«Отважный юноша на летящей трапеции» – первый сборник Уильяма Сарояна, изданный в 1934 году. Рассказы из этой книги принесли Сарояну славу. «…На американском горизонте появился новый писатель. На первый взгляд размером не больше ладони, это любопытное явление обещает перемену погоды, а может, и циклон», – написал о его дебюте журнал «Тайм». Сегодня, спустя почти столетие, очевидно, что это так и есть: проза Сарояна стала классикой. Совершенно особенный мир, существующий на страницах его произведений, привлекает яркостью, индивидуальностью, неповторимым мягким юмором.
Отважный юноша, пишущий отличные рассказы
Уильям Сароян - это один из великих классиков Америки 20 века. Ничуть не хуже этих ваших Хемингуэев и прочих писак того времени (в Париже есть даже табличка у одной из кафешек, если мне не изменяет память, на ней было написано здесь дрались Хемингуэй и Сароян).
И, безусловно, величие Сарояна отрицать попросту глупо. Есть множество писателей, которые признают его влияние, тот же пресловутый Буковски, от которого большинство современных читателей, наверное, и узнали о существовании Уильяма. И вот в чем казус, Сароян, со всем своей значимостью и важностью в литературе Америки 20 века, крайне малоизвестен в России. Ситуация схожа и Селином в какой-то мере. И если того же Хемингуэя не читать - это признак весьма странный и подозрительный, ибо "ну как это, вы не читали Хемингуэя, вы что?" В случае с Сарояном скорее будет странно, если вы вообще знаете о его существовании. И это при всем при том, что он ничуть ни хуже, если не лучше того же Хемингуэя. И, как и большинство авторов, Сароян стал известен своими рассказами, с которыми я и советую вам ознакомиться в сборнике Отважный юноша на летящей трапеции. И хотелось бы еще добавить, что вот такие предисловия, как в этом издании, читать одно удовольствие.
Говорить о рассказах, в принципе, дело не из легких, а говорить о рассказах Уильяма так тем более. Книга наделена огромным количеством отличных рассказов. В любом сборнике будет парочку рассказов, которые пройдут мимо. Но у Сарояна дела обстоят по другому. Каждый рассказ в этой книге - отличный. Без шуток. Вся книга от и до набита прекрасными рассказами, которые сверкают невероятным писательским талантом этого американского армянина. И что еще удивительней, на ряду с отличными рассказами встречаются настоящие бриллианты. По другому их назвать невозможно. Обычный рассказ о том, как парень идет стричься, оборачивается рассказом о двух народах: ассирийцах и армянах. Или рассказ о том, как Сарояну дома холодно. Он рассказывает, как он пытается согреться, грезит о том, чтобы написать отличный рассказ и тд. И все это настолько прекрасно написано, наделено таким слогом, откровенностью и чувством в тексте, что не влюбиться в эти рассказы невозможно. Настоятельно рекомендую прочитать этот сборник рассказов, ибо он шикарен. Особенно советую тем, кто пишет рассказы. Вам нужен образцовый пример толкового рассказа, когда, казалось бы, рассказ о том, как человек идет стричься, а силу он обладает неимоверную. Если кому нужно будет, вот подборка наиболее запомнившихся: "Семьдесят тысяч ассирийцев", "Я на этой земле", "Холодный день", "Земля, день, ночь и я".
Отважный юноша, пишущий отличные рассказы
Уильям Сароян - это один из великих классиков Америки 20 века. Ничуть не хуже этих ваших Хемингуэев и прочих писак того времени (в Париже есть даже табличка у одной из кафешек, если мне не изменяет память, на ней было написано здесь дрались Хемингуэй и Сароян).
И, безусловно, величие Сарояна отрицать попросту глупо. Есть множество писателей, которые признают его влияние, тот же пресловутый Буковски, от которого большинство современных читателей, наверное, и узнали о существовании Уильяма. И вот в чем казус, Сароян, со всем своей значимостью и важностью в литературе Америки 20 века, крайне малоизвестен в России. Ситуация схожа и Селином в какой-то мере. И если того же Хемингуэя не читать - это признак весьма странный и подозрительный, ибо "ну как это, вы не читали Хемингуэя, вы что?" В случае с Сарояном скорее будет странно, если вы вообще знаете о его существовании. И это при всем при том, что он ничуть ни хуже, если не лучше того же Хемингуэя. И, как и большинство авторов, Сароян стал известен своими рассказами, с которыми я и советую вам ознакомиться в сборнике Отважный юноша на летящей трапеции. И хотелось бы еще добавить, что вот такие предисловия, как в этом издании, читать одно удовольствие.
