Романизированную историю своей семьи Дафна Дюморье опубликовала в 1937 году, в возрасте тридцати лет. До того она успела написать биографию отца, английского актера и антрепренера Джеральда Дюморье, и четыре романа. Писательница стояла на пороге славы: уже вышел роман «Трактир „Ямайка“», а всего через год будет издана «Ребекка», ее главный мировой бестселлер. Погружаясь в атмосферу Европы девятнадцатого столетия, писательница воссоздает жизнь своих англо-французских предков – от прапрабабки,...
Бесполезно судить о внешности, не увидев человека нагишом.
В жизни любого мецената наступает момент, когда меценатство из удовольствия превращается в тягость.
Пошлая, довольно грязная сделка между принцем и куртизанкой стала ядром большого клубка, ниточки от которого потянулись по всему миру, а на них потом заплясало столько марионеток – кто весело, кто с натугой; но все – с хотя бы легчайшим пожатием плеч и тенью улыбки.
Зачем думать про дождь, пока еще сухо?
И вот они уплывают из памяти и с этих страниц, фигуры, вышедшие на сцену пятьдесят или даже сто лет назад. Были среди них персонажи комические, были слегка трагические, у всех имелись свои недостатки, но все они когда-то были живыми мужчинами и женщинами, дышали, как сегодня дышим мы, и владели миром, которым мы теперь владеем.
Время быстротечно, но любовь и искренность неизменны. Над искренней приязнью годы не властны.
Я убеждён, что, если хочешь сделать что-то действительно стоящее, нужно прежде всего идти своей дорогой - ну и, конечно, работать в полную силу, а самое главное - поменьше об этом болтать.
Не переношу хозяйственных женщин. Именно поэтому я холост.
Он в принципе не понимал, что такое молитва. Ему чудилось нечто унизительное и противное разуму в том, чтобы вставать на колени и просить об одолжении. Если о чем и позволено молиться, так это о даровании мужества или смирении, ибо такая молитва обращена внутрь и является призывом к самому себе.
Никто из нас никогда не узнает, что такое на самом деле бессмертие - истина или теория, придуманная человеком, чтобы приглушить естественный страх; однако утешительно и довольно трогательно воображать, что после смерти мы оставляем в мире частичку себя, как след за кормой корабля, как напоминание, что когда-то и мы были гостями на этой земле.
Остаются следы на песке и отпечатки ладоней на стекле. Остаются цветы, засушенные между страницами книги, поблекшие и плоские, но ещё не утратившие лёгкого аромата. Остаются письма, измятые, пожелтевшие от времени, однако их содержание не утратило своей живости и напора, - можно подумать, их написали только вчера. Призраки повсюду - но не бледные фантомы, гремящие цепями через вечность, не безглавые кошмары, скрипящие половицами в пустых домах, а весёлые тени былого, и страха от них не больше, чем от выцветших фотографий в семейном альбоме.
Тот, кто сильно любил, глубоко чувствовал, шёл в радости или в горе по предназначенной ему дороге, навеки оставляет в мире свой отпечаток.
И тому, кто готов слушать, слышно эхо, а к тому, кто готов грезить, приходят видения. Смутные запахи ещё витают в воздухе, ещё долетают шепотки из минувших лет. И когда суета дня сегодняшнего превращается в грохот в ушах, а бремя современных страстей неподъемной тяжестью давит на плечи, приятно отключить зрение и слух и побродить по миру теней, который существует совсем рядом с нашим.