Опосредованно

Противоречивая, но местами интересная книга)

А ведь так сходу и не скажешь, о чем роман, потому что о многом...Об одиночестве (глобально-локальном, большей частью надуманном), об ошибках юности и молодости, о страхах, которые отравляют жизнь и приводят зачастую к тем самым ошибкам, о бесконечных поисках счастья, покоя, смысла жизни, удовольствий, "своего" человека" (бессмысленных по сути своей поисков, потому и безрадостных; нельзя найти счастье где-то извне, его можно найти только в себе самом (самой)...

Впечатления от книги у меня двойственные и противоречивые (иногда при чтении вообще казалось, что написана она двумя разными людьми)

Первая часть книги - довольно нудная, если честно (из-за этой части я долгое время склонялась к оценке книги в 3/5, но к концу все же стало не так уж печально...). Герои малопривлекательны, язык так себе (до невозможности упрощен, видимо, с прицелом на соответствующую аудиторию), сюжет не впечатляет (или вернее сказать, впечатляет свей заурядностью и банальностью). Повествование вялое, что-то типа "встал, умылся, пошел на работу..." - одна констатация фактов, без анализа, без описания каких-то внутренних переживаний героев (главная героиня, Лена, какая-то апатичная, раздражает бОльшую часть книги, в жизни плывет по течению и замуж выходит, и рожает детей от безысходности (вдруг потом на нее никто уже не обратит внимания) - стратегия проигрышная с самого начала.

Но вот во второй части, где дети (сестры-двойняшки), Аня и Вера, подрастают, им по 16 лет), сюжет становится гораздо увлекательнее, живее (может. потому что автор наконец-то показал нам в главной героине что-то человечное - а мы видим, как она переживает за дочек, как пытается наладить с ними контакт, а это непросто (переходный возраст и проч.), как она сомневается в себе с точки зрения родительства. И вот эти семейно-родительские, семейно-материнские, семейно-отцовские отношения показаны в книге так ярко, так душевно, что даже книга заиграла для меня новыми красками (иногда хочется у книги убрать конец, а в этот раз хотелось отрезать начало:)

Совершенно 2 разные по настрою части (и 4 как среднее арифметическое между 3 и 5:) Да и героиня, к слову. сказать, математик))

Во все поэтические тяжкие

Все романы Сальникова укрыты вуалью магического реализма, но он совершенно особого сорта, близкого и понятного особенно тем, кто вырос среди реализма хрущевок и бочкового кваса на разлив. Вот тогда романы Сальникова, какими бы чудаковатыми искажениями они не обладали, будут потряхивать читателя током узнавания и родства.

Мир «Опосредованно» отличается от нашего только тем, что сила слова имеет в нем вполне конкретный, не фигуральный характер. Стихи - не все, но тем не менее - оказывают на людей наркотическое воздействие и преследуются законом за написание и распространение. Ни от каждого стиха наступает приход, а те, от которых наступает, называют стишками. Правильная классика стерильна и безвредна, как и мертвая графомания. Наркотиком - литрой - становится текст, в котором есть нерв, есть искра. В нашем мире мы тоже можем чувствовать этот особый пульс настоящих слов, читая разное - от романов до постов в соцсетях, а жажда хорошего текста - отголоски ломки - и здесь знакома каждому читателю.

Лена жила обычной жизнью, в обычной квартире с бабушкой и мамой. В школе была нелюдима, но никогда этим особо не тяготилась. На одноклассниц, дразнивших ее за наряды собственного пошива, не обижалась, как не обижаются на назойливых, но в целом безобидных мошек. Лена четко распланировала свою жизнь: не пить, не курить, первая брачная ночь, карьера женщины-математика. В рамках этих простых целей ей было комфортно, как и в бежевом кардигане с ромбами и большими синими пуговицами, за который ее не раз травили в школе. Подсаживаться на стишки она не планировала. На уроках литературы, когда рассказывали о тлетворном влиянии поэзии, о коллективном наркотическом безумии греков и римлян, о средневековых поэтических сектах, с обязательными примерами из жизни знакомых, которые увлеклись литрой и закончили свой земной путь в канаве, Лена была невнимательна, потому то считала, что это не имеет к ней никакого отношения. А дальше, как это часто бывает, всё произошло по стечению нескольких случайностей и обстоятельств, и Лена сначала попробовала стишок, приход от которого сдвинул ось ее мира, а потом обнаружила в себе незаконное (10 лет лишения свободы, если что) призвание к созданию мощной литры.

