Люди должны любить. Им свойственно это чувство. Они должны пылать и поддаваться страстям. Должны мечтать и витать в облаках. Просто обязаны постоянно испытывать какие-то эмоции. Они должны... это – естественно и совершенно нормально. А для молодых это ещё и настоятельная потребность, лишив их которой можно получить гораздо больше проблем, чем пользы. Так что пусть любят.
Пусть творят безумства. Хотя бы в эту ночь, когда они точно разрешены. Пускай... пускай хотя бы они сегодня живут.
Правда, именно она – эта память, в какой-то мере примирила Вэйра с самим собой, потому что за долгие часы пути и напряжённых размышлений он пришёл к неожиданной мысли о том, что сила сама по себе ещё ничего не значит. Это как с оружием. Как с поднятым с земли камнем: кто-то положит его в основание дома, а кто-то азартно кинет в чужое окно, со злорадством заслышав звон бьющегося стекла. Силу определяет только тот, кто ею владеет. И именно он отвечает за последствия её применения. Поэтому сила, как и магия, это не добро и не зло. Она – просто инструмент, орудие, камень... тот самый камень, который мог быть положен в очаг, а мог быть брошен в чью-то несчастную голову.
Всё же не в раю живём. А по дорогам Зандокара каких только бродяг не носит. Хоть и надо надеяться на Всевышнего, но тому, кто сам о себе не позаботится, и Всевышний, надо сказать, не поможет. Поэтому следует верить в хорошее, надеяться на лучшее, но постоянно помнить о худшем и на всякий случай готовиться к любым неприятностям.
... Ведь правда может быть очень похожей на ложь. А ложь можно представить так, что она будет очень похожа на правду.
Дальше смерти никому не уйти.
Невозможно обижаться на ту, что способна дарить жизнь.
Люди должны любить. Им свойственно это чувство. Они должны пылать и поддаваться страстям. Должны мечтать и витать в облаках. Просто обязаны постоянно испытывать какие-то эмоции. Они должны... это – естественно и совершенно нормально. А для молодых это ещё и настоятельная потребность, лишив их которой можно получить гораздо больше проблем, чем пользы. Так что пусть любят.
Пусть творят безумства. Хотя бы в эту ночь, когда они точно разрешены. Пускай... пускай хотя бы они сегодня живут.
– Как ты думаешь, он способен нарушить слово?
– Почему бы нет? – вскинулась девушка.
– А клятву, данную себе на пороге смерти? Когда душа пуста, когда сердце сгорело дотла, когда тело рвётся пополам, не хочется жить, а единственное твоё желание – это покой, в котором больше нет этой боли? И в котором тебя уже не терзают воспоминания? Думаешь, так просто пережить Эиталле? Думаешь, он легко перенёс потерю любимой? Полагаешь, он мог бы лгать, видя перед собой её окровавленное тело и понимая, что это по его вине она так жутко погибала? Мог бы не исполнить данную на ЕЁ крови клятву?!
– Уф... Айра, чем ты его кормила? Весит, как... Шипик, убери иголки! Я имел в виду, что ты с прошлого раза снова вырос! И мне, между прочим, весьма нелегко тащить на себе твои листья! Особенно, когда они прилипли к моем носу, закрыли глаза, а усы норовят залезть в... тьфу ты!.. в рот! Слышишь? Прекрати немедленно! Отстань! Хватит вредничать! Вот возьму сейчас и брошу!
– Только попробуй! – всполошилась травница, едва не кинувшись грудью защищать уникальный экземпляр. – Я тебе дам «брошу»! Его нельзя поранить! Он чуткий, нервный и очень ранимый! Единственный в своём роде!!!
