" Как говорил Виктор Суворов, самые страшные маньяки никогда не изменяли жене и кормили белочек с руки. Так ли невинен чиновник, совершающий подлость не по своей инициативе, а по служебной необходимости? Или можно оправдать врача, халатно исполняющего свои профессиональные обязанности, тем, что у него маленькая зарплата?

Раздражает? Да. Иногда своей безапелляционностью. Иногда идеализацией главных героев. При всей интеллектуальности своей проскакивающей вульгарностью. И своим неотвязывающимся червячком - а ты сделал что-нибудь хорошее? В общем, толстую кожу равнодушия явно пробивает.

Впечатление: роман просто роскошный. Дает наслаждение, удовлетворение, он терзает, оставляет раздажение, и очень запоминается. Несмотря на четкую историческую привязку, роман вне времени: так было, так есть и так будет. Он подходит под разные настроения и жизненные ситуации - каждый раз сознание будет акцентировать иные моменты в произведении, и каждый раз можно будет открыть для себя что-то новое. Его хочется перечитывать, цитировать. Пять баллов. Рекомендую.

Мизантропам вход воспрещен

Москва, март 2019. На улице: «Дамы и господа, приглашаем вас на серию короткометражных фильмов режиссера Nomen Nescio по мотивам романа Оксаны Забужко "Музей заброшенных секретов". Одновременный показ всех фильмов в разных залах».
Взглянуть что ли из любопытства? Вошел. Всего пять залов. Очередь просмотра не имеет значения, но почему бы не по порядку.

Зал первый
Фильм «Мать-земля»
Жанр: эротика.

Эпиграф: Узнаю тебя жизнь!

Земля. Комья земли. Тяжелый хруст лопаты. Женщины с усталыми лицами складывают что-то в яму, завернутое в ткань. На миг покров приоткрывается. Икона. Богородица. Комья земли скрывают клад. Картинка мигает. На экране девочки в советской школьной форме. Играют в секреты, прячут в ямки маленькие сокровища. На одной из них фокусируется камера. Картинка мигает. Мастерская художницы. На центральном холсте сложный коллаж. Стеклянный гроб в виде женской матки, в гробу ребенок. На холстах вокруг кладбищенские кресты. Картинка мигает. Постельная сцена, обычная, в меру подробная. Миг физического и духовного единства двух людей. Картинка мигает. Тест на беременность: две полоски. Мой дорогой человек, мы создали жизнь! Картинка мигает. Девочка в саду выкапывает ямку. Картинка мигает. Кладбище. В земле небольшого размера могила. Кого хоронят не видно. Картинка мигает. Люди что-то пытаются найти в земле, безуспешно. Картинка мигает. То же кладбище, та же могила, но вокруг безлюдно. Тысячекратно ускоренное видео. Из земли растут цветы, много цветов, очень много цветов. Экран гаснет.

Зал второй
Фильм «Война – дело молодых»
Жанр: комедия.

Эпиграф: Verra la morte e avra i tuoi occhi. (C. Pavese)

Ночной лес. Землянка. При тусклом огоньке лучины три человека: два мужчины и женщина. Ведут беседу об освобождении Украины от проклятых большевиков, о ее дальнейшей прекрасной независимой судьбе, почти сразу понятно, что здесь любовный треугольник, но все стараются вести себя естественно, на войне преобладают другие страсти.

Ночной бой. Мужчины сражаются плечом к плечу. Один выносит другого раненого из боя. Раненый в госпитале осмысливает ситуацию – его противник (друг и боевой товарищ) победил.

Снова землянка. Женщина отсутствует, пошла в село. Мужчины беседуют друг с другом. Внезапно лай собак, выкрики: «Сдавайтесь, гады!», «Выходите по одному, бандеровцы!». Знакомый женский голос, присоединяется к уговорам. Один из мужчин пытается вырваться и убить кого-нибудь. Безуспешно. Сражен пулей. Второй – любовник женщины – сутуло выходит. В его глазах вопрос: за что? Женщина отвечает, я беременна, у нас будет ребенок. Мужчина пытается к ней пробиться, но тоже падает от пули. Женщина плачет, бьется в истерике. Обратный путь в село, бледная как мел женщина чуть сходит с тропы и подрывается на противопехотной мине.
Экран гаснет.

