Пушкин

Неоконченный роман Тынянова о великом русском поэте Александре Сергеевиче Пушкине.
Биограф попытался раскрыть жизнь и мотивы творчества полно и красочно. Получается, что Александр Сергеевич проявлял интерес к барышням с раннего детства, читал произведения о любви, найденные в отцовском кабинете.
Сегодня бы сказали, что Пушкин родился в благополучной и состоятельной семье. Он получил хорошее образование, его всегда окружали достойные и умные люди из высшего сословия. Саша учился в Лицее вместе с Кюхельбекером, Дельвигом, Илличевским. Тогда писали многие. С Дельвигом Пушкин решает отослать свои стихи в периодическое издание. Удача не сразу стала его сопровождать, а постепенно, сложностей было не мало на пути, но всё преодолимо.
Я была удивлена, когда узнала, что Александр Сергеевич испытывал влюблённость к супруге Карамзина, Катерине Андреевне.
На мой взгляд, роман написан интересно и увлекательно. Я читала историю героя, а не жизнеописание большой творческой личности, великого Пушкина, которого знают все от мала до велика. Я росла на его сказках и замечательных повестях, а теперь он сам сделался героем романа, благодаря Тынянову.
Жаль, что роман не закончен. Осталась недосказанность и незавершённость – это единственный минус романа.

Не могу оценить эту книгу. Думала, думала, нет, никак. Точнее, очень бы хотелось поставить полбалла, но что-то меня останавливает.

Автор писал эту книгу со всем уважением к читателям, то бишь подразумевается, что читатель знает, помнит и любит нравы той эпохи, а также может перечислить всех светских лиц наперечет. Что делать тем, кто не помнит? Я вот, к стыду своему, всех не помню, хотя про Пушкина читала достаточно, и даже не знаю некоторых действующих лиц, ну так я книги исторические и читаю обычно с ожиданием, чтобы меня просветили, уму-разуму научили, про все важное рассказали. А тут...

Первая часть. Ну что ж, читатели мои, приступим с места в карьер. Я вам расскажу про папу Сергея Львовича, про маму Надежду Осиповну, урожденную Ганнибал, про бабушку Марию Алексеевну, про дедушку-ну совсем арапа с виду-Осипа Абрамовича, про дядюшку-поэта-Василия Львовича, а вы мне, милые мои, быстренько сообразите генеалогическое дерево, со всеми стрелочками, кто кому приходится, ну-ка, ну-ка, быстренько, пока глава не кончилась. А где же сам Александр, спросите вы? Потом, потом, он еще маленький, вон в колыбельке лежит, кудрявенький, няня Аришка рядом с ним.

Плавно переходим ко второй части, семейная усадьба Михайловское, Сашка слегка подрос, вместе с сестрой Олькой живут в Михайловском, мать их не любит, считает уродами, Сашку за плоский нос, за пухлые губы, Ольку за белесость, за сутулость, а она, она-то красотка, дерет их розгами почем зря, и муж вот еще, Сергей, в карты играет, да дома не появляется, а хочется же в свет, в гости, в люди. И забыл вот еще про Сергея рассказать, подражает он брату, Василию, тот-то и в Париже побывал, и с женой разведен, да весь де-таков, а еще иногда живут Сергей с Надеждой в Петербурге рядом с Юсуповым, что за Юсупов сами должны знать, а там ну такой сад, ну такой сад, сейчас вам все про сад расскажу, ах, да, проезжали у Михайловского мимо колокольни, так колокольня ну такая интересная... Где Сашка? Ну как где, где-то там, в Михайловском, к Лицею готовится, стишки, говорят, пописывает.

Ну вот и Лицей, третья часть. Приехал Александр с дядей, а где селить-то не готово, с плесенью дома. Карамзин тут, "Историю" хочет печатать. И жена его здесь, Екатерина, молодая, красивая, наверное, у Александра с ней что-то было. А рядом полк солдат, гусары, все дела. Чаадаев там, среди гусар. А среди лицеистов Дельвиг, ну красота же. Арзамасцы. Что за арзамасцы сами посмотрите где-нибудь, не маленькие. Пушкин волнуется, записки пишет Авдотье. Что за Авдотья, ну как же, служанка Екатерины, молодая, красивая, наверное, у Пушкина с ней что-то было.

