Это – рассказ о том, как всё было в состоянии неизвестности, всё холодное, всё в молчании; всё бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто. Или так: когда вверху не названо небо, а суша внизу была безымянна, Апсу первородный, всесотворитель… Или даже так: около четырёх с половиной миллиардов лет назад в газопылевом облаке рукава Ориона галактики Млечный путь случился гравитационный коллапс.
Но ведь всё это – сказки! О том, как всё было на самом деле, а главное, чем обернулось для человечества, читайте в новом романе Бориса Георгиева, написанном в лучших традициях научной фантастики.
Брошенный мир или Апокриф от Бориса
ВНИМАНИЕ: СПОЙЛЕРЫ!
Оговорюсь сразу, что имею в виду не писателя Бориса Георгиева, а рассказчика, его полного тезку и сквозного лирического героя его книг. Тот Борис живет в невероятно интересном и опасном мире будущего, и рассказывает нам о нем с тщательностью летописца. И в этот раз он предлагает изучить перевод артефакта, найденного при раскопках Третьей Большой Машины, созданной альтеками.
«Проникни мыслью во все слои преобразования и заключи как человечий эксперт, что тебе о нём помыслится. Отдаю тебе преобразованное в человеческий язык послание. Хочу быть уверен, но не уверен, что оно тебе доступно», — увещевает Бориса, а, следовательно, и нас, неведомый переводчик, он же волновой преобразователь, он же реликт. И он прав, не каждому текст этот будет по зубам, в силу своей многослойности и сложности. Но ведь на то он и апокриф — нечто скрытое, сокровенное.
Роман такого масштаба с одной стороны требует глубины и мастерства от автора, и у Георгиева все это есть в наличии, а с другой — подготовки и взаимодействия от читателя. «Космогон» — это типичный роман «лоу-концепт». Пересказывать его бессмысленно. В нем нужно разбираться, читать медленно вдумчиво. Он похож на занятную головоломку из смыслов и идей, с которой можно играть часами. Это, конечно же, не означает, что в романе нет динамичных сцен. Вся современная часть романа — это захватывающая детективная история, происходящая на Луне и на космическом клипере.
Складывая детальки «древних» текстов со свидетельствами пилота и пассажиров клипера, мы получим своеобразное яркое научно-фантастическое прочтение библейской истории сотворения, падения и искупления. А может, даже разберемся в том, что может случиться с нашем миром в будущем.
При этом роман не пафосен, в плохом смысле этого слова. Автору хватает самоиронии, чтобы не скатиться в чтение нравоучений. Георгиев ставит перед нами глубокие вопросы: чего нам ждать? почему свет бывает, как тьма? какова же тогда тьма? Но он не дает однозначных простых ответов.
Поначалу рассказчик и сам не уверен, можно ли доверять переводчику. На чьей он стороне? Тот ли, за кого себя выдает. Слишком часто в этой «параллельности» предают друг друга. Обещают помощь, которая в дальнейшем оборачивается бедой. Четкий пацан Вавила оставляет беременную от него девушку, руководство «Мун Аттракшна» играет в игры за спиной пилота Росса, Иешуа распинают «думотерии», ради которых он прошел болезненную процедуру инфовойда. Даже сам рассказчик, как выясняется, готов был предать самого себя, устав плыть против течения.
И в самом деле, можно ли верить рукописи? Кто написал ее: сам ли Космогон-огородник, переводчик Птах белый или Верховный, сын мраков, а может чистильщики, которые не слишком отличаются от темноматерчатых?
На главный вопрос богословия: «Почему в мире существует зло?» рукопись «Космогон» ответа не дает. Вернее подразумевает его предвечное существование.
В первой части апокрифа мы знакомимся с Космогоном-Огородником — наивным шалопаем, который ужасно хочет вырастить урожай, но не хочет вкалывать на грядках. С большим удовольствием он возлежит на пашне, любуясь водородицей. Желания и любви много, а вот трудолюбия и знаний не очень. Его наивностью пользуется темный, мраков сын. В результате, грядка оказывается потравленной. Огородник еще долго пытается что-то исправить, но терпит поражение по всем фронтам и под конец сдается. Что выросло, то выросло, решает Он и бросает испорченный мир. Остается лишь фантазировать, каким бы мог быть наш мир, не случись «потравы». Если даже в потравленной думосфере любовь прорастает, то, что могло бы быть в чистой? А если бы грядка досталась другому, более опытному Огороднику или даже Садоводу?