Говорить о рассказах, в принципе, дело не из легких, а говорить о рассказах Уильяма так тем более. Книга наделена огромным количеством отличных рассказов. В любом сборнике будет парочку рассказов, которые пройдут мимо. Но у Сарояна дела обстоят по другому. Каждый рассказ в этой книге - отличный. Без шуток. Вся книга от и до набита прекрасными рассказами, которые сверкают невероятным писательским талантом этого американского армянина. И что еще удивительней, на ряду с отличными рассказами встречаются настоящие бриллианты. По другому их назвать невозможно. Обычный рассказ о том, как парень идет стричься, оборачивается рассказом о двух народах: ассирийцах и армянах. Или рассказ о том, как Сарояну дома холодно. Он рассказывает, как он пытается согреться, грезит о том, чтобы написать отличный рассказ и тд. И все это настолько прекрасно написано, наделено таким слогом, откровенностью и чувством в тексте, что не влюбиться в эти рассказы невозможно. Настоятельно рекомендую прочитать этот сборник рассказов, ибо он шикарен. Особенно советую тем, кто пишет рассказы. Вам нужен образцовый пример толкового рассказа, когда, казалось бы, рассказ о том, как человек идет стричься, а силу он обладает неимоверную. Если кому нужно будет, вот подборка наиболее запомнившихся: "Семьдесят тысяч ассирийцев", "Я на этой земле", "Холодный день", "Земля, день, ночь и я".
- Только во сне мы сознаем, что живем. Только в этой живой смерти мы встречаемся с собой и с дальними краями, с Богом и святыми, с именами наших отцов, со смыслом мгновений минувшего; именно во сне века сжимаются в миг, гигантское съеживается до крохотного осязаемого атома вечности. ©
Ну очень субъективно:
Рассказы я люблю только у Фицджеральда, потому что каждый его рассказ - это яркий и сочный потусторонний мир при всей реальности происходящего, и у Брэдбери - потому что его летние рассказы все вместе создают воздушный и жаркий мыльный пузырь, в котором хочется жить. Я люблю лето, я люблю сочную яркую прозу. Но и Сарояна я тоже люблю - потому что его роман "Мама, я люблю тебя" тронул до глубины души, а нежные краски я помню до сих пор. Именно поэтому я и решила забыть о своей нелюбви к рассказам в принципе и прочитать сборник. Печально, но Сароян не встал для меня в один ряд с Фицджеральдом и Брэдбери.
Это не мое.
Слишком пространно и размыто. Я люблю конкретику, но конкретику красивую и в очаровательной рамочке. Здесь же мне пришелся по душе лишь последний рассказ - своеобразная притча в рассказе; остальных героев я даже не запомнила. Мне все это показалось огромным комом, смешанным и ... однородным. Слишком однородным. Вроде - что-то где-то интересно: улицы и люди. Но с другой стороны... это не так красиво, как могло бы быть.
В любом случае, не хочется говорить что-то плохое о Сарояне лишь потому, что я люблю нечто другое. Посмотрите, может, вы найдете больше смысла в подобных "очерках".
PS
Что-то там было у Сарояна против философов. А сам-то, а сам-то :)
- Вот когда наступило окончательное пробуждение - при мысли о смерти. ©
Т.
Созвездие рассказов Сарояна
Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю тооолк.
Однако же, даже само имя Ульяма Сарояна мне было не знакомо каких-то полгода назад, хотя, казалось бы, я очень даже в теме американских авторов, особенно тех, кто пишет малую прозу. Чудеса!
К делу.
Сароян - американский писатель армянского происхождения оказавший влияние на прозу Брэдбери, ставший отчасти прототипом Хеллеровского Йоссариана из "уловки..", прозаик смешавший в своих произведениях стиль Хемингуэя и настроения Стейнбэка, писатель, которым увлекался Сергей_наше_всё_Довлатов. Внушительно звучит, правда?
Нигде не упомянуто, но мне бросилось в глаза некоторое сходство и с Т.Вулфом, уж и не знаю, может почудилось, но есть схожая горячечность в строках, и тема Смерти и Одиночества раскрываются в их произведениях созвучно.
"Отважный юноша на летящей трапеции" это сборник короткой прозы. Очень короткой, рваной, и это первая причина, по которой я воздержусь от рекомендаций. Малая проза - жанр не для всех, но для любителей, а короткая проза в духе Сарояна - для очень больших любителей.
Сборник полон самых разных рассказов, однако, уже в процессе чтения, все они складываются в единый выпуклый портрет писателя. Это ведь первый опубликованный сборник автора, и Сароян представился читателю и миру именно им, и сделал это ёмко, точно и чётко. Молодой писатель со старой душой - таким я вижу Ульяма Сарояна после знакомства со сборником.
О чем же эти рассказы?
Они о юности, о бедности, об открытии себя, о том, как ты вдруг понимаешь, что жив, но вот-вот умрешь, и о том, что не умрешь никогда, это рассказы о голоде, о труде, о безработице, о человеческом достоинстве, много о чём. Даже и о любви.