Зал третий
Фильм «Ярмарка суеты»
Жанр: игровое шоу

Эпиграф: À vendre l'anarchie pour les masses; la satisfaction irrépressible pour les amateurs supérieurs; la mort atroce pour les fidèles et les amants! (Arthur Rimbaud)

Драка в Раде. Народные депутаты выясняют отношения. Камера откатывается назад, становится понятно, что это экран телевизора, на котором как раз заканчивается новостной сюжет и начинается реклама кока-колы. На переднем плане большой стол, на котором расположена обширная карта Украины. На ней лежат пачки денег. Какие-то люди без лиц бросают кубики – идет игра в монополию. В игру вступают два новых игрока один в бело-сине-красной футболке, другой – в звездно-полосатой. Карта скрывается под кипой денег.

Сауна. Депутат (один из тех, из телевизора) предается утехам с молоденькой девушкой, возможно, несовершеннолетней. В дверь входит журналистка (бейджик «свободная пресса») и предлагает себя. Депутат разрывается между юностью и опытностью. Умирает от сердечного приступа. Журналистка с девочкой под ручку уходят в закат. Экран гаснет.

Зал четвертый
Фильм «Все повторяется»
Жанр: фарс.

Эпиграф: Дети – цветы жизни

Поле полное мертвецов, отпеваемых священником. Явная стилизация под картину Верещагина «Побежденные. Панихида». Отовсюду раздаются голоса: Доколе! Доколе! Картинка гаснет.

В течение длительного времени на экране бесконечная нарезка фотографий и кадров из кинохроник. С начала 20 века до наших дней: голодомор на Украине, расстрелы, фотографии узников Освенцима и ГУЛАГа, много эффектных кадров Второй Мировой войны, взрыв атомной бомбы над Хиросимой, современные войны и вооруженные конфликты, снос Берлинской стены, возведение стены в Израиле, распятие Христа (тут не кинохроника, а постановка, понятно), Ирак, Ливия, Донбасс, Крым наш и многое-многое другое. Кадры постепенно убыстряются, пока не сливаются в мерцающий хаос. Внезапно все гаснет.
Секунда черного экрана. Потом появляется и больше не исчезает надпись огромными буквами, почти такими же, как у самой большой надписи на стене Рейхстага: «ЖЕНЩИНЫ НЕ ПЕРЕСТАНУТ РОЖАТЬ».

Пора идти в пятый зал. Но что это? Шум, крики. Это русские националисты пытаются сорвать показ. Крики «Бандеровцы!», «Прочь грязные руки от советской истории!», затем они сменяются действием, слышен звон стекла, зрителей пока не бьют, но уже близко к тому. Уношу срочно ноги. С улицы видно, как в здании вспыхивает пожар. Содержание последнего фильма узнать не получится. Может оно и к лучшему, психика целее будет.

***
Из обзора зарубежных СМИ:
Оксана Забужко побывала на премьерном показе короткометражек в Киеве. Немедленно потребовала убрать ее имя из титров. Цитируем: «Nomen Nescio полностью исказил идею книги, можно сказать, поставил все с ног на голову. Могу рассматривать эти фильмы только как насмешку. Nomen Nescio проявил себя украинофобом и женоненавистником, особенно в пятом фильме»
(Газета «Свободная Украина»)

Украинские националисты сорвали показ цикла фильмов Nomen Nescio во Львове.
(Одна из новостей на канале «Украина сегодня»)

Пограничное состояние, или Зачем снятся сны?