Тема оставленности Богом часто всплывает в творчестве, и кажется, что это единственное возможное объяснение проблеме зла. По-моему, это самое страшное, что может быть. Если ты безразличен Творцу, если он перестает за тебя бороться, то все остальное теряет смысл. Можно продолжить существование, но не жизнь. Потому что без Огородника мироздание вообще и человеческая жизнь в частности лишилась бы смысла и цели. И это инстинктивно понимают даже те, кто не верит в Бога. Как поет Андрей Макаревич:
Но сейчас не об этом.
Я так хочу, чтобы жил
Тот, кто бросит лучик света в этот
Брошенный, брошенный, брошенный Богом мир.
У Георгиева этот лучик есть. Вторая часть апокрифа — это история младшего чистильщика, который стал Мессией и обнаружил Великую Подставу бестелесников. Он же становится переводчиком, который нашел общий язык с думотериями и стал их защитником. Думается, не случайно зовут его Птах Белый. Так оставил ли Космогон, на самом деле, свою думосферу? Или, начал новый процесс кристаллизации, основанный не на борьбе, а на смирении и ждет помощи от думотериев?
Думаю, найдутся читатели и особенно критики, которые уличат рассказчика Бориса в ереси. Может даже захотят его на дыбу подвесить или на кол посадить, чтобы не оскорблял чувства верующих. Так ведь апокриф потому и апокриф, что не канон. На достоверность не претендует. Даже название романа, как бы подразумевает, что это такое ни к чему не обязывающее вранье. Гон одним словом. Но как мы помним, сказка ложь, да в ней намек.
Любые различия между мифами с точки зрения Переводчика несущественны, потому что у Него другая цель — дать каждому думотерию выбор. Потому что только они могут противостать темноматерчатым и не дать им овладеть тяжестью.
И пусть каждый решает сам, верить ли ему в предсказание или нет. Я поверила.
Брошенный мир или Апокриф от Бориса
ВНИМАНИЕ: СПОЙЛЕРЫ!
Оговорюсь сразу, что имею в виду не писателя Бориса Георгиева, а рассказчика, его полного тезку и сквозного лирического героя его книг. Тот Борис живет в невероятно интересном и опасном мире будущего, и рассказывает нам о нем с тщательностью летописца. И в этот раз он предлагает изучить перевод артефакта, найденного при раскопках Третьей Большой Машины, созданной альтеками.
«Проникни мыслью во все слои преобразования и заключи как человечий эксперт, что тебе о нём помыслится. Отдаю тебе преобразованное в человеческий язык послание. Хочу быть уверен, но не уверен, что оно тебе доступно», — увещевает Бориса, а, следовательно, и нас, неведомый переводчик, он же волновой преобразователь, он же реликт. И он прав, не каждому текст этот будет по зубам, в силу своей многослойности и сложности. Но ведь на то он и апокриф — нечто скрытое, сокровенное.
Роман такого масштаба с одной стороны требует глубины и мастерства от автора, и у Георгиева все это есть в наличии, а с другой — подготовки и взаимодействия от читателя. «Космогон» — это типичный роман «лоу-концепт». Пересказывать его бессмысленно. В нем нужно разбираться, читать медленно вдумчиво. Он похож на занятную головоломку из смыслов и идей, с которой можно играть часами. Это, конечно же, не означает, что в романе нет динамичных сцен. Вся современная часть романа — это захватывающая детективная история, происходящая на Луне и на космическом клипере.
Складывая детальки «древних» текстов со свидетельствами пилота и пассажиров клипера, мы получим своеобразное яркое научно-фантастическое прочтение библейской истории сотворения, падения и искупления. А может, даже разберемся в том, что может случиться с нашем миром в будущем.
При этом роман не пафосен, в плохом смысле этого слова. Автору хватает самоиронии, чтобы не скатиться в чтение нравоучений. Георгиев ставит перед нами глубокие вопросы: чего нам ждать? почему свет бывает, как тьма? какова же тогда тьма? Но он не дает однозначных простых ответов.
