Заморок

Я нечасто прислушиваюсь к интерпретации человека, который написал книгу. Считаю, что автор своё дело сделал и автор, прямо как мавр, может быть свободен. Текст издаётся, обретает самостоятельность и на его жизненном пути появляются разные читатели, которые трактуют произведение в меру своих возможностей и желаний.

Но в случае с Аллой Хемлин, сестрой писательницы Маргариты Хемлин, я сделаю исключение. Просто потому, что я с ее версией согласна. Тоже думаю, что «Заморок» — книга про страх. В таком ключе о ней и поговорим.

Слово «морок» можно трактовать двояко: с одной стороны, речь идёт и сложных погодных условиях (мгла, туман, облачность), с другой — об особом состоянии сознания, о помрачении. Однокоренные слова, такие как «обморок», «заморочил», тоже неплохо демонстрируют, что мы говорим о нестандартном состоянии, в котором человек не может воспринимать реальность такой, какой она является.

Однако, Алла Хемлин использовала не слово «морок», а слово «заморок». Тем самым будто усилив, подчеркнув состояние искаженности. Есть зеркало, а есть зазеркалье. Есть морские просторы, а есть заморские страны. Есть морок, а есть заморок. И что же там, за пределами морока? Можно было бы предположить, что за ним скрывается нечто непохожее на него, может, даже диаметрально противоположное. Однако, Алла Хемлин показывает, что деваться некуда. Когда выходишь из безумия, вновь попадаешь в безумие.

Язык «Заморока» является дополнительным персонажем, а не только инструментом для проявления главной героини. При этом язык книги крайне непривычен. И он привлекает внимание не меньше, чем сюжет.

Когда я начинала читать книгу Аллы Хемлин, мне вспомнился другой текст — «Цветы для Элджернона» Дэниеля Киза. Там умственно-отсталому человеку делают операцию, которая помогает ему развить интеллект настолько, что он может на равных разговаривать с учеными, которые инициировали эксперимент. Читатель может отслеживать изменения, наблюдая за тем, как меняется речь героя. Сразу он обладает крайне скудным словарным запасом, пишет с грамматическими и пунктуационными ошибками. Постепенно речь усложняемся, а ошибки пропадают.

То, что происходит в книге Дэниеля Киза — использование языка для раскрытия персонажа и его истории. И хотя языковые особенности крайне важны, но они важны применительно к персонажу, а не сами по себе. Язык в «Цветах для Элджернона» используется в качестве метода, а не фона.

У Аллы Хемлин в «Замороке» всё обстоит иначе. Сразу кажется, что свою историю нам рассказывает девушка, которая не может похвастаться хорошим образованием. Кроме того, воспитывает ее малограмотная женщина. Всё это отражается в речи. Потому героиня использует специфические слова и суржик.

Однако, ближе ко второй половине текста становится понятно, что язык не только отражает мышление героини, но и является тем самым мороком, вынесенным вовне. Реальность становится всё более причудливой, заполняясь этим языком и этим мышлением. В какой-то момент уже невозможно понять, сознание ли отравлено реальностью или же реальность отравлена сознанием.

Предположу, что Алла Хемлин не считала своей задачей отразить языковую примитивность. Хотя речь героини неграмотна, но она крайне витальна. Отсюда витиеватые конструкции и активное словотворчество. А регулярно повторяемое героиней «Надо понимать» воспринимается почти как анафора.
Всё это даёт ощущение поэтичности, возможно, фольклорности. То есть плавности, большой силы и даже некого здоровья.

Посмотрим на несколько предложений с первой страницы «Заморока»: «По правде, санитарка Фрося узналась людям как сильно выпивающая. Потому слова люди-женщины приняли не за правду-правду, а так».

Здесь примечательны не только «люди-женщины» и «не правда-правда, а так», но и глагол «узналась». Хемлин не пишет «ее знали». Однако, предполагается, что у санитарки уже была определённая репутация. То есть о ней составили мнение в прошлом и оно актуально и в настоящем. Глагол «знать» отличается от глагола «узнать» тем, что второй не только сообщает о чем-то прошлом, что актуально до сих пор, но и может указывать на сиюминутное действие в настоящем. Человека увидели — человека узнали.

Глагол, который использует героиня «Заморока» путает временное, не даёт ощущения, что прошлое и настоящее мыслятся отдельно. Подобные приемы позволяют почти незаметно привести читателя от восприятия героини как необразованной, но энергичной и целеустремленной девушки, к восприятию ее как человека, у которого помутился рассудок.