Сегодня перед рассветом я наконец-то возглавила революцию. Ну или не революцию, а бессмысленный и беспощадный бунт. Или не возглавила — мосты, почта и телеграф не тронуты, броневика не выдали — просто громче всех кричала в стихийном порыве, почти не раздражаясь, что чьё-то плечо оказалось вровень с моим, чей-то локоть пролетел мимо носа, чьи-то найки потоптались по любимым конверсам. Да, так всё и было: в одно мгновение вялые и со всех сторон посторонние люди в демократичном демисезонном унисексе, сосредоточенно бредущие по бесконечному туннелю с дёрганым освещением (переход на Павелецкой, что ли?) вдруг встрепенулись, превратились из безликой толпы в боевых товарищей, глотнули эйфории, хором выдохнули и принялись скандировать: «Долой письменную речь! Алфавит — это фашизм!» и ещё что-то вроде «Аллитерация не пройдёт!» - последнее, впрочем, не слишком уверенно. Зато руки вскидывались в упоительно синхронном но пасаране, и на каждой — выставленный вперёд средний палец — это выглядело почти величественно, как ave, caesar. И вы там были, дорогие лайвлибовцы, добрая треть френдленты, не буду показывать пальцем, неприлично. Я уже проснулась, чем кончилось наше общее дело — не доглядела. «Совсем ты кукухой поехала со своим лайвлибом», - благодушно заметил человек, привыкший, когда б ни растолкали, выслушивать всё, что я ни скажу не открывая глаз (не расплескать бы!). Вопреки пугающе-утешительной иллюзии романтиков и потакающих им романистов, мол, если две головы долгое время спят в непосредственной близости, то сны в них экономно распределяются как в одну голову: из одной раздачи, одинаковые, — человек смотрел эротический кошмар с участием, кажется, киборгов-кенгуру и юной Вайноны Райдер — ничего, видите ли, из области коллективного сознательного, ничего революционного либо провокационного, в общем. И, наверное, продолжил, везучий гад, в то время как я — в ожидании полиции мыслей и сизом тумане первой сигареты — стала вспоминать, как и зачем выглядят буквы, пока их к чёрту не отменили ближайшими апрельскими тезисами... Вообще, я не в состоянии ничего придумать самостоятельно, никаких специальных притч, аллегорий и басен, ни малейшего фантастического допущения, ничего из небывшего, поэтому почти никогда и не вру — чесслово! А ещё — во сне невозможно увидеть собственные руки.

Сон этот пришёлся как нельзя кстати, потому что в противном случае и теперь уже - слава морфею подушкам слава - уже в какой-то альтернативной реальности эта рецензия начиналась словами: «Забужко жжот!», что, если не считать завораживающих возможностей множественной «ж», вообще-то ни в какие ворота — ни с точки зрения свежести лексической конструкции (последние носители олбанского в сферическом вакууме подавились печеньками с темной стороны силы, просто оставленными здесь, потому что в любой непонятной ситуации нельзя просто взять и развидеть, чё там у хохлов, Карл! — тот неловкий момент, когда на самом деле нет, но это неточно. Ой всё), ни с шатких позиций читательской добросовестности - потому что ничего такого Оксана Стефановна, гранд-дама современной украинской прозы и поэзии, а также дипломированный специалист по вопросам взаимодействия лирики с эстетикой, конечно, не делает. Но, согласно ущербной аксиоме, приверженность которой есть безошибочный индикатор сиротливо-надменных европейцев с вечной окраины по обе стороны границы: поэтом быть — это факультативно, можно и не быть, а вот гражданином — будь любезен, хоть тресни, и что там у тебя в широких штанинах припрятано — предъяви по первому требованию, вынь да положь — мериться будем. И стоит только сказать, чей Крым, тебе сразу скажут, кто ты, а может и споют. И стоит только в припадке превратно понятого маркетинга сообщить в аннотации к русскому изданию про «иной взгляд на общую историю», как тут же услужливое воображение резонирует — что взгляд этот, конечно же, русофобский и вражеский, специально так злобно прищуренный, чтоб соседям обиднее было — целая книжка для этого, надо брать, чтоб потом взахлёб перелистывать страницы в поисках заветной дичи. Берите, но книжка не для этого. Она — страшно сказать — вообще не про «общее», не про эту вот уродливую дихотомию, когда вдруг с одной стороны косого плетня сплошь фашисты, а с другой — оккупанты, и предъяв с обеих сторон накопилось как говна за баней. Если продолжить линию сельской идиллии — она про законное право каждой избушки на свои погремушки, а если её завершить и вернуться к масштабу 1:1, то книга и вовсе локальная, для внутреннего пользования, она про собственные разборки с памятью, с насквозь мифологической, незавершённой и неосознанной, порванной на пропагандистские листовки историей 20 века и её перетекающими из пустого в порожнее нескончаемыми последствиями, с прошлым, которое никак не хочет перестать быть настоящим, про способы выхода из замкнутой аномалии «постсоветского пространства», про возможность попасть уже, наконец, в какое-нибудь будущее: в такое, хотя бы, где на телевидении не работают хорошо откормленные несвежими мозгами теплохладные зомби, выдавая порцию отборной лжи и энтузиазма каждый раз, когда их бьют током (но скорее всего не бьют, зомби работают не так).