Поначалу рассказчик и сам не уверен, можно ли доверять переводчику. На чьей он стороне? Тот ли, за кого себя выдает. Слишком часто в этой «параллельности» предают друг друга. Обещают помощь, которая в дальнейшем оборачивается бедой. Четкий пацан Вавила оставляет беременную от него девушку, руководство «Мун Аттракшна» играет в игры за спиной пилота Росса, Иешуа распинают «думотерии», ради которых он прошел болезненную процедуру инфовойда. Даже сам рассказчик, как выясняется, готов был предать самого себя, устав плыть против течения.
И в самом деле, можно ли верить рукописи? Кто написал ее: сам ли Космогон-огородник, переводчик Птах белый или Верховный, сын мраков, а может чистильщики, которые не слишком отличаются от темноматерчатых?
На главный вопрос богословия: «Почему в мире существует зло?» рукопись «Космогон» ответа не дает. Вернее подразумевает его предвечное существование.
В первой части апокрифа мы знакомимся с Космогоном-Огородником — наивным шалопаем, который ужасно хочет вырастить урожай, но не хочет вкалывать на грядках. С большим удовольствием он возлежит на пашне, любуясь водородицей. Желания и любви много, а вот трудолюбия и знаний не очень. Его наивностью пользуется темный, мраков сын. В результате, грядка оказывается потравленной. Огородник еще долго пытается что-то исправить, но терпит поражение по всем фронтам и под конец сдается. Что выросло, то выросло, решает Он и бросает испорченный мир. Остается лишь фантазировать, каким бы мог быть наш мир, не случись «потравы». Если даже в потравленной думосфере любовь прорастает, то, что могло бы быть в чистой? А если бы грядка досталась другому, более опытному Огороднику или даже Садоводу?
Тема оставленности Богом часто всплывает в творчестве, и кажется, что это единственное возможное объяснение проблеме зла. По-моему, это самое страшное, что может быть. Если ты безразличен Творцу, если он перестает за тебя бороться, то все остальное теряет смысл. Можно продолжить существование, но не жизнь. Потому что без Огородника мироздание вообще и человеческая жизнь в частности лишилась бы смысла и цели. И это инстинктивно понимают даже те, кто не верит в Бога. Как поет Андрей Макаревич:
Но сейчас не об этом.
Я так хочу, чтобы жил
Тот, кто бросит лучик света в этот
Брошенный, брошенный, брошенный Богом мир.
У Георгиева этот лучик есть. Вторая часть апокрифа — это история младшего чистильщика, который стал Мессией и обнаружил Великую Подставу бестелесников. Он же становится переводчиком, который нашел общий язык с думотериями и стал их защитником. Думается, не случайно зовут его Птах Белый. Так оставил ли Космогон, на самом деле, свою думосферу? Или, начал новый процесс кристаллизации, основанный не на борьбе, а на смирении и ждет помощи от думотериев?
Думаю, найдутся читатели и особенно критики, которые уличат рассказчика Бориса в ереси. Может даже захотят его на дыбу подвесить или на кол посадить, чтобы не оскорблял чувства верующих. Так ведь апокриф потому и апокриф, что не канон. На достоверность не претендует. Даже название романа, как бы подразумевает, что это такое ни к чему не обязывающее вранье. Гон одним словом. Но как мы помним, сказка ложь, да в ней намек.
Любые различия между мифами с точки зрения Переводчика несущественны, потому что у Него другая цель — дать каждому думотерию выбор. Потому что только они могут противостать темноматерчатым и не дать им овладеть тяжестью.
И пусть каждый решает сам, верить ли ему в предсказание или нет. Я поверила.
Это очень странная, очень интересная и очень разная книга. Она, по сути, состоит из нескольких историй, которые происходят в разное время, в разном месте. Здесь и Иешуа из Ноцрета, и "новый русский", который купил себе ресторанчик на Луне, тут и настоящий детектив с саботажем, и миф о творении мира.
Поэтому всю целиком ее оценивать довольно сложно.
Как минимум хочется снять шляпу перед автором за то, как а) он умудрился сплести вместе историю творения, детектив, полеты на Луну и историю Христа, причем не намешал в кашу, а сделал мастерски, б) за интригу, в которой ты понимаешь, что все совершенно не те, кем кажутся, но кто они - большой вопрос, в) за удачную головоломку, которую приятно собирать паззл за паззлом.