Читателя знакомят с историей главной героини, с ее прошлым. При этом сразу весьма сложно предположить, что именно сыграет важную роль в развитии сюжета. Какое-то время кажется, что «Заморок» вполне может быть книгой о том, как сирота, воспитанная неродной матерью, нелюбящей ее, будет желать обрести опыт любви. Потом начинаешь думать, что писательница покажет нам конфликт между желанием выжить, хорошо устроиться в жизни, сыто есть и спать на мягком и любовью. В какой-то момент кажется, что это будет история о том, что взрослый и любвеобильный мужчина привнесёт в жизнь девушки какие-то проблемы. И пока она будет думать о том, как его соблазнить, переиграв соперниц, это он переиграет ее.

От реализма жизни в Чернигове в период с окончания Второй мировой войны читатель переходит к фантасмагорическим и душным сценам убийств и сценам, демонстрирующим инцестуальные порывы. Это получается так легко, будто ты шёл по твёрдой почве, а потом секунда — ты уже в болоте.

И хотя Алла Хемлин с самого начала сообщает о том, что биологическая мать героини — еврейка, а потом один из коллег этой героини доверительно сообщает ей, что ему известно, кто она такая, социальная система не показана как угрожающая. Кроме того, мысли девушки сосредоточены на том, какое нужно купить пальто и как привлечь внимание начальника. Поэтому ужас от осознания еврейства показан не как нечто громкое, а как нечто собирающееся по капле. И даже в тот момент, когда героине уже везде мерещатся сотрудники специальных подразделений, читателю будет продолжать казаться, что некая неадекватность женщины вызвана неудачами на любовном фронте.

«Заморок» — весьма достойная книга, которая выгодно отличается от многих образцов современной русской литературы. В ней нет стеба над социальной действительностью и нет явной чернухи, которая наваливается на читателя с самых первых страниц. Алла Хемлин создала живую героиню, сознание которой претерпевает изменения прямо на наших глазах. Всё это написано настолько хорошо, что возникает ощущение присутствия, а после завершения чтения какое-то время не покидает чувство, что тот самый заморок просочился за пределы экрана или обложки книги.

Прекрасная атмосферная книга. Увлекательная в своей жуткости и жуткая в своей увлекательности. Кажется, что наслаждаться таким совершенно невозможно. Тем не менее, я читала «Заморок» с интересом и не без удовольствия.

Как же я завязла в этой книге…

Купила ее из-за имени, пары прочитанных книг Маргариты Хемлин хватило, чтобы поддерживать стойкий интерес к имени. Это не Маргарита, это ее сестра Алла. Но пишут они в очень похожей манере, уникальной и узнаваемой.

Так вот, начала читать – и полностью погрузилась в нее. Бесхитростный рассказ женщины о своей жизни. Словно едет в поезде на соседней полке и рассказывает свое житье-бытье. Неважно, слушает ли ее кто, она может и коту рассказывать, ей не нужен собеседник, ей не нужна реакция. У нее наболело и речь льется нескончаемым потоком, она перескакивает с темы на тему, отвлекается, снова возвращается. Одни и те же слова-паразиты – «Допустим», «Надо понимать», бесконечные «Да», "Так". Причудливая речь, сложный суржик черниговской провинции. И жизнь. Такая же причудливая и сложная. С момента рождения, 22 июня 1941 года, когда испуганная взрывами мать в панике рванулась в грудничковую палату и ухватила первого попавшегося младенца, а уж героиня досталась неожиданно осиротевшей Тамаре.

А Тамара, простая украинская трудовая женщина, меня кормила-кормила. Своим молоком и своими слезьми кормила. А как же было меня не кормить? Я Тамаре далась на замену — получается, терпи, жди свою одну секундочку.

Так в нееврейской семье появился случайный еврейский ребенок, всю жизнь считающий себя украинкой, Марией Федоско, и только характерные черты лица выдавали кровь.

По правде, слово не отличишь одно от русского. Различается на крыхту, по-русски — на крошку. Вроде моего носика. Пускай. Ничего на свете еврейского у меня нету. Я всегда по паспорту честно-честно всем-всем отвечу — Федоско Мария Ивановна, украинка у таких же родителей. А что папы нету в наявности, так наявности нету у целой половины черниговских мне одногодок. Война ж, товарищи!
Надо понимать.