Только вот в будущее, говорят, без багажа не берут: отказался от одного прошлого — приобрети другое. Разнообразия вариантов не предусмотрено: понятно же кому тут арбуз, а кому свиной хрящик. Только успей сформулировать модернизированную национальную идею — глядь — а она националистическая, неизбежно. И если русский ползучий национализм выражается в желании парадоксальным образом и во что бы то ни стало быть империей (что в принципе затруднительно: единая нац. идея противоречит универсальности, и какой-нибудь друг степей калмык автоматически перестаёт быть либо калмыком, либо другом), то украинский — в не менее настырном — частью империи не быть: никакой частью, никакой империи. И если б Забужко вдруг сочинила на эту тему максимально зачищенный от эмоций, драматургии и передёргивания подробный путеводитель по новой рабочей мифологии с чёткими указателями (здесь у нас зал славы, тут — позора, вот Сковорода Григорий, здесь инсталляция с разоблачением, а на этой картине апрельский Киев после грозы, экспонаты руками не трогать) — тогда б да, аллитерация пригодилась б, можно было б и пожужжать. Но на длинной дистанции поэт обогнал гражданина, и поэтому перед нами бесконечно уязвимый любовный — не сказать бы дамский - роман с нафталиновыми нотками и длиннющими периодами, транслируемыми встроенным бормотографом напрямую из головы прекрасной героини и её безупречного героя, которые в свободное от светской хроники и скупки антиквариата время пьют вино и ромашковый чай, рассматривают старые фотографии, нездешне оргазмируют, после чего спят на одной подушке и видят сны из одной раздачи: им снится явь бойцов УПА, бесконечно уязвимый несбывшийся любовный роман в заснеженной землянке, то есть, конечно, в криiвке, и чужие нерожденные дети. А мотыльку снится, что он Чан Кайши, ой, ну то есть, конечно, Чжуанцзы снится, что он — бабочка, весело порхающий мотылёк. Чего только ни привидится людям!

Отставим временно сомнологию, поговорим, наконец, о литературе (надеюсь, не нужно объяснять, почему я никогда не ругаюсь словом графомания). Автора «Музея заброшенных секретов» проще всего провести по ведомству профессиональных ловцов памяти, в одном ряду с, допустим, М. Шишкиным, или, предположим, Е. Водолазкиным, авторами, по-плюшкински жадными до деталей, ценителями потенциальной фотогеничности каждого мгновения — остановись, прекрасное, сейчас вылетит птичка! - лингвофетишистами, старающимися поместить в текст больше, чем в него способно поместиться— у меня в запасе ещё много цветистых определений, но хватит — все не влезут. Всё это крохоборство, сиюминутные мелочи, осколки, крошки на помидорах и отсветы на снегу, каждое лыко в строку, «то, без чего нас невозможно представить, ещё труднее — понять» - с этим О. Забужко справляется на отлично. Допустим, М. Шишкин тоньше, афористичнее, циничнее, больнее, короче, постмодернистее, что ли, умнее... предположим, Е. Водолазкина, крепкого технаря от филологии, я вообще непонятно зачем приплела, для негативного примера разве — чётко следует правилам игры и заветам У. Эко с его бесконечными списками всего вокруг, а пионеры всё равно из фанеры получаются, на связь не выходят, электричество проводят плохо. Зато у Забужко, возможно, за счёт принципиального нежелания или неумения держать дистанцию с персонажем, полного слияния и поглощения, широкоформатного вещания от «я» в настоящем времени, — с электричеством полный порядок, жжёт, подходящие нейроны цепляет, запускает ответную реакцию памяти. Вот и ко мне после её дотошных ковыряний в песочнице в поисках истины пришло непрошеное воспоминание о первой встрече со смертью нос к носу — лет в пять, в чужом приморском городе, где с одной стороны солнечный ветер, переполненный криками чаек, с другой — вечная овражья лопушиная сырость, а в лопухах — дохлая кошка. Теперь она как живая, спасибо большое.

