![Вудворт Франциска - Страсть к вещам небезопасна [Рыцари веры]](https://topliba.com/covers/665351_100x150.jpg?t=1726546135 "Вудворт Франциска - Страсть к вещам небезопасна [Рыцари веры]")
Костры, на которых жгли ведьм, остались в далеком прошлом. Но загадочный Орден по-прежнему борется со скверной даже в современной Москве, и в мире действительно существуют волшебные вещи, наделяющие свою владелицу необычными свойствами. А если одна из них случайно попала к тебе — жди не только кошмарных снов. И за тобой, Кристина, обычной студенткой лингвистического института, будет идти по пятам Палач Ордена, случайный поклонник окажется настоящим инквизитором, а лучшая подруга — наследницей...
Папина нелюбовь к искусству была предметом подшучивания в нашей семье. Особенно часто вспоминалось, как он однажды заснул во время спектакля и на крики со сцены: «Он мертв! Убили!» – ответил спросонья: «Чего орешь? Везите в морг!»
– Так какая у тебя счастливая вещь? – допытывался Кристоф.
– Такой нет. Есть любимые, которые я часто ношу, но без сожаления расстаюсь с ними, когда приходят в негодность.
– Хорошая черта. С вещами и нужно расставаться без сожалений, – неожиданно подал голос Богдан. Я даже обернулась, но он лишь изогнул губы в едва заметной улыбке и больше ничего не сказал.
Папина нелюбовь к искусству была предметом подшучивания в нашей семье. Особенно часто вспоминалось, как он однажды заснул во время спектакля и на крики со сцены: «Он мертв! Убили!» – ответил спросонья: «Чего орешь? Везите в морг!» Зал рухнул от смеха. Что поделать, хирург Станислав Серебрянский не выспался после дежурства.
Невероятно чувствовать себя особенной, дорогой, необходимой.
– «Мне нравятся твои шипы. Я буду терпеливо ждать, когда ты сама их уберешь».
– Серебрянская, это что сейчас было?! – Ничего, – заверила я и даже отодвинулась. Кто ж знал, что он такой нервный. – Если хочешь меня потрогать, делай это, когда я не за рулем.
Почему ты попросила себя поцеловать? – Нет, нормально? Ты вообще мне раздеться предложил! – возмутилась я.
– Ты получила поцелуй. Согласись, будет справедливо, если теперь его получу я. Выверты его логики повергли меня в ступор.
– Извини, мне говорили, что скромность украшает. Так что нудизм не по мне.
Я не взял резинку. Как-то не планировал, спеша к тебе. Поэтому сейчас летать будешь ты. – Что?! А как же фееричный единственный раз? Ты себе это как представлял?!
Культурной? Ты меня дачу взламывать потащила! Можем повторить на бис под луной. Мы же еще ключи на место не вернули.
Знаю, – кивнул Богдан, – мы набьем друг другу морды. Но позже. Выходи уже.
Там как раз пошло о совместном действии вещей. Вот, например, владелицы корсажей, получавшие стойкость в достижении целей, упорство и умение подолгу обходиться без сна и еды, – терминаторы какие-то, честное слово.
Ольховский, какой же ты дурак! – вырвалось у меня, и я сдернула с него это дурацкое полотенце. – Раздеваю!
Забавный у нас сейчас вид. Он голый, моя одежда в беспорядке, губы горят. Встретились, одноклассники.
Кир, иди оденься, а то я за себя не ручаюсь и все тебе расскажу. Только не спрашивай, на каких колесах я сижу.
Ольховский, оденься. Я понимаю, что Барби бывшая, но вот нечего ее в полотенце встречать! А она сейчас заявится.
– Снежана, постой, – догнала у самой двери. – Чего надо? – зашипела она. – Чемодана! – гаркнула в ответ. И пока та хлопала ресницами, нырнула в спальню и выкатила два больших чемодана.
Сразу после окончания института этим займемся, чтобы я беременная не нервничала на экзаменах. А еще, гад, обозвал меня тугодумом и подслеповатой, так как я тебя не разглядела сразу. Так что говорю один раз, и запомни – я тебя разглядела! Ольховский, без вариантов, ты – мой!
Серебрянская, я тебя с третьего класса себе в жены выбрал.
Что?! – От удивления я даже села на диване. Расплылась в улыбке, а потом не выдержала и ехидно заметила: – И кто у нас тугодум? Такими темпами свадьбу мы в девяносто лет сыграем! А детей…
Суп я готовил. После такого заявления я с сомнением заглянула под крышку, но все выглядело на удивление аппетитно. – Сам?! – Мама имеет привычку неожиданно нагрянуть, и если не обнаруживает в холодильнике первого, почему-то делает вывод, что я голодаю. – Так это реквизит или съедобно?
Серебрянская, ты трусишь? – изумился Кирилл. – Я на тебя посмотрю, когда ты моему отцу объяснять будешь, почему я к тебе переехала. – А что объяснять? Скажу – любишь, жить без меня не можешь, куда уж тебя девать.
Ольховский, ты страшный человек!– А мне все говорят, что я изменился к лучшему, – усмехнулся он, отпуская мою руку.