Лене пришлось стать двойным агентом между видимой повседневностью и своей потребностью в преступном творчестве. Будь это кто-то другой - не Сальников - и Лена через 10 лет уже стала бы крупнейшей в стране владелицей литропритона с толстыми папками компромата на всех чиновников, авторитетов города и их детей. Таланта у нее хватило бы. Но Сальников все-таки остается в плоскости более вероятной, бытовой системы координат, и Лена становится учительницей математики с семейными неурядицами, которая вынуждена приспосабливаться к своей стихозависимости, чтобы родственники не раскрыли ее тайну. И в этом кроется вся мрачноватая, но и уютная ироничность романа. «Опосредованно» тоже становится тем самым бежевым кардиганом, который с виду может показаться таким неказистым, но на самом деле удобный и какой-то даже утешительно-успокаивающий.

Совмещать семью и творчество, или любую другую потребность в личном пространстве и деятельности, это трудный акробатический номер соблюдения баланса, который приходится поддерживать с переменным успехом между своими желаниями, нуждами домашних, своим временем, силами и чувством вины, но научившись балансировать между этими стихиями, есть шанс стать адептом быта и заставить их не противостоять, а помогать друг другу. И, конечно, особая “начинка” романа кроется в разговорах на кухнях, на скамейках в парках, по телефонам о природе творчества, магии речи и таланта подбирать нужные слова в правильном порядке.

Лично для меня роман «Опосредованно», слова которого до сих пор отдаются во мне гулким резонансом, стал той самой литрой, тем приходом, который не отпускает вот уже несколько дней. В мире Сальникова приходов от прозы не бывает, зато в нашем от его прозы - точно есть.

Здесь русский тлен, тоской тут пахнет

Что-то такое вот, от чего бухать хочется.

Помню, как одной из первых, задолго до выхода книги, читала журнальную версию "Петровых в гриппе" и потом рекламировала роман всем, кому можно. Это был восторг.
Помню, как сравнивала журнальную версию "Отдела" с книжной и с горечью констатировала самоповторы и наметившуюся печальную тенденцию к наслаждению чернушной российской действительностью, которая в некотором роде соответствовала моему собственному мировоззрению, но и пугала мыслью: "А что же дальше?" Это было сомнение.
И вот сейчас, после выхода третьей книги, подтвердились все мои тревоги, связанные с полюбившимся автором. Сальников все-таки не тот обаятельный злой волшебник, который чарующе рисует окружающую тьму так, что ее хочется принять и полюбить. Он оказался человеком, который, увы, уже не способен сказать ничего нового, а лишь раз за разом красиво рефлексирует на тему тленности бытия. Это больно, в чем-то катарсично, но уже совершенно не моё.

В попытке разобраться, в чем кроются главные причины смены отношения к автору, мне пришлось написать очень много букв, а потом постараться свести их к нескольким главным пунктам-претензиям.

1. В романе напрочь отсутствует главная идея
Описывая жизненный путь главной героини, Сальников вываливает в текст очень много всего - размышления о природе творчества и отрешенности писателя от окружающего мира (которая сродни жизни наркомана, воспринимающего всё через призму и боль собственного особенного состояния), сатиру на обывателей и всеобщее мещанское существование, личную любовь к отдельным литературным классикам и массу узнаваемых деталей быта всех подряд, от простых работяг до гиков (угадай сериал "Теория большого взрыва" по краткому описанию первой серии!).
Но продравшись сквозь 400 с лишним страниц насыщенного текста, ты остаешься в полном недоумении: о чем вот это всё? В романе, по сути, нет сюжета и магистральной темы, прошедшей хоть какой-то путь. Есть только интересный фантдоп, проспойлеренный вдоль и поперек во всех аннотациях и обзорах (стишки как наркотик), и унылая, сагообразная жизнь персонажей во всей её тленной красе.

2. Зашкаливающий уровень "чернухи"
В стране меняются эпохи, а у героев - жизненные обстоятельства, но неизбывная русская тоска и безысходность существования плетутся за ними как привязанные.
Сальников и раньше рисовал довольно мрачные картинки, но тут переплюнул, кажется, всех упражняющихся в том же жанре.

спойлерТрудно воспринимать всерьез произведение, в котором героине по воле автора приходится в один день хоронить ненавистную мать и любимого дядю, а потом еще вечером неожиданно забирать к себе домой маленького сына любовницы мужа, потому что сама любовница попала в больницу и обстоятельства таковы, что больше это сделать некому.свернуть

Могу предположить, что в жизни порой случаются фортели и почище, но в книге подобные вещи выглядят для меня нарочитыми, избыточными и совершенно не нужными.