На этом благодарности заканчиваются, а у вопроса обнаруживается ещё одна сторона. Авторша настолько увлечена своим комплиментарным альтер-эго, отражением в зеркале «неотразимой» (для неумеющих сказать это по-украински - «неотбиваемой») египетской царицы, что вообще не замечает, насколько её Дарина Гощинская порой нелепа, и куда она скатывается из калашного ряда, вместе с этой звездой независимой журналистики, умницей, красавицей и со всех сторон головокружительной королевишной постбальзаковского возраста, в какую матёрую мэри сью превращается — обухом не перешибёшь. За исключением тех случаев, когда героиня разводит ваниль и играет в девочку-дюймовочку со своим возлюбленным, все высказывания её об окружающей действительности напоминают министра-администратора из марк-захаровского фильма: «Берёза — тупица, дуб — осёл, речка — кретинка, облака — идиоты. Лошади — предатели. Люди — мошенники.» - только если произносить их не с мироновской меланхоличной самоиронией, а с железобетонным пафосом А. Рэнд, тоже любившей выкрикивать сырые лозунги и сочинять книжки с участием вожделенных умниц и красавиц. Ну и резонного «А что делать? Весь мир таков.» - ни в коем случае не прибавлять. Мир, может, и таков, но одна я в белом пальто от Gucci стою красивая и слово «симулякры» знаю. Да и возлюбленный её Адриан — ненастоящий, воображаемый, разговаривать из его головы у Забужко получается примерно с той же интонацией, как у С. Мартынчик из головы сэра Макса — миленько, не более, вполне годно, чтобы умиляться любой гримаске и каждому слову «моей девочки», быть славным парнем и верным оруженосцем. Но уж никак не выполнять приапическую функцию носителя ценного генетического материала при животворящем и победительном, нутряном женском начале в вечном круговороте любви-войны — не с такими картами разыгрывать заявленную символику сновидений, с такими только доброго доктора Фрейда вызывать методами бытового спиритизма, пусть он эти аберрации толкует.

Пойду ещё посплю. Но пасаран!

Книга как идеологическое оружие

Одно из самых сильных книгочейских возможных разочарований — чтение книг, написанных откровенными врагами. Но в разы, а может быть и на порядки худшим случаем может быть только чтение книги, написанной врагом глупым и бесталанным. Однако в случае с Оксаной Забужко ни тот, ни другой случай не подходит. При всём при том, что украинскую писательницу Забужко в любви к России не то, что упрекнуть — даже заподозрить не получится. Откровенное недолюбливание и при случае косвенные и прямые нападки и обвинения в адрес соседней с Украиной России то и дело возникают на страницах романа. Нет, не так — и то, и другое, и третье не возникает на страницах романа, а является одной из основных сутей этой книги.

Итак, тема первая — виновность России во всех былых (это проистекает напрямую из текста романа) и нынешних (так предполагается) бедах Украины. Убеждённость Оксаны Забужко в этом является для неё (и, видимо, для части жителей современной Украины) постулатом, законом Ома и всемирного тяготения. Т.е. не требующим доказательств обстоятельством. Прямо как в басне Крылова по волка и ягнёнка — виноват, и все дела, а в чём? — да просто в том, что существуешь рядом со мной.

Соответственно, второй основной тематической направленностью романа стала героизация боевиков УПА. Однако поскольку это художественный роман, то Оксана Забужко не просто приводит в книге всякие героические случаи, бывшие среди жовто-блакитных «партизан». А делает это со всей силой своего литературного мастерства (в коем ей не откажешь). Мы знакомимся к молодыми людьми, которые с самого начала являются активными членами боевой организации УПА, начиная ещё с довоенного периода, затем несколько эпизодов военных лет и затем уже 1947 год (именно в это время героически гибнут основные герои романа в бою с отрядами Красной армии, выкуривающими их из схронов и бункеров). Героизация заключается в том, что, по мнению автора, члены УПА практически всегда и решительно все, по современному выражению, «белые и пушистые», тогда как краснопузые, как уничижительно называют красноармейцев боевики (и Оксана Забужко тоже вместе с ними), практически всегда изображаются или упоминаются только как подлецы и насильники, убийцы и грабители, пьяницы и захватчики. И довольно забавно (если это можно назвать забавным) читать строчки, когда боевик УПА горделиво говорит, как ловко они подловили отряд красных в лощине и выставленные сверху пулемёты косили краснопузых сотнями. Забавно потому, что у Оксаны Забужко получается явная и неприкрытая предвзятость — у неё одни как бы имеют право «героически» косить сотнями, а другая сторона арестовывает своих противников непременно подло…