Сменить бы книге название, цены бы ей не было. "Около Пушкина". "Вокруг Пушкина". "Вокруг да около Пушкина". "Про всех, кроме Пушкина, даже про колокольню".

Не прокатило.

P.S. Оценку все-таки поставила.

Наше солнце бессонных...

Вселенная русской культуры находилась в густом движении прохладной перманентности.
То тут то там проносились тихие звёзды поэтов : Богданович, Державин, русская Сапфо - Анна Бунина : колосок сорвавшейся звезды..
Межзвёздный туман пульсировал, сверкал и жарко сжимался : рождалось солнце русской поэзии, вокруг которого в дальнейшем будут вращаться роскошные планеты : Лермонтов, Гоголь, Тургенев, газовые планеты-гиганты - Толстой и Достоевский... но всё это будет потом, а пока, новорождённое солнце, спелёнутое в нежнейшую зарю, смотрело удивлёнными глазами на новый мир, на шепчущиеся тени на стене.

У изголовья колыбели Пушкина, помимо матери, отца и чему-то вздыхающей няни, прижавшей ладошку к щеке, незримо для всех стояли ещё две особы женского пола : муза Пушкина и муза Шекспира.
Тень шекспировских страстей и трагедий легла на колыбель Пушкина : его прадед, Александр Петрович, в честь которого и нарекли младенца, в умопомрачении ревности зарезал жену во время родов.
Дед Пушкина, опять же из ревности, заморил свою первую жену, держа её на цепи в подвале, на соломе, а потом убил её любовника итальянца.
В родне со стороны матери, Надежды Осиповны, тоже полыхали шекспировские страсти : прадед Александра, Аннибал, был попросту "мавром".
Словно сама судьба столкнула две жаркие, шекспировские звезды : род Аннибалов и род Пушкиных, породив нечто невиданное, заревое.

Тынянов очень тонко описывает приезд дяди матери Пушкина - Петра Абрамыча, на крестины.
Ему не дают увидеть ребёнка. Он рассержен, растерян... и вот тут, Тынянов использует стилистический эффект отражения, который мы ещё не раз увидим в книге : описание беспомощного, старого лица П.А., отражающего лицо ребёнка : "личико его было морщинистое, жёваное, обезьяньи глазки, живые, кофейные, широкие ноздри".
И как же был рад старик, когда его допустили до младенца! - " львёнок, арапчонок, милый!"
Данный стилистический приём стоит отметить особенно, ибо Тынянов выводит на "сцену" своего героя - Пушкина, тихо, не спеша, прозрачно описывая его, его душу, судьбу, прорастающую, отражающуюся в радужно ряби вещей, эпохе и судьбах, окружающих юного Пушкина.
В этом есть нечто спиритическое : под лампой луны, в сиреневых, колышущихся водах зари эпохи, словно при проявке фотографии, прозрачно, нежно проступают милые для нас черты Пушкина, взошедшего солнца.
Сама тональность повествования, с подчёркнутым обращением к Пушкину - "он", похожа на тональность и фокусировку сна, выводящего героя на бледно освещённую, девственную сцену, смотря на него со стороны, склонившись над ним внимательными звёздами, эпохой и судьбами близких Пушкину людей.

Но Тынянов использует и ещё один дивный приём : прозрачные, матовые мазки теней будущих произведений Пушкина, наложены на его жизнь, что создаёт эффект вневременности, вечности, или же древнегреческого хора в трагедиях.
Вот маленький Пушкин гуляет в солнечном парке со своей няней Ариной, и перед ним на дыбы встала лошадь с каким-то человеком - это царь Павел : образ медного всадника, царя, повисающего над жизнью поэта.
Вот маленький Саша с сестрёнкой Оленькой прогуливается в тихом саду, среди отражающего небо пруда и белых, мраморных статуй с нимфами.
Вдруг, листва над Сашей пошла тёмной рябью, и каменная статуя, словно ожившая Галатея, сладко и жутко накренилась, пошла на него..
Сердце маленького Пушкина на миг остановилось. Сестра Оленька - заплакала. Это было землетрясение, это тень "каменного гостя" явилась поэту...

