Одна ночь

Эта пьеса совсем небольшая и написана простым языком, но цепляет душу. В ней описаны вечер, ночь и утро одного зимнего дня, из самой тяжелой зимы Ленинграда. Местные жители давно находятся в блокаде и страдают от голода, но последние силы они отдают защите своего дома, города, страны от врага.
Марфа Васильева пришла в город из-за линии фронта, чтобы уговорить вернуться домой своего младшего сына сбежавшего на войну с чужими документами. Сам-то он по возрасту не подходил. И вот она в поисках сына, приходит к живущей в Ленинграде дочери и застает её тяжело больной. Сидит мать у постели больной дочери ночь и читает своеобразную колыбельную:
Шла я шла, шла я, шла, орудия гудят, спи, моя хорошая, пулеметы стучат, раненых ведут, а я все шагаю. Встретимся патруль, сведет меня в штаб, я все там толковенько объясню, кто я, куда и зачем – и шагаю дальше. Спи, моя родная, мама с тобою. Нельзя так говорить: четверо детей. Надо так говорить: три единственных сына, одна единственная дочка. Спи, моя единственная, спи. Иду я через озеро, а сама думаю: далеко- далеко, за лесами, за горами мои детки живут, они маму не ждут, а она к нам бежит. Даша, моя родная, дыши поглубже. Иду я через озеро, сумерки все темней, я на компас смотрю, как меня капитан научил, а компас светится. Далеко-далеко, по компасу на юго-востоке, пожар горит, ракета взлетит и растает, взлетит и растает, а я все иду, иду. Спи, моя хорошая. Дашенька! Спишь? Лед кругом, лед, а я шагаю, ко всему готовая. Все беды – сестры, все унылые, все тоскливые, а мы их прогоним, крошечка, прогоним. И немец сбежит, и голод забудется, и дома встанут, и поля оживут, и дети народятся – все будет славно, только ты дыши, дыши, маленькая.
Язык в этой пьесе не такой искрометный как в других, прочитанных мною, так ведь и описана здесь не сказка, а суровая реальность. Но Евгений Шварц несколькими простыми фразами обрисовывает тяжесть положения, в котором находятся жители Ленинграда.

Маленькая пьеса о маленьких людях, неизвестных участниках блокады Ленинграда. Пьеса о войне без военных действий. Читая ее,понимаешь, как была важна жизнь каждого человека в те годы. Кажется, что слишком много личного для Шварца в её сюжете. Возможно, ему была знакома та ситуация, когда мать хотела избавить сына от участия в военных действиях, возможно, он лично знал, чьей принадлежали слова: "Сережа на фронт, Даша на работу, а я по дому хлопотать, чтобы легче была жизнь."

Группа "Драматургия"

Война стала делом недостойным

Читала и боялась, что Шварц их всех сейчас убьёт каким-нибудь прямым попаданием. А закончилось — и всё ему простила, и мои слёзы тоже, хотя плакать не люблю и стараюсь не делать этого, голова болит потом.
И вот что поняла, дорогие мои друзья и соратники по ЛайвЛибу: война стала работой придурков и трусов! Тогда, в сороковых, оно начиналось, поганство, а сегодня вошло в полную силу. Не сердитесь, я расскажу, в чём дело.
Я в Израиле в полной мере распробовала, что такое бомбёжки. Еду на велике по Ашкелону с работы домой, а кругом: у-у-у... Бум!!! Думаю: сидит где-нибудь в Газе этот парень, нажимает кнопки и спокоен. Наступило полное разделение между убийцей и его жертвой. Глотку рвать не надо, смотреть в глаза умирающему врагу не приходится, то есть, нет проблем — нажал кнопку, и ты герой.
Да я понимаю! Он меня ненавидит, всех нас, кто приехал, его с земли отцов потеснил, живёт хорошо, богато, по-другому молится. И ещё какие-то претензии к нам по существу. А я спорю?.. Вот и пришёл бы ко мне на порог. Я бы ему глаза выцарапала. Но вероятнее всего, он бы меня запинал, я женщина пожилая. Вот это была бы война смелых людей! Всё по закону, кто сильнее, кто отчаяней — тот и победил. А эти ракеты, эти самолёты-бомбардировщики, атомные бомбы, убийство на таком расстоянии, что даже не слышно, как дети кричат... Это трусливая война, гнусная и недостойная.
Мне кажется, об этом Шварц и пишет, он тоже так думал.
«Лагутин. Ненавижу дураков.
Архангельская. О ком это вы изволите говорить?
Лагутин. О нем. О фашисте. Ох, если бы это летала над нами смерть на бледном коне! Страшно это, но красиво! Ох, если бы это чудовище носилось над городом. Змей холоднокровный, дикий, – нет, дурак мальчишка над нами висит аккуратный, застегнутый, подтянутый. Что ты изменишь в ходе войны, если, скажем, сейчас Ольгу Петровну разорвешь? О, как это страшно и глупо! Страшно и глупо!»
Видите? Я не называю трусами Серёжу, и Дашу, и Лагутина, они настоящие герои, каждый на своём месте. Как бы безнадёжно не выглядела их миссия, мы-то знаем, что вместе они навалились и выстояли.
В этом смысле, кстати, я не понимаю здоровых сильных мужиков-беженцев из Сирии. У них там война, жёны-дети, а эти лбы сидят в Берлине, кушают казёную куру. Есть в этом какой-то героический смысл? Кто будет виноват, если от их страны ничего не останется? Их война — это ведь тоже не старуха-ведьма с пучком ракет в кулаке. Это их мужская работа, разве не так? Девчонок с мамками отослали бы в Европу, а сами бы за свою землю воевать? Или?
Но это так, читая Шварца подумалось.
Великолепная пьеса, отдаю ей 5 звёзд и первое место в моём личном списке пьес о войне, которое до сих пор занимала Мамаша Кураж Брехта.