Я уже миновала границы страха и оказалась где-то в далеком краю, где без малейших сомнений способна была на то, что в свете разума казалось бы немыслимым риском.
Мои чувства сильны, как чувства любой женщины, но мне не хватает слов, чтобы выразить их.
Когда человек наг, его страх обретает особую силу. Неважно, поможет ли одежда в данной ситуации: лен и шерсть никак не защитили бы меня от когтей зверя, бродившего снаружи. Все дело в психологическом эффекте.
Оказаться рядом с драконом – пусть на кратчайший миг, пусть даже рискуя жизнью – этого наслаждения, раз испытав, невозможно забыть никогда.
- Вопрос, - сказал он, - в том, настолько ли важна эта тревога, чтобы из-за нее гарантированно сделать собственную жену несчастной.
Овцы питаются травой, волки - оленями, а драконы - всеми, кто не успеет убежать.
Угрозы естественного, природного происхождения я переношу спокойно. А вот опасности, угрожающие со стороны людей, толкают меня на самые несусветные глупости.
Мне ненавистна была даже мысль об уничтожении знаний - но что, если альтернатива еще более невыносима?
Впоследствии я не раз сталкивалась с тем, что материи, казавшиеся ужасно важными в первые дни путешествия (что скажут люди?), с течением времени превращались в сущие пустяки. Как следствие, возникал вопрос, насколько все эти материи действительно важны – этим и объясняется мое поведение, со временем становившееся все более экстравагантным.
Я взирала на него, как дикарь на мелкого языческого божка - искренне стремясь заслужить его благоволение, но не вполне понимая, чем его умилостивить.
Меня долго обвиняли в отсутствии материнского инстинкта. Насколько я могу судить, этот инстинкт заключается в постоянных попытках спеленать и связать свивальником всякого, кому менее восемнадцати, чтобы он никогда ничего не узнал об окружающем мире и его опасностях. Понять, зачем это может быть нужно, особенно с точки зрения выживания видов, мне так и не удалось.
Sheep eat the grass, wolves eat the deer, and dragons eat everything that doesn’t run away fast enough.
Работа была монотонна и скучна, но доставляла мне глубокое внутреннее наслаждение.
Ложь звучит наиболее достоверно, если рассказчик верит в нее сам.
Человеческий разум прекрасно умеет отыскивать закономерности там, где их на самом деле нет.
Как и у Аманды Льюис, мои представления о мире были сформированы чтением. Круг чтения Аманды был таков, что она ожидала от жизни сплошной череды балов, дуэлей и весьма своевременных гроз; я же, благодаря книгам, ждала от жизни интеллектуального общения равных с равными. Поймите, я прочла великое множество работ, написанных мужчинами, для которых интеллектуальное общение было образом жизни, и даже не сознавала, сколь маловероятен такой образ жизни для меня.
– Тебе действительно так скучно?
Я взглянула ему в глаза.
– Ты и не представляешь, насколько. Когда мужчин навещают друзья, им, по крайней мере, позволительно обсуждать нечто большее, чем моды да очередные глупые романы. Беседовать с дамами о последних лекциях в Коллоквиуме Натурфилософов я не могу, а мужчины не примут меня в свой разговор. Ты позволяешь мне читать, что пожелаю, и это не дает мне повредиться в уме. Но провести целый год в окружении одних лишь книг я не смогу.
"Муж покачал головой.
- Ох, Изабелла... Я знаю, как ты стремишься к свободе исследователя, но...
- Но предпочел бы, чтобы при этом обошлось без подвернутых лодыжек? Полностью согласна. Но, по крайней мере, меня же не съел дракон!" (с)
"Я не раз сталкивалась с тем, что материи, казавшиеся ужасно важными в первые дни путешествия (что скажут люди?), с течением времени превращались в сущие пустяки. Как следствие, возникал вопрос, насколько все эти материи действительно важны." (с)
Проблемы редко исчезают сами по себе оттого, что их игнорируют.