Жила, училась, работала на лозовой, потом стала подавальщицей в доме офицеров. Наверное, со стороны выглядела как туповатая, плохо образованная темная тетка. Но для нее самой все ее поступки очень логичны, последовательны, у нее есть свой собственный внутренний мир, только он так глубоко скрыт, что никто не имеет туда доступа.И свои собственные представления о нравственности, о допустимости того или иного, она в них верит безусловно - "Я же понимаю" Но в этой голове все смешалось, хорошее, плохое, она уже сама теряет представление о мире. Так, начавшись, как жесткий реализм роман превратился в заморок, мир призрачный и нереальный.

Читать сложно,безусловно. Но затягивает. Как трясина.

Сиротка Марыся или Леди Макбет Черниговского уезда

Жили-были две сестры. Настолько похожие, что даже мама иногда путала. и они все время были вместе, дети во дворе звали Риталлой. Девочки умненькие и талантливые настолько, что пресловутый пятый пункт не помешал им, провинциалкам из Чернигова, поступить в московский Литинститут. Дальше жизнь Маргариты принялась выделывать головокружительные кульбиты: ЖЭК, судомойка в кафе, потом театральный обозреватель в газете, работа на ТВ, первый литературный опыт в соавторстве (спортивный детектив, прошел незамеченным).

Но потом обратится к корням и еврейская проза Маргариты Хемлин окажется достаточно яркой для того, чтобы оценили по достоинству. Детективные сюжеты хорошо удаются этой женщине и она создает цикл межевых-промежуточных ретродетективов: место между Россией и Украиной, время между сталинскими репрессиями и брежневским застоем. Книги хороши, кому по должности положено знать о хорошем, замечают, номинируют, награждают, Хотя широкого читателя пока не завоевали. Официальных соавторов у Марго больше нет, но неофициальным и неизменным редактором становится сестра Алла. Рита умирает, оставив последний роман неоконченным и заканчивает его сестра, А потом выпускает следующий, который должен продолжить линию межевых-промежуточных детективов Маргариты Хемлин, но выходит лишь межеумочным.

Такова история создания "Заморока". Теперь о книге. Она не то, чтобы очень. Точнее - очень не то. Начало войны и бомбежка застают разрешившихся от бремени черниговских рожениц спящими. Очнувшись с переполоху, одна из них подхватывает первого попавшегося младенца и пропадает с малышкой без вести. А ее родная дочь оказывается у простой женщины Тамары, она и вырастит девочку. Признаки дщери Сиона проявятся во внешности подменыша довольно рано, что не добавит материнской любви. Но в остальном воспитание Маша получит обычное для девочки из небогатой семьи, росшей в те годы на окраине Союза: дома тяжелая работа по хозяйству, украинска мова, грубость быта, убожество интеллектуальных и духовных запросов: в школе невыносимая лживость официоза, среди прочего декларировавшего равенство всех наций, но существование "стыдных", как евреи, ни для кого не секрет.

Эту составляющую мне, росшей в Казахстане, откровенно трудно понимать. у нас евреев всегда уважали и моего приятеля как-то спасло от близкого контакта с толпой воинственно настроенной казахской гопоты то. что на вопрос: "Орыс?" он с достоинством ответил "Еврей". Так или иначе, девочка вырастает, научившись в нужном окружении использовать оптимально подходящую случаю знаковую систему (с русскими по-русски, с украинцами на украинском). Но для себя у нее третий, убогий суржик, низводящий имперскую пышность первого и поэтичную красоту второго к языковому аналогу "два аккорда, два аккорда я тебе сыграю гордо". Этим языком и прописан мутный поток сознания, в котором читателю придется барахтаться до самого конца.

Сюжета пересказывать не стану, если кому интересно, обратитесь ко мне приватно - посвящу. Скажу лишь. что Маша продемонстрирует редкое сочетание совершенной необучаемости с манкуртизмом, смотреть на которое будет тошно, но как-нибудь досмотришь. Скажу, что эпизод с Лениным, принесенным санитаркой Фросей с кладбища, будет смешным. А от рассказа о Якове, двинутом головой на идее создания боевой группы по налаживанию связей с загробным миром, повеет абсурдом и грустью. В целом же - рублевый замах на антисюжет с антигероиней, воплотившийся в копеечный удар истории о юродивой маньячке. Здешняя Маша - Ардальон Борисыч в юбке. То же невыносимое убожество и духовный уровень пиявки прудовой, те же ублюдочные мечтания. Крайне утомительный для восприятия язык.