Вообще, много теней легло на жизнь юного Пушкина : это и дядя Пушкина, поэт-"француз" Василий Львович ( так муза и гений тихо подступались к мальчику, и тень от них легла на В.Л.), это и имена Толстого, Тургенева - родственники писателей, почитателей Пушкина, которым предстояло сыграть важную роль в судьбе Александра.
Стоит отдельно сказать об одной из главных "теней" в судьбе Пушкина : о его деде, сыне Аннибала, отце матери Пушкина - Осипе Абрамыче, от которого бежала его жена вместе с дочкой.
Ох и крутой был нрав у этого мавра! А какие русские, шекспировские страсти в нём полыхали, обжигая сердца и судьбы ближних!!
История его смерти в романе - камерный и самостоятельный рассказ, достойный пера Толстого.
А как роскошно, почти набоковски, Тынянов обрисовал тоску умирающего старика по внуку, которого ему нельзя увидеть : вокруг его поместья - шёлковой рябью на ветру колышется поле льна, на которое он смотрит с такой нежной тоской, словно бы приглаживая его взором : у маленького Пушкина были волосы именно льняного цвета.
После его смерти, Пушкину отойдёт село Михайловское, ну а пока... старый аннибал умирал так, как жил : какая жажда жизни! как он цеплялся за жизнь!! - взором, сердцем, памятью... а какие страсти!! Тут и блудный балет из крестьянок, танцующих перед ним голышом, и отчаяние старика, что он уже не может реагировать на это как должно, и приказ накормить лошадей вымоченными в вине яблоками, и выпустить их : шальные, пьяные кони, полные жизни, несущиеся за окнами в ночи, на заре - это дивный символ прощальной улыбки увядания жизни, почти есенинский "розовый конь". О чём жалеть, кого звать, о чём плакать? Жизнь прошла, пронеслась как эти кони на пьяной заре...

Осипа Абрамыча и его брата - Петра Абрамыча, в деревне многие называли "дьяволами".
Демоническое, дьявольское, прохладной тенью легли и на судьбу Пушкина.
Тёмный свет и высший свет... Маленький Пушкин, похожий на неприрученную обезьянку, на "уродика", которого стеснялась мать и не очень любил отец, не замечающий трагедии сына, насмешек над его внешностью и его обносками, тянулся к высшему свету (который его и погубит), в сторону если не прустовских "Сванов" и "Германтов", то в сторону загадочной, ночной княгини Голицыной ( прорицательница Ленорман предсказала ей, что она умрёт ночью во сне, и она ночь превратила в день, а день, в ночь, устраивая ночью роскошные балы), где женщины в тёмных и белых платьях были похожи не то на роскошных лебедей, не то на ангелов, где горели свечи в таинственных окнах и над ними порхали бледные мотыльки поцелуев, где кипели страсти...)

Ну а пока, у маленького Саши в доме кипели свои страсти : битва няни Арины с новой нянечкой, призванной привить мальчику "французское" : торжество Арины, подслушавшей, нянечкины слова о том, что она никогда ещё не живала "у арапов". Новую няню выгнали с позором.
Арина отметила победу, отхлебнув из заветного флакончика : да, Арина частенько прикладывалась, пусть и не к "кружке". Так утешалась она и когда мать Пушкина однажды жестоко его побила : креолка, аннибалова кровь!
К слову, в книгах Тынянова о Кюхельбекере ли, о Пушкине ли, есть такая тёплая проницательность в атмосферу тех чувств и в эпоху, что создаётся впечатление, что в прошлой жизни он был одним из друзей Пушкина, видимо, тем самым, кому Пушкин рассказал о своей милой няне : как дивно, всего в нескольких мазках Тынянов изобразил всю нежность и трагичность судьбы и души Арины, её заботу о Саше и шёпот сказок вечером, когда щурятся окна и свечи, и мир погружён в какое-то волшебство.
Нет, это не няня, это какой-то добрый, древний дух, принявший образ простой русской женщины с её милыми пороками - разумеется, для отвода глаз, - призванный оберегать маленького Пушкина.

