«Воспоминания о XX веке. Книга первая: Давно прошедшее» — новая, дополненная версия мемуаров известного историка искусства Михаила Юрьевича Германа (ранее они публиковались под названием «Сложное прошедшее»). Повествование охватывает период с середины 1930-х до 1960-х.
Это бескомпромиссно честный рассказ о времени: о том, каким образом удавалось противостоять давлению государственной машины (с неизбежными на этом пути компромиссами и горькими поражениями), справляться с обыденным советским абсурдом, как получалось сохранять порядочность, чувство собственного достоинства, способность радоваться мелочам и замечать смешное, мечтать и добиваться осуществления задуманного.
Богато иллюстрированная книга будет интересна самому широкому кругу читателей.
ПРОЧИТАНО.И останется со мною навсегда. Михаил Герман « Воспоминания о ХХ веке. Книга первая «Давно прошедшее»
Долгий прекрасный рассказ о времени и о себе. Детство, отрочество, юность... Первые жизненные впечатления, первые и навсегда полюбившиеся книги и незабываемые восторженные детские впечатления. Прочитанный в эвакуации за печкой случайно попавший в руки роман Дюма. На всю жизнь влюбившие в себя Париж, Д’Артаньян,герои Мериме и Гюго воздух и дух Франции. Автор превосходно выучит французский язык и следуя своей мечте детства всё -таки посетит, и не раз, страну своих Книжных грёз . И напишет прекрасные книги о ней « В поисках Парижа» и «Парижские подробности».Мы вместе с автором узнаем , что , например,после войны по цензурным соображениям изъяли из книги « Двадцать лет спустя» сцену расправы мушкетеров с мерзавцем, плюнувшим в лицо низложенному Карлу I.
И все же главное в книге Германа - время. Михаил Юрьевич не зацикливает повествование лишь на себе и своей семье, а обобщает реалии, хорошо знакомые любому советскому человеку, родившемуся в интеллигентной семье. Книга наполнена описаниями как вещей, предметов быта середины 20-го века, так и чувствами и ощущениями, пробуждаемые столкновением писателя с различными жизненными явлениями и событиями.
Довоенный Ленинград, блокада, эвакуация, послевоенное время, учеба, институт и встречи,и разговоры с великим множеством интереснейших людей и прелюбопытнейших личностей!
Предоставим слово самому Михаилу Юрьевичу: «Я хочу написать книгу решительно обо всем, что представляется мне важным в том мире и времени, в которых я жил, о книгах и людях, о себе; о тех, кто соприкасался с моей судьбой, о героях моих и не моих книг — словом, о том, из чего состояла лава, которая меня несла, грела, обжигала, пугала и помогала выживать.»
А мне предстоит новая и очень желанная встреча с продолжением этой дилогии воспоминаний и впечатлений «Воспоминания о ХХ веке. Незавершённое время.»
О, дайте, дайте мне опять возможность общения, через прекрасную книгу, с этим удивительно тонким, умным, способным глубоко чувствовать и писать, человеком!
И будет у меня вновь возможность прикоснуться к веку 20-му. Самому моему любимому, занимательному и самому непростому. И сызнова поблагодарить судьбу за встречу с Михаилом Юрьевичем Германом!!!
ПРОЧИТАНО.И останется со мною навсегда. Михаил Герман « Воспоминания о ХХ веке. Книга первая «Давно прошедшее»
Долгий прекрасный рассказ о времени и о себе. Детство, отрочество, юность... Первые жизненные впечатления, первые и навсегда полюбившиеся книги и незабываемые восторженные детские впечатления. Прочитанный в эвакуации за печкой случайно попавший в руки роман Дюма. На всю жизнь влюбившие в себя Париж, Д’Артаньян,герои Мериме и Гюго воздух и дух Франции. Автор превосходно выучит французский язык и следуя своей мечте детства всё -таки посетит, и не раз, страну своих Книжных грёз . И напишет прекрасные книги о ней « В поисках Парижа» и «Парижские подробности».Мы вместе с автором узнаем , что , например,после войны по цензурным соображениям изъяли из книги « Двадцать лет спустя» сцену расправы мушкетеров с мерзавцем, плюнувшим в лицо низложенному Карлу I.
И все же главное в книге Германа - время. Михаил Юрьевич не зацикливает повествование лишь на себе и своей семье, а обобщает реалии, хорошо знакомые любому советскому человеку, родившемуся в интеллигентной семье. Книга наполнена описаниями как вещей, предметов быта середины 20-го века, так и чувствами и ощущениями, пробуждаемые столкновением писателя с различными жизненными явлениями и событиями.
Довоенный Ленинград, блокада, эвакуация, послевоенное время, учеба, институт и встречи,и разговоры с великим множеством интереснейших людей и прелюбопытнейших личностей!
Предоставим слово самому Михаилу Юрьевичу: «Я хочу написать книгу решительно обо всем, что представляется мне важным в том мире и времени, в которых я жил, о книгах и людях, о себе; о тех, кто соприкасался с моей судьбой, о героях моих и не моих книг — словом, о том, из чего состояла лава, которая меня несла, грела, обжигала, пугала и помогала выживать.»
А мне предстоит новая и очень желанная встреча с продолжением этой дилогии воспоминаний и впечатлений «Воспоминания о ХХ веке. Незавершённое время.»
О, дайте, дайте мне опять возможность общения, через прекрасную книгу, с этим удивительно тонким, умным, способным глубоко чувствовать и писать, человеком!
И будет у меня вновь возможность прикоснуться к веку 20-му. Самому моему любимому, занимательному и самому непростому. И сызнова поблагодарить судьбу за встречу с Михаилом Юрьевичем Германом!!!
Есть увлекательные книги из серии "Повседневная жизнь...". Можно найти интересные мемуары тех людей, кто жил в 30-е - 60-е годы 20 века. Так вот, если совместить эти два жанра, мы получим книгу Михаила Германа "Воспоминания о XX веке. Книга первая. Давно прошедшее. Plus-que-parfait " - повседневная жизнь через призму мироощущения и прожитых лет автора.
Поколение, к которому я принадлежу, трудно считать благополучным, но можно назвать счастливым – мы много видели: наша жизнь пришлась и на тридцатые годы, и на войну, и на годы послевоенные, и на все другие – от позднего тоталитаризма и «оттепели» до «темной весны» 90-х. Нам есть что и с чем сравнивать. Не написать об этом, по-моему, смертный грех.
Чудесная книга, начинаешь читать и теряешь чувство времени. Детские годы в Ленинграде, потом эвакуация на Урал, возвращение домой, студенческая жизнь и дальше, дальше, дальше.
Многое в книге мне очень близко, вот это и моя детская мечта была (тоже, кстати, так и не осуществилась):
Моей страстной мечтой (так и не осуществившейся в детстве) были разноцветные, какого-то особенно «дачного» оттенка – пронзительно-зеленые, анилиново-красные, лазоревые, лимонно-желтые – стекла на веранде. Это придавало дому щегольство, и я отчаянно завидовал тем, у кого была «веранда с цветными стеклами».
И преподаватели похожие встречались, брр...
Незабываема заведующая кафедрой марксизма-ленинизма. С обликом генеральской жены (каковой и являлась) и повадками лагерной надзирательницы. Она всегда носила классические костюмы, в которые одевались положительные руководящие дамы в наших фильмах, и только двух цветов - красного и зеленого.
Как здорово, что есть продолжение книги, «Воспоминания о XX веке. Книга вторая. Незавершенное время. Imparfait» Михаил Герман значит, я не прощаюсь с прекрасным человеком и писателем, Михаилом Германом и впереди меня ждет увлекательное погружение в прошлое. Чего и вам желаю:)
Но какие случались просветы! Осенью 1952 или 1953 года, в вечер дождливый, тоскливый до боли в груди (французы называют такие ощущения «angoisse» - душевная боль, переходящая в физическую), я перелистывал в полутёмном зале студенческой Публички на Фонтанке сборник Апухтина в поисках текста любимого мною романса «День ли царит...», с которым много было связано личного, но слова которого я толком не знал. Нашёл. До этого было темно, страшно и безнадёжно, я лелеял свою обиду, нанесённую любимой, как казалось мне тогда, женщиной.
Потом подошёл к открытой форточке.
Холодной и бодрой сыростью пахнуло мне в сердце, лёгкая полная свежесть проникла в меня, свет ясный и ровный засветился в душе, покой упал. Счастливейшие мгновения соприкосновения с полнотой жизни, как мало было их, как мало умею я из ценить... Почему не стараюсь сотворять их?
... Теперь, полвека спустя, я часто задаю себе непростой вопрос: что пролегло между мною и городом, который я так любил?
Конечно, город воспринимается юношей восторженно, но есть и иное, куда более серьёзное.
<...> В другом дело. Тогда была устойчивая связь с ушедшим навсегда прошлым города, он был воспоминанием о самом себе и вместе с тем - моим минувшим и моим будущим. Его прошлое, его история были моими, а нынче его будущее закрыто, настоящее суетно и чуждо, прошлое стало «брендом» и выставлено напоказ. Главное, нет во мне воли, а может, и желания пробиться к нему сквозь избыток временнЫх наслоений, сквозь морщины, рубцы, сквозь грубый грим, да и сквозь собственную усталость. На смену любви пришла, как ни странно, жалость. Этот гламур, сияющие витрины и огни, прячущие столько печали, нищеты, растерянности, неустроенности. Вновь что-то сделали с городом, лишив его памяти, как манкурта...
Всё больше я любил тогда Ленинград! Той особенной любовью, что росла, питаясь постепенно увеличивающимся знанием. Я уже прочёл тьму книг по истории архитектуры, каждое здание говорило со мной внятным языком своей судьбы, сокровенных ритмов, потайными изгибами кажущихся прямыми колонн, тонкой лепкой барочных фронтонов, а главное, собственными моими воспоминаниями, поскольку едва ли не каждый угол уже напоминал мне о чём-то пережитом здесь. Любил я не только старый город, мне нравилось наблюдать, как он «благоустраивается», мог подолгу смотреть, как ставят новые фонарные мачты, надевают на них «сарафаны» (декоративные постаменты), как укладывают асфальт... И узнавал и те его тайны, что ведомы лишь рисовавшему с натуры. Незатейливые и пристальные карандашные штудии, которые не помогают выразить себя, но учат понимать красоту, существующую независимо от нас.
Но тут было нечто особенное: обаяние не учёности, а какого-то генетического, врождённого знания, вековой культуры, блеска речи, где остроумие не подменяло ум, но утончало и индивидуализировало эрудицию. И как благотворно было это смущение перед его знанием, как хотелось знать, видеть былое с той же естественностью, как это получалось у Александра Семёновича [Розанова].
Величие, и будничность, и какая-то эмоциональная суетность - всё было вместе и в моём сознании не сочеталось. Видеть цельного человека я не умел, не умел прощать мелочи и не понимал, что нет у меня ни права, ни оснований вообще кого-то судить.