Однако роман этот по конструкции совсем не так прост и прямолинеен, как может показаться из всего того, что у меня там выше нащёлкано клавишами. На самом деле действие романа начинается примерно в наши годы — думаю, что в 2003 году. А от этой точки идут ретроспективные погружения в прошлые годы — в тридцатые и сороковые. А для пущей глубины и интересности Оксана Забужко запараллеливает судьбы современных героев романа и тех, кто живёт в те самые 30-е — 40-е. И вот тут-то и происходят самые интересные моменты — не в описаниях боевиков и их судеб, а в рассуждениях и поступках современной нам героини. Потому что эта почти сорокалетняя дама является весьма толковой тележурналисткой (причём одной из ведущих) и способна понимать практически всё явное и многое из того тайного, что происходит в современном медиа-мире. Естественно с уклоном в политику и в действующие причинно-следственные связи в структуре власти как таковой и механизмах современной избирательной демократии. И для меня именно вот эта — третья, политтехнологическая — смысловая и содержательная составляющая книги стала главной, центральной и основной. Той, которая перекрыла своей глубиной и широтой обе предыдущие национально-патриотические темы и националистические выпады в адрес практически всех геополитических соседей Украины (но Россия хуже всех!).

Мир полярен в своей основе. Горячее — холодное, хорошее — плохое, верхнее — нижнее, ну и так далее, всегда можно продолжить этот ряд парных полярных определений. Вот и книга Оксаны Забужко пополнила этот список сущностей, сосредоточивших в себе оба полюса. Потому что книга безусловно хороша. С точки зрения литературы — мне нравится этот стиль, в котором порой предложение начинается на одной странице, а заканчивается спустя пару перелистываний. В котором смыслы толпятся и толкутся, перебивают друг друга и стараются влезть в читателя спросно или самовольно. Но эта книга одновременно и плоха — плоха своей предвзятостью, враждебностью, откровенным передёргиванием и сгущением, концентрацией одного и игнорированием другого. Эта книга одновременно и умна, но и не без глупостей. Эта книга безусловно может быть опасной — опасной для чтения неподготовленными горячими умами. Потому что книга умеет вызывать сильные чувства и симпатии в адрес тех, кого она — книга — воспевает и романтизирует. И героизирует. Книга как идеологическое оружие.

Кто это сказал, Христос? Нет, кажется, Паскаль… ©

Из зала в зал переходя,
Здесь движется народ...
(Сергей Михалков)

Книга начинается со старых фотографий - пожелтевших, выгоревших, со смешной ажурной окантовкой. Изображённые лица в шляпах-котелках, на шляпках шёлковые ленты, непривычные фасоны платьев, обязательные носочки - всё навевает воспоминания. Мелькают портреты, возвращая в прошлое, чтобы выхватить из него самую важную вещь. Один из фотоснимков проносит свой отпечаток-изображение через всё повествование. Боевка УПА и Олена Довган - Геля, Гельця...