3. Заигрывание с постмодернизмом
Помните, в чем была истинная гениальность раннего Пелевина? Он умудрялся натянуть сову на глобус - умело накрутить узнаваемую жизнь на что-то такое мутное, мрачно-фантасмагоричное и не до конца понятное, так что дух захватывало, но в голове при этом всегда зудел назойливый жучок легкого разочарования. Вроде обманули тебя, подсунули пустышку в интересной обертке, сделали умный вид, а внутри-то ничего - только модная интеллектуальная игра в узнавание и упражнения в интерпретациях, которые сродни ЕГЭ вместо адекватной проверки знаний (натренироваться можно, просто решить, не зная правил игры - нет).
В этом смысле Сальников - чистый ранний Пелевин. У него тоже всё мрачно, узнаваемо и типа глубокомысленно, с заигрыванием с литературой, поэзией и выдуманными текстами реальных классиков. Да тут даже названия глав в какой-то странный стишок складываются! Не иначе, на приход саморазрушительного "холодка" намекают, которого некоторые персонажи тут так жаждут.
И что? Много вы в этом поняли? Какое удовольствие получили? Только честно!

Автор, конечно, удивительно умный и тонко чувствующий мир человек. Но вот в чем проблема: он еще и мошенник. Подозреваю, что намеренный, а не безобидно невинный. И это самое страшное.
Теперь он честно предупреждает нас, что это не литература, а так, "опосредованно" ("Да я всякую байду пишу, про все подряд, все равно про жизнь выходит, которая сейчас" - пожалуй, одна из самых честных цитат в книге), после чего внаглую скармливает нам собственную картину мира, в которой, как у каждого уважающего себя умника, дожившего в нашей стране до кризиса среднего возраста, нет ни просвета, ни выхода, ни главной темы, ни развития, ни внятного будущего.
Есть только тлен и тоска от окружающих тебя унылых рож и событий.
А еще стишки (или любое другое творчество), которые помогут всё это пропустить, проехать, пережить, но никогда - забыть полностью.
Думаю, лучше (свежее, оптимистичнее, богаче по содержанию, объективнее) мы тут уже ничего не увидим.

Этим можно было гордиться или правда предостерегать от знакомства с людьми, баловавшимися в раннем возрасте огнем, либо еще чем-нибудь опасным для жизни, но у всех это было, а скука заключалась в том, что буквально у всех было почти одно и то же.

Приятного вам шелеста страниц!

С момента прочтения Петровых в гриппе, в моем сердце зародилась любовь к словосложению Алексея Сальникова, и уже третий роман она не утихает, а только растет. Когда я слышу какой-то негатив или аргументированные отрицательные отзывы на эти романы, на глаза мои накатывает пелена, а уши разучаются слышать. И мне очень сильно вся эта ругань напоминает ругань на Льва Толстого, как и трепанация человеческого взаимодействия в "Опосредованно" и "Анне Карениной", я постоянно ловила себя на мысли, что в Карениной было похоже по методу описания причин человеческих поступков, просто поступки описываются разные. Сама манера складывать слова в предложения, длинные, певучие, сложные, витиеватые мне безумно нравится, хотя обычно у других писателей подобное вызывает раздражение. Тут прямо на сердце ложится, напрямую, в обход глаз и ушей. На протяжении всей книги я испытывала кайф и наслаждение, и понимаю, что надо перечитать. Причем перечитать все три, ибо они вызывают у меня тот самый приход, который в романе вызывают стихи Лены. Я хоть и поставила тег "фантастика", только из-за наркотических стихов, прекрасно понимаю, что это самый настоящий реализм, просто с допущением, чтобы можно было интереснее высказаться (как, кстати, было и в предыдущих книгах). Я не понимаю, почему этот роман считают хуже Петровых, на мой взгляд он смотрится чуть ли не прямым продолжением, разве что вместо новогоднего ажиотажа, есть атмосфера лета и учебного сентября. И да, Отдел пока самый слабенький, но он и самый первый! Лично я вижу рост, точнее ощущаю, и ощущение это мне безумно нравится.
Что там, когда четвертый роман? М?

Вся её жизнь - это стишки.

Нужно уточнить, что в реальности, созданной Сальниковым в его новом романе, стишки - это не поэзия, не Пушкин или Лермонтов. Стишки - это игра разума, наркотик, сочетание букв слов и странных рифм, которое вызывает галлюцинации, изменяет ход мыслей. На стишки подсаживаются, как на наркотики. От стишков бывает ломка, от них умирают.

Но, одно дело - читать стишки и ловить приход, а другое дело - сочинять их самой. Главная героиня, сама не подозревая, куда впутывается, решила начать эту "творческую деятельность", хотя все ее предупреждали, что до добра это не доведет.

И вот, странная замкнутая Лена становится скрытым наркобароном, в непомерных количествах употребляя наркотик сама. А по другому со стишками не так.

Это не стишки должны стать дополнением жизни, а жизнь должна стать тенью стишков. И все эти родственники, дети, которых она зачем-то непонятно как родила, и вся эта жизнь, которую она так быстро прожила - это все стишки.