Много о национальности.
Рассказы автобиографичны, но с элементами поэтической вольности)))
Некоторые из них единым потоком проносятся мимо, не задевая, некоторые, особо острым краем, цепляются за читательскую душу - мою душу - и держатся, и полощутся, треплются, бьются об неё, и никак их не оторвать, не расчитать назад.
Временами среди строк я находила свои мысли, высказанные моими же словами, и это пугало и успокаивало меня - я не одинока.
И всё же, я не посоветую никому читать эти рассказы, в них нет ничего сверхсверх, и стилистически почти все они просты.
Здесь есть место сентиментализму, сатире, но не слишком злой, ведь и сам автор не злой, а жизнелюбивый, хоть и немного грустный молодой мужчина.
В общем, возьмись вы за чтение "Отважного юноши на летящей трапеции" вполне вероятно вы, в лучшем случае, пожмете плечами - и что?
Но может быть, моожеет быть, вы вдруг остановившись посреди строки, вздохнете, замрете - "вот она - жизнь идёт, и здесь сейчас, и там у него, у Сарояна, тогда" - выдохнете и станете дальше читать.
Так было со мной.
Ни начала, ни кончала.
(Школьная поговорка-дразнилка)
Что сразу насторожило в книге – фраза о сравнении с Брэдбери на обложке. Нет, вы неправильно меня поняли – Брэбери я, как раз-таки, очень люблю. Более того, отношусь к нему большим пиететом. А вот это «сравнивают с Брэдбери» на обложке – это не что иное, как завышение цены безвестного, в общем-то, писателя.
Дальше – больше (в смысле – подозрений). 9.5 (Девять с половиной!!!) процентов небольшой книги отводится на развернутое предисловие – описание крутости Сарояна неким Арамом Оганяном – переводчиком данной книги. Такого объемного предисловия, насколько мне помнится, даже советские издатели, большие любители предисловий, себе не позволяли.
Наскоро пролистав предисловие, начал читать книгу. Начал понемногу успокаиваться. Язык – действительно – весьма своеобразный и весьма интересный. Юноша-писатель, герой первого рассказа сборника (по названию данного рассказа назван и весь сборник) – проживает во время Великой Депрессии в равнодушном, в общем-то, к его огромному писательскому таланту городе. Работы нет и не предвидистя, и все, что у юноши есть – огромное желание писать и немного жидкого кофе вместо обеда. Юноше сочувствуешь, за него переживаешь… не успел я вчитаться толком, и вдруг… оп-па… что такое? Кто все эти описываемые люди?... Оказалось, я, на автомате, прочел уже и другой рассказ сборника, толком этого не поняв, и уже приступил к третьему. Первый и второй рассказы ничем, толком, не отличались друг от друга. Герои, повествование, атмосфера – все было очень похоже. Ну а кто герой в третьем – я даже и не разобрался.
Ну его к черту! Похоже, писатель писал только для того, чтобы писать. Читать только ради того, чтобы пробегать глазами букву за буквой – мне показалось не интересным. Оставил недочитанной.
Пожалуй,эта ТА книга,которую можно(нужно) читать всю жизнь,каждый год( или каждый день)открывая что-то новое не в ней,а в себе. Для меня она в одном ряду с Планетой людей Экзюпери.
"Я сижу в своей комнате, живу своей жизнью, стучу на машинке. Я сижу в присутствии своего отца, которого уже много лет как нет на свете. Каждые две-три минуты я вскидываю глаза на его грустное лицо, чтобы узнать, нравится ли ему это все. Это то же, что смотреться в зеркало, ибо я вижу себя. Мне почти столько же лет, сколько ему на фотографии, и я ношу те же усы, что он в свое время. Я преклоняюсь перед ним. Всю свою жизнь я преклоняюсь перед ним. Когда мы оба жили на земле, я был слишком мал даже для того, чтобы обменяться с ним хотя бы одним осознанным словечком. Но с тех пор, как я достиг сознательного возраста и способности высказываться, мы ведем с ним безмолвные беседы. Я говорю ему: «Ах, печальный армянин, какая удивительная у тебя была жизнь!» А он ласково отвечает мне: «Будь скромен, сынок. Ищи Бога».
Наверное,это лучший совет,который я смогу дать своему сыну...да и дочери тоже.