– Принятое Эиталле – это свет. Это – жизнь. Это – своё собственное маленькое счастье, выше которого ты никогда и ничего уже не познаешь. Это – буря чувств. Море блаженства. Каждое прикосновение – как огонь, каждый вздох – как живительный глоток влаги, каждый взгляд – как обжигающий страстью пожар, а каждая ночь – как заключённая в себе самой Великая Бесконечность. Это – почти недостижимое чудо, Айра, которого эльфы страстно жаждут и смертельно боятся. Божественное откровение. Благословение небес. И это чудо будет длиться ровно столько, сколько будет жить Эиталле.
И вот тогда всё меняется разом. Вот тогда она уже больше не птица. Вот теперь она вдруг вспоминает и узнаёт, наконец, кем и для чего была создана. Потому что теперь её руки – вовсе не крылья, а разбросанные во все стороны ветви, которыми, кажется, можно обнять весь мир. Её тело – сырая земля, из которой исходит всякая жизнь. Её кровь – целительная влага, которую с благодарностью пьёт всё живое. Её глаза – горящее полуденное солнце и спокойно светящаяся луна, попеременно следящие за всем, что творится вокруг. Её волосы – ветер, опутывающий мир мягкими струями. Слёзы – как дождь, благодатно проливающийся на травы, дыхание – тёплый воздух, колышущийся над верхушками деревьев, а гнев – это лава, которая неистово клокочет внутри и яростно желает уничтожить святотатцев.
В её глазах неожиданно проступила и окрепла странная решимость.
«Я выдержу, – с неестественным спокойствием подумала девушка, поняв, что не позволит себя сломать. – Я всё выдержу. Я смогу. Я сумею. Я закрою свою ненависть на ключ в самой дальней комнате, какая только найдётся, чтобы он никогда этого не почувствовал. Я не дам ей вырваться на волю. Я не дам ей сбить меня с толку. Я велю ей уснуть и не позволю проснуться до тех пор, пока не настанет время. А до этого я буду молчать. До этого я сделаю всё, что он велит. Я встану на колени, если он захочет. Я не отвечу, если он ударит меня снова. Я буду лишь тенью той Айры, что была раньше. И я никогда не покажу ему своей боли, потому что она ему тоже не принадлежит».
Правда, именно она – эта память, в какой-то мере примирила Вэйра с самим собой, потому что за долгие часы пути и напряжённых размышлений он пришёл к неожиданной мысли о том, что сила сама по себе ещё ничего не значит. Это как с оружием. Как с поднятым с земли камнем: кто-то положит его в основание дома, а кто-то азартно кинет в чужое окно, со злорадством заслышав звон бьющегося стекла. Силу определяет только тот, кто ею владеет. И именно он отвечает за последствия её применения. Поэтому сила, как и магия, это не добро и не зло. Она – просто инструмент, орудие, камень... тот самый камень, который мог быть положен в очаг, а мог быть брошен в чью-то несчастную голову.
– Что такое? – вдруг промурлыкал сзади знакомый голос. – Керг, ты опять скалишь зубы, где ни попадя? В чём дело? Вчерашняя обида покоя не даёт? Всё ещё жалеешь, что я вышвырнул твою свору за границу? И поэтому решил отыграться на том, кто заведомо слабее?
Айра ошарашенно обернулась.
– Привет, милая, – кивнул ей невесть откуда появившийся Дакрал, кажется, ничуть не удивившись встрече. – Я слышал, у тебя неприятности?
– Дакрал?!
– Точно. Рада, что я так вовремя подоспел?
– Ладно, пойду. Но если эта рыжая ведьма тебя замучает, дай мне знак. И в следующий раз я больше не дам ей шанса тобой помыкать.
– Ведьма?! – опасно прищурилась Лира. – Ах ты, сморчок недоделанный! Ядовитый шип, торчащий из задницы своего учителя! Наглец! Хам!..
– Пока, девочки, – лучезарно улыбнулся Бриер и, прежде чем Лира успела осыпать его новой порцией ругательств, буквально испарился.