Пушкин взрослел, сказки Няни вели его к книгам в библиотеке отца. В книгах он находил утешение от побоев матери и влечение куда-то рвущегося сердца.
Всем известно, что, умирая, Пушкин, чуть приподняв правую руку и обводя нежным, мучительным взглядом книги своей библиотеки, прощался с ними как с друзьями.
Тынянов изумительно описывает эту первую встречу с "друзьями", чем-то похожую на впечатления маленького Марселя из "В сторону Свана" Пруста" : маленький Саша доверчиво касался блестящих корешков книг, раскрывал их, и они словно бы брали ручонки мальчика в свои бледные ладони, уводя в волшебные и взрослые миры, с прекрасными женщинами с сладко приоткрытыми ногами, плечами, с рыцарями и нимфами...
Через некоторое время, маленький Пушкин, словно бы проникнув в волшебный шкаф ( тут были и лев - книги деда, - и прелестные колдунья..), в закнижный мир, увидел на прогулке возле пруда купающуюся, обнажённую нимфу, с карими волосами на обнажённой груди и плечах.
Нимфу окликнули : Наталья!
Так, в жизнь и сладкие грёзы мальчика явилась нежная тень его будущей жены - Натальи Гончаровой.
К слову сказать, Тынянов тонко подчеркнёт прозрачную пульсацию этой тени в жизни юного Пушкина, ибо несколько Наташ промелькнёт в жизни Пушкина.

Взбыстрим затянувшуюся рецензию, используя почти прустовский приём Тынянова, когда он описывал ожидание юного Саши от поездки в Петербург, в Лицей : тетива времени светло оттянулась, и пространство густо и звонко замерло, и почти сразу, взбыстрилось, оттаяло вместе с сердцем Пушкина, и все деревья, дома и закаты его юности показались бесконечно маленькими перед светлым размахом жизни Петербурга.
Тетива страниц тепло натягивается... Ах! светлый, шальной ветерок перелистывания, полёта стрелы, мысли!!

Пушкин в лицее. Из юных учеников хотят взрастить будущее России ( начали это доброе дело со взятки и кумовства).
Комнаты для сна в лицее - похожи на кельи монахов. К мальчикам приставлен воспитатель, уберегающий их от разврата.
Пушкину дают прозвище : обезьяна, француз и тигр ( кстати, у любимого Пушкиным Вольтера были такие же прозвища).
Он насмешлив, себе на уме, задирист, а ночью.. ласково прижимает к щеке любимую книгу, словно милого друга.
Знакомство с друзьями, сыграющих важную роль в его жизни : несчастный, восторженный и неуклюжий Кюхельбекер ( ему предстоит ссылка в Сибирь и слепота. Ленивый и милый Антон Дельвиг, нежнейший друг Пушкина : по вечерам, в компании, словно чеширский кот, он тепло дремал возле печки, время от времени сверкая огоньками глаз - он был в очках, и свечи отражались в них, - на запретные стихи Пушкина, на взрослые разговоры мальчиков о женщинах и тайнах любви...

1812 г. Нашествие Наполеона. Через Царское село едут войска... Ах! Меня с детства будоражило это видение, увиденное глазами маленького Саши Пушкина.
И правда, этот патриотический порыв и трагедия страны - отразились на жизни и творчестве поэта.
Ночью он хотел даже примкнуть к гусарам! Подумать только, Пушкин мог стать сыном полка, эдаким Гаврошем , и..героически погибнуть в столь нежном возрасте где-нибудь под Бородино от ранения в живот от какого-нибудь родственника Дантеса..
Читая всё это, так и казалось, что ночь, дорога, вот-вот оживут, и из за деревьев лицейского парка пронесётся Болконский на своём чёрном коне, ещё не знающий, что его ожидает Наташа...
Очередная тень Наташи Гончаровой ожидала и Пушкина : милая, кроткая горничная Наташа... Первый шёпот сердца и глаз.. первое романтическое свидание в ночи, под аркой - за которое могли выгнать!.
Пушкин нежно обнял кроткую девчонку, а она... тепло и сладко прильнула к нему всем телом, всей судьбой - её могли наказать более серьёзно, - поцеловав Сашу сразу в глаза : ах это нетерпение сердца девушек!! - сразу поцеловать душу любимого!
И ведь зала эта бедная девчонка, что это быть может первая и последняя свободная любовь в её жизни.
Что с ней сталось? За какого бородатого и грубого "лаптя" её выдали потом замуж?
Как сладкий, золотой сон любви она быть может вспоминала это ночное свидание с Пушкиным : да, пусть сейчас у неё ночь судьбы и жизни, но в юности... она обнимала "солнце", её ласкало солнце, навевая на неё нежнейший загар девичьего стыда.