Я отчаянно курю сигарету, ибо для меня наступил миг величайшей важности, а значит, и для каждого. Я собираюсь перенести язык, мой язык на лист чистой бумаги, и меня пробирает дрожь. Быть пользователем слов — такая большая ответственность. Я не хочу согрешить против истины. Я не хочу умствовать. Я очень этого опасаюсь. Никогда я не вел себя благоразумно, и теперь, когда я занялся трудом, более величественным, чем сама жизнь, мне не хочется обронить ни единого фальшивого слова. Месяцами я твержу себе: «Ты должен быть скромен. Скромность — превыше всего». Я твердо решил не потерять своего характера.Я — рассказчик, и у меня есть одно-единственное повествование — о человеке на земле. Я хочу рассказать эту незатейливую историю по-своему, позабыв о правилах риторики и хитросплетениях композиции. Мне есть что сказать, и я не желаю говорить, как Бальзак. Я не художник. Я не очень верю в цивилизацию. Я не в восторге от прогресса. Когда строится большой мост, я не ликую, когда аэропланы пересекают Атлантику, я не думаю: «Что за восхитительная эпоха!» Меня не интересуют судьбы народов, мне наскучила история.
Думаю, мне хотелось иметь дом. Я жил один в дешевых меблированных комнатах. У меня были пол и потолок да с полдюжины книг, которых я не читал. Они были написаны великими писателями. Я не мог их читать: я сидел целыми днями за столом, помогая своей стране стать величайшей державой в мире. У меня была кровать. Иногда поздно ночью я проваливался в сон от усталости. Человек не может спать, где придется. Если комната ничего для тебя не значит, если она не стала твоей частью, ты не можешь в ней спать. Комната, в которой я жил, не стала моей частью. Она принадлежала всякому, кто мог ее снять за три доллара в неделю. Я в ней жил. Мне было без малого девятнадцать, и я был безумен, как мартовский заяц.Ему хотелось иметь дом — место, где можно прийти в себя, вернуться к себе — пространство, защищенное деревом и стеклом, под солнцем, на земле.
Однажды воскресным утром после долгой паузы мой телетайп заработал, и я подошел к нему принять и проверить сообщение. Но оказалось, что это не сообщение и не телеграмма. Я прочитал слова: привет, привет, привет. Я никогда не воспринимал машину как нечто, имеющее отношение ко мне лично. Машина обеспечивала связь между чужими людьми, и набранное на ней приветствие показалось мне чем-то из ряда вон выходящим. Во-первых, правила строго-настрого запрещали нецелевое использование машины. Этот телетайпист нарушал дисциплинарный устав компании, и поэтому я забеспокоился об операторе на том конце провода, приславшем мне приветствие. Я набрал слово «привет», и завязался разговор.
Я неслышно прокрался по темному дому на улицу — и замер от величия нашей земли, красоты бескрайнего космоса, окружающего наши скромные персоны, от недосягаемости великих небесных тел вселенной, от наших океанов, гор, долин, от возведенных нами великих городов, мужественных, благородных и бесстрашных деяний, нами совершенных. Мы построили утлые суденышки и отправились в плавание по неистовым волнам, медленно строили железные дороги, медленно накапливали знания, медленно, но верно искали Бога в колоссальной вселенной, в земной нашей тверди, в нашей славе незначительных существ, в бесхитростности наших сердец.Уже стоять и дышать в то утро было откровением, неизъяснимым чудом. Я думал, спустя столько лет… вот он я — собственной персоной, стою в темноте, дышу и осознаю, что живу. Я хотел изречь что-нибудь словами, которым меня обучали в школе, что-то торжественное, возвышенное, радостное… дабы высказать свою признательность Богу. Но тщетно. Не нашлось таких слов. Я ощущал величие, которое проникало в меня через прозрачный морозный воздух, горячило и разгоняло мою кровь, но не было слов, которыми это можно выразить.На нашей улице был пожарный гидрант, и я всегда хотел через него перепрыгнуть, но побаивался. Гидрант из стали, а я из плоти, крови и кости, и если я не перепрыгну, моя плоть врежется в этот гидрант, и он причинит мне боль, и я еще чего доброго сломаю ногу.Неожиданно для себя я начал прыгать через гидрант и думал, вот ведь могу же. Теперь я на все способен.
Но он только смотрел ей в глаза. Иногда он болел, но это была его болезнь, поэтому все, что касалось его, обсуждению не подлежало. Он позволял матери осмотреть его язык, позволял ей держать его за руку, чтобы проверить, нет ли у него температуры. Потом, она говорила: «Джон, Джон, ты заболел, мой бедный малыш». Так вот, когда она это говорила, он изумлялся. Он чувствовал, что все это происходит в ее воображении. Она это выдумала. «Я просто стою тут». Это означало, что он находится вовне, снаружи, повсюду — вне своей оболочки, в сознании других людей. Они могли видеть его, и, будучи старше, они могли видеть его в ином свете, чем он мог себе представить, и могли делать недоступные ему выводы. В своем сознании они могли запечатлеть его рост, вес, черты лица, нрав и состояние, чего не мог он. Он просто находился там, силясь разобраться, в ожидании.