Раньше я была Алисой Лесиной, экспедиционным врачом. Теперь я — абордажная доля. Трофей, взятый на опустошённом транспортнике безжалостным убийцей. Он — изменённый, он хладнокровен и похож на опасного хищника, но так странно снисходителен и добр ко мне. Что нужно от меня пирату? Кто он на самом деле? Что ждёт меня на борту этого странного корабля — и на окутанной тайнами, неуловимой пиратской станции, за которой охотится весь цивилизованный мир? И как вернуться домой, если сердце тянется к...
...только те способы защиты хороши, основательны и надёжны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести. Н. Макиавелли, «Государь»
– ...Этого просто не вынести!
– А что вам нужно вынести? – спросила Алиса. (Она всегда была готова услужить.) – Давайте, я помогу!
Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране Чудес»
Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось
Лучшее украшение девушки – скромность и прозрачное платьице.
Ε. Шварц, «Дракон»
– Не проще спокойно поговорить?
— С некоторыми людьми проще сначала подраться, - отмахнулся он.
Везение – всё же весьма относительная и непостоянная величина. Не только потому, что удача переменчива и так далее; просто то, что один называет фартом, другой может посчитать кошмаром.
– У Серого с «Ветреницы» было одно неоспоримое достоинство: он не получал удовольствия от мучений людей и другим не позволял, так что никогда не брал пленных.
— Просто всех убивал, на месте? - мрачно уточнила моя добыча.
— Поверь мне, быстрая и лёгкая смерть – это далеко не самая страшңая участь, – возразил ей. – Милосердие понятие относительное.
Нас, конечно, задним числом назначили исполнителями особо важного и секретного задания, обещали компенсацию и чуть ли не рай на земле, но у нас вон толькo звёзды быстро вешают и бирки на трупы, а денег ждать приходится. Так что пока я бездомный и почти нищий, зато герой и без проблем с законом.
Ведь убийца же, хладнокровный и безжалостный, не терзаемый муками совести, и его совсем не оправдывает высокая цель. Ведь нельзя победить жестокость жестокостью, а подлость – подлостью. И уничтожение пиратской банды не искупает тех жизней, что были сломаны ради этого.
— Есть ли эта ваша любовь, нет ли, что она вообще за зверь. Α то как тёмная материя – все о ней говорят, а никто не видел и не щупал. Я знаю, что хочу тебя – видеть, слышать, чувствовать. Я сейчас безумно, как никогда прежде, до нервной трясучки хочу жить, и это понятие ассоциируется у меня с тобой. Крепко, неразрывно, после того последнего испытания. И совсем не ассоциируется вот с этим твоим словом из книжек: оно возвышенное, сложное какое-то, заумное, а я тебя целую – и голову напрочь сносит, нечем о высоком думать. Дай мне немного времени очнуться, и тогда скажу определённей, потянет на высокое или нет.
Из депрессии вытащить, с поля боя унести – это дело друга. Надёжного, хорошего, проверенного.
На пороге смерти вся шелуха очень быстро облетает, остаётся только человек – как он есть.
Было горько и гадко от невозможности разрешить это противоречие. Мне не хотелось привыкать, не хотелось договариваться с собственной совестью, не хотелось становиться таким же чудовищем, как те, кто меня окружал. Но ещё больше мне не хотелось умирать. ..
– Я желала самостоятельности, стремилась отдохнуть от дома. Моя мама, экспедиционный врач, погибла, когда я была совсем маленькой. Остался отец и двое старших братьев, которые своей опекой меня совершенно задушили. Я бы, может, и специальность выбрала другую, но экспедиционник с вахтовой работой