На чём замешан роман?
Главная героиня книги, она же основной рассказчик, Дарина Гощинская - "известная журналистка, ведущая программы «Диогенов фонарь», успешная селф-мэйд вумен, снимавшаяся для обложек женских журналов и бывшая статусным предметом домогательств для мужчин, что ездят на служебных «лексусах» с шофером", поднимает и осмысливает важные темы. И всё бы хорошо, да только полезная информация легко сможет поместиться на одной сотне страниц, а в книге их - семь сотен! Следовательно, основные составляющие замеса для этого "кирпича" совсем другие.
Размышления, воспоминания, сновидения да и просто разглагольствования на каждое важное заявление в одну строку могут составить несколько страниц. С этим можно смириться, хуже другое - основательная часть сюжета отдана на откуп "клубнике со сливками". Совокупления многочисленны: "целый частокол фаллосов" и всегда "свежее мясцо с мокро разинутым ротиком и упоенным повизгиванием, когда его толкут во все дырки". Описания членов (не участников группы или команды, а мужских половых органов) мелькают на страницах часто и красочно. У кого-то это "холодный стержень", от которого во рту остаётся "вкус вынутого из холодильника старого сыра", у другого, "как обтянутый шелком камень" с запахом корицы или тмина... фаллосы, стержни, отростки, болты... - синонимы этому интимному мужскому органу подобраны профессионально, Оксана Забужко не пишет "благосостояние" или "богатство", она пишет - "финансовая потенция".
Я не ханжа, не имею ничего против секса и красочных его описаний, но когда такие непростые темы, как верность идеалам, репрессии, голодомор и притеснения соседствуют-переплетаются с постельными сценами, когда спермой заляпаны десятки страниц "Секретов", это умаляет значимость трагедии, приземляет страдания, напоминает, что жизнь есть жизнь, есть в ней всякое... и это "всякое" вращается вокруг мужского достоинства в виде отростка и женского мясца с открытым призывным ротиком. А потом сама же героиня удивляется телевизионным программам, интерес которых сузился до развлекательных ток-шоу и рекламы, а директора канала это вполне устраивает: "На кой нам сдались мертвые, когда к нам в очередь толпятся живые, и к тому же платят?".
Возвращаясь к главному экспонату - фотографии, на которой запечатлена боевка УПА - возвращаемся снова к сексу и похоти. Лишь увидев снимок, героиня получает оргазм (правда в это время кто-то пристраивается и имеет её сзади). Дальше следует вопрос: с кем из четверых бравых хлопцев на любительском фотоснимке спит единственная женщина?
Считаю, что подобные составляющие не случайны, автор пытается с их помощью повысить рейтинг своего "веского" труда, подогреть читательский интерес не историей, так эротикой.

Чем необычен роман?
Автор считает себя профессиональным интеллектуалом и всячески пытается оправдать звание.
Её цель - красивости и замысловатости. В угоду этой цели строятся предложения длиной в целую страницу; сюжет, подразделяется не на главы, сказания или параграфы, каждая новая часть книги Оксаны Забужко носит название "ЗАЛ". Читатель в музее, он рассматривает экспонаты, переходя из зала в зал.
Выставочные экспозиции содержат множество памятных вещей, но в любой найдётся та, которая дороже и важнее остальных, та, которая составляет самую большую ценность, та, которой гордится каждый музейный работник. Эти ценности, раритетные предметы, связывают многочисленные рассуждения-размышления в единую "стори".

Что не понравилось в романе?
Есть в истории главные герои - Дарина Гощинская и Адриан Ватаманюк, если к ним прибавить ближайших родственников, а также погибшую недавно подругу Владиславу Матусевич, то список положительных лиц - честных, принципиальных, героических, талантливых... будет исчерпан. Вся остальная массовка - быдло: глупое, завистливое, неприятное, жадное... приветливость всегда фальшивая, в глазах обязательно холодная затаенность, стройность будет называться высотноногостью и высотношеестью, любая симпатичная девушка обязательно "торгует передком", все продаются и покупаются и тд и тп.
Не понравилось отношение героини к языку и народу, не к русскому (в этом бы не было ничего удивительного), а к украинцам, которых она называет "новозаговорившими", чей вымученный "новый украинский", "тесный, как неразношенный ботинок, с то и дело выпирающими болезненными ссадинами чужих фонем, и натужными - аж душа замирает следить, как за калекой, - спотыканиями на мысленно переведенных с русского конструкциях" так раздражает героиню. Каждого, с кем сталкивает Дарину Гощинскую судьба или работа, телевизионщица встречает не по одёжке, а по языку. Привычно ли произносится то или иное слово или за ним чувствуется перевод с русского, правильно ли ставится ударение-наголос, восточные или западные акценты звучат - это перемалывается, критикуется, высмеивается...

Заключение.
Есть в романе Оксаны Забужко интересные темы, очень красочный сочный язык, непривычные построения фраз, она умеет увлечь любым описанием, если бы не постоянные раздражители - словно красной тряпкой перед лицом - то книга получила бы высшую оценку. Талант, тема, идея - всё хорошо, но я против, чтобы завлекали меня к этому грязными методами.
Надеюсь продолжить знакомство с автором, но пусть это будут другие книги и другие подачи.