Далее Тыняновым описан один из невиннейших в литературе эвфемизм утренней эрекции ( не смейтесь и не хмурьте бровей, милые девушки, читающие об этом, хоть это и звучит в отношении Пушкина несколько необычно. В конце концов, Пушкин был простым человеком, как и все мы : увы, в нежном возрасте у мальчишек есть свой танталов ад любви, мечты, нравственные слёзы стыда и сладкой муки..)

"он просыпался теперь рано, с радостью, которая ему самому была непонятна, счастливый, сам не зная почему. Женские прелести являлись ему по утрам"

И всё же, девственность юный Пушкин потерял с другой Наташей - тень Гончаровой была уже сладко близка!, - с актрисой в домашнем театре Варфоломея Толстого.
Саша только в фривольных французских книжках читал об "этом", но он не знал, что "от поцелуя лица у женщин мертвеют", а сердце у мужчин - дрожит, словно последний осенний листок на ветру...
Пушкин взрослел, и по вечерам пропадал в тенистых аллеях парка : мальчишки и учителя полагали, что он опять встречается с девушками, а он... шёл на свидание с другой особой женского пола - к музе.
Но и музе иногда изменяют, как и муза порой изменяет.

Есть что-то фрейдисткое в тяге юного Пушкина - помятуя сложные отношения с жестокой матерью, - к женщинам старше него.
Первой из таких связей была молодая вдова Мария, с которой он сбежал с бала, на который Пушкина пригласили дабы усмирить его любвеобильный нрав : ага, усмирили! Так и видится улыбка Пушкина : "лечить" пчёл о мёда, цветами?
Но самые прелестные страницы романа в этом плане о влюблённости юного Пушкина в очаровательную жену Карамзина.

Пушкина называли тигром, но у её ног, осенним вечером, возле камина, он сидел кротким котёнком, смотря тёплым взглядом как в руках милой ему женщины разматывается шёлковая нить... ему казалось, что клубок его сердца сладко разматывается, а тающая нить его сердца - в её руках.
Ещё чуть-чуть, и Карамзин, написавший "историю государства Российского", мог вляпаться в совершенно другую, пикантную историю : но Пушкин утолял свой нерастраченный пыл, целуя в тенистых аллеях парка вдову, милую Машу, а призрак её мужа с тёмными рожками веток над головой, грустно выглядывал из за деревьев...
К слову, Тынянов гениально, не уступая в этом Толстому, описал бессонную ночь Катерины Андреевны Карамзиной ( ей - 37. Саше - 17), и её старого мужа, после символического разговора о рабстве ( в жизни и в любви).

Ночью она долго не спала, прислушиваясь к притворному беззвучному сну мужа. Она знала : он лежал неподвижно, как мёртвый, припоминая каждое слово Чаадаева, и не спал. И через полчаса она услышала его тихий, подавленный вздох. Притворяясь что спит, он не верил её сну. Она улыбнулась и заснула

Совершенно каренинские строчки. Так и кажется, что эта Каренина-Татьяна, что другому отдана, и будет век ему верна, как и Анна, видит сверху, как в темноте блестят её же глаза, и губы шепчут в ночь, беззвучно : "кончилась, жизнь.."
Словно бы следуя Набоковско-Пушкинской страсти к ряби, узорам судьбы, нежно связующих прошлое и будущее, жизнь и смерть, Тынянов описывает последнюю встречу Пушкина и Екатерины в вечернем парке ( солнце почти зашло, но с неё стояло другое, живое солнце, освещая её одну).
Пушкин обнял её за талию, склонился к её ногам, поцеловав их и... словно в детстве, при землетрясении, эта строгая и роскошная нимфа-жена, покачнулась памятником, склонилась над ним : мир сладко и темно покачнулся : солнце у ног властной и несчастной красавицы невыносимо сладко медлило, не заходило...
Сердце Пушкина дрогнуло. Образ Карамзиной поэт пронесёт через всю жизнь, во многом выведя в образе Людмилы и Татьяны именно её.
Людмила, из пушкинской поэмы, Катерина - это Россия, которую во мгле веков преследует злой Черномор.
Любовь к Катерине, жене великого историка, была живым образом любви Пушкина к мучительной истории России.
Символично и то, что третью часть романа - юность, Тынянов писал во время войны, в эвакуации, т.е., когда очередной "Черномор" пытался похитить нежную душу России.
Учащённый пульс повествования третьей части романа - отчасти и окончания данной рецензии, - во многом сливает мысль Пушкина и мысль эпохи, её стремительность движения, растворяя саму мысль в движении, включая и стремительность окружающей Тынянова реальности и рассеянный склероз писателя, от которого он бежал в искусство, бежал от забвения и смерти : за его окнами грозно мелькали тени коней, словно в начале его романа о деде Пушкина.