– Гад! Мерзавец! Негодяй! Я его когда-то... а он... мне! Представляешь?!! После того, что между нами было?!
– Меня учитель послал, – торопливо подтвердил Бриер, и Лира с искренним огорчением вздохнула.
– Жаль. А зачем он тебя сюда послал? Он что, хочет взять её к себе?
Айра чуть вздрогнула.
– Нет, – не моргнув глазом, соврал Бриер. – Он хочет, чтобы новая ученица, попавшая в ваш сумасшедший дом, не сошла с ума в первый же день. Зная о том, что творится в вашем корпусе по утрам, он настоятельно посоветовал мне проследить, чтобы незрелый разум вашей новой соседки не пострадал от чьего-то слишком буйного нрава. И моя задача – вырвать её из ваших цепких рук, спасти от разрушительного воздействия ваших флюидов, провести по корпусам и показать, что тут и как.
– Без тебя разберёмся! И ты за своим флюидами лучше следи! Я сама ей всё покажу, всё расскажу и обо всём позабочусь, – фыркнула Лира и, гордо задрав нос, потащила девушку мимо. Однако Бриер лишь с сомнением поджал губы.
Всё же не в раю живём. А по дорогам Зандокара каких только бродяг не носит. Хоть и надо надеяться на Всевышнего, но тому, кто сам о себе не позаботится, и Всевышний, надо сказать, не поможет. Поэтому следует верить в хорошее, надеяться на лучшее, но постоянно помнить о худшем и на всякий случай готовиться к любым неприятностям.
– Отныне твоя задача – подчиняться мне. Во всём.
– А если не стану? – ровно осведомилась Айра.
– Я найду способ этого добиться, – спокойно сообщил маг.
Она, наконец, взглянула прямо, на мгновение скрестив с ним взгляд. Но сразу поняла – никаких шуток. Он действительно сможет её заставить. Как тогда, как в том лесу. Всё с тем же спокойствием и нечеловеческим хладнокровием. Особенно сейчас, когда они с Кером так слабы. Потому что у него совершенно точно хватит сил, чтобы сделать ей больно. Более того, он сделает это немедленно и столько раз, сколько потребуется, чтобы она навсегда зареклась спорить или упорствовать. И это чувствовалось в том, каким мёртвым холодом веяло из его глаз. В том, как он стоял. Как бесстрастно смотрел в ответ. Как молча подтверждал её невесёлую догадку, что добьётся подчинения любой ценой. Чего бы это не стоило... ей. И, конечно же, Керу.
– Вот так, Кер... наверное, так было нужно, чтобы я лишь сейчас окончательно всё вспомнила?
Крыс сочувственно ткнулся носом в её шею.
– Да, ты прав, – грустно улыбнулась она. – Если бы я узнала сразу, то, скорее всего, вовсе не стала бы жить. Страшно оставаться живой, помня о том, как уже умирала. Но, оказывается, когда тебя безуспешно убивают дважды, не так-то просто уговорить Незваную Гостью вернуться в третий раз. Как думаешь, она меня сейчас слышит?
Эльф вдруг беспокойно дотронулся до её руки.
– Айра, ты как?
– Ничего страшного, лер, – прошептала девушка. – Дальше смерти никому не уйти, и на самом деле это не так ужасно, как кажется. К тому же, смерть, как говорят, не приходит дважды, а я уже один раз умирала, так что... не стоило вам волноваться. Она всё равно на меня не позарилась.
– Нехорошо, – задумчиво обронил боевой маг. – Лер Альварис будет недоволен. Ему нужна эта девочка. Очень.
– Что?! – неожиданно взвился почтенный лекарь. – Она умирает прямо у вас на глазах, а вы говорите, что это всего лишь «нехорошо»?! Что вы с ней сделали, что её аура стала похожа на решето?! Что сотворили, раз она не хочет жить?! Чем ударили, если у неё нет сил даже на то, чтобы принять лекарство?!!