Перед написанием своей рецензии я всегда просматриваю другие. Не для того, чтобы украсть чью-то мысль, а чтобы удосужиться, что я все смыслы книги поняла и ничего не упустила. Обычно я смотрю 3-4 рецензии (с положительной оценкой, отрицательной и нейтральной), но поскольку на это произведение всего пять рецензий, то прочитала их все.
Вот.
И что меня удивило: какие все молодцы, Маргариту Хемлин читали, с Аллой за руку здоровались.
Ха.
Я же о Хемлин узнала впервые и даже не стала рыться в их биографиях. Может, оно и надо бы, но мне легче усваивать сюжет, когда книга не приперчена моими знаниями событий из жизни автора. Потому что я начинаю переносить события жизни на события в книге, что не всегда верно. (Конечно, я имею ввиду если это не автобиографичное художественное произведение).
Вот.
Надо понимать, действие происходит в Чернигове в 1941-61 годах. Простой провинциальный украинский городок. Жизнь как и во всех провинциальных советских городках. Главная героиня, Мария, родилась в 1941, 22 июня, самая-самая ночь. Все в отделении спали, а тут Фрося прибегает и кричит: "—Просынайтэся! У людэй вже вийна, а воны розляглыся! Ану — пидъём! Собырайтэ ногы до купы и бижить с дытямы хоч куды!"Все и побегли хоч куды. И мамка Марии схватила другого ребенка и с ним и убегла.
Вот.
Получается, что мамке того ребенка пришлось взять Марию себе. Ох, и не любила мама-Тамара Машку-девку. Всяк показывала, что нет в ее сердце места для маленькой еврейки. И выросла Мария недолюбленной.
Да.
Ну а апосля и мамка-Тамара померла, и Марие остался, получается, и дом, потому как удобно получилось ее совершеннолетие - в детдом не пришлось. И началась у ней своя взрослая жизнь. Работа, приятели, неразделенная любовь, пальто и Ленин. И поехала у Машки крыша.
Вот.
Неясно только то ли сначала поехала, а потом все замороки, или же сначала замороки, а на их почве тю-тю. Как бы то ни было, перед нами явная жертва обстоятельств. И хоть выросла она не в лесу, а в социуме, но посмотрите в каком: мать не желает хоть на мгновение показать свою любовь, соседка Фрося, которая за бутылку продаст, уму-разуму тоже не научит, в школе большого интереса тоже к ней не проявляли. Вот и выросла такая, со своими тараканищами. На вид приятная, и говорить красиво умеет, а в голове каша из слов.
Да.
Надо понимать, что я люблю такие мешанины слов, как в этом романе, чтобы ум за разум заезжал. И, действительно, не всегда понятно, то ли человек слишком умный для приведения таких параллелей, то ли свихнувшийся дурак. Да я вообще-то до последнего не понимала, а, может, и до сих пор не понимаю.
Вот.
Странные переплетения слов, судеб, мыслей - такое мне нравится. Я, чеснслово, не могла оторваться от книги и прочла ее взахлеб, пожертвовав здоровым сном и заснув только под утро. Но книга точно не для всех. Мне очень понравилась, и я даже намереваюсь ее приобрести в бумаге и перечитать еще раз более вдумчиво.

Примерно половину книги я не могла понять, что же это такое - "заморок". Хотя точного определения и сейчас не дам. Самое близкое, что мне удалось подобрать - наваждение, но и оно передает смысл только приблизительно. Ну да бог с ней, с лингвистикой. Суть в том, что я ждала чего-то фантастического, но органично вплетенного в реальность, как в магическом реализме. На поверку реализм оказался суровым, простите за тавтологию, жизненным. Главная героиня - двадцатилетняя девушка, родившаяся в ночь 22 июня 41 года - и случайно перепутанная в роддоме, пытается строить свою жизнь в послевоенном Чернигове. Правда, в выборе средств для своих целей, Мария (так зовут героиню) не стесняется. Но это вполне объяснимо. Ее настоящая мать пропала без вести, мама Тамара, приютившая, и в итоге вырастившая, умерла. У нее никого на всем белом свете. А с другой стороны, много ли такому человеку надо для счастья? Работать бы официанткой, да любви большой и чистой. Например, с начальником Дома офицеров, Осиповым. И кто сказал, что не сбудется? Главное - наметить.
Такой героине поневоле сочувствуешь и заранее ее оправдываешь. Тем более что всю историю мы видим с ее точки зрения. Тем неожиданнее переход от бабских штучек - тут подольстила, там посплетничала - к убийству. Безумие, до поры до времени скрытое, превращает жизнь и самой Марии и окружающих в кошмар наяву.
Такой переход возможен лишь потому, что автору удалось создать особый характерный "говор" Марии - смешение русского и украинского, просторечные слова, пропуски - читатель должен додумывать и вольно-невольно втягиваться в повествование.