Роман остался незавершённым, и в этом есть некая трагическая закономерность, как впрочем и трагическая незавершённость труда Ходасевича "Пушкин", ибо и сама жизнь Пушкина осталась незавершённой, словно бы писалась неким ангелом на небе. Видимо, на небе тоже произошло что-то трагическое, и ангелы оставили недописанными жизни Пушкина, Лермонтова...
Впрочем, в своём дивном романе "Дар", Набоков поднял "перо ангела", дописав саму жизнь Пушкина, вошедшего в "роскошную осень своего гения" : доживший до глубоких седин, окружённый верной женой, детьми и внуками, Пушкин стал современником романов Тургенева и Достоевского, читающего зачарованной толпе своим магнетическим голосом с хрипотцой, его "Пророка".
Но во вселенной русской литературы, солнце воскресает снова и снова, вставая из мрака, а вокруг зачарованной Земли, нежно вращается луна- Лермонтов, таинственно отражая бессмертный, незакатный свет солнца.

Так исторически сложилось, что у меня в определенном смысле "отбили" все расположение к А.С. Пушкину, то есть я восхищаюсь его талантом, понимаю умом, как много он сделал для русской литературы, но любить его творчество сердцем, в силу определенных личных причин, у меня уже не получится.
Но как-то по юности лет мне попалась в руки книга Тынянова, о которой я была наслышана в контексте того, что это неплохое жизнеописание поэта. И несмотря на мои личные тараканы, да еще и в связи с полезностью для уроков русской литературы, решила ее почитать.
Стиль написания очень легкий, я бы сказала подходящий для чтения в школьном возрасте, недаром учителя литературы ее советуют к прочтению (встречалась с этим не раз у себя и знакомых). Много внимания Тынянов уделяет и семье, друзьям Пушкина (было бы, кстати, интересно почитать его роман "Кюхля"). На мой взгляд, личность самого главного героя раскрыта не очень глубоко, скорее писатель скатился на семейно-окруженческие описания, но представлять в каких условиях рос и развивался Александр Сергеевич тоже интересно.
В общем книга неплохая в своем биографическом жанре и ее можно активно "подсовывать" в подростковом возрасте, чтобы школьники побольше узнали о такой знаковой фигуре в русской литературе.

Жизнь как роман

«Стихи нравились ему более, чем все другое, в них рифма была как бы доказательством истинности происшествия. Он читал быстро, выбирая глазами концы стихов и кусая в совершенном самозабвении кончики смуглых пальцев»

(С. 95)

О Пушкине надо писать роман, т.к. как любая биография окажется слащавой (например, книга Тырковой-Вильямс). Шансы есть у кратких биографий (Г. Чулков,
Е. Маймин), но они в силу понятных причин неполны. Второй вопрос, что надо быть не только учёным, но и талантливым и смелым писателем.

Тынянов смог это сделать. Он показал Пушкина на фоне эпохи. Это, кстати, многих не устраивает. Читатель, видимо, ждёт пушкинского монолога, что, конечно, в свете автобиографических записок выглядит наивно. Или, возможно, странные ожидания продиктованы усердным чтением плоских т.н. исторических романов, эпигонов Дюма.

Пушкин как личность не может быть понят вне контекста эпохи даже в самой малейшей степени. Поэтому появление в романе многих персонажей с их портретами, вкусами, биографическими сведениями создаёт необходимое пространство, в котором живёт и растёт поэт. Наверное, к такому широкому фону надо быть подготовленным, что-то знать о Пушкине и его произведениях, и желательно не только в рамках школьного курса.

Роман не закончен, и дело даже не в том, что автор умер, не дописав до конца.
В той же степени разомкнута, если угодно, не закончена жизнь Пушкина, точно так же, как обрывается самым неожиданным образом роман «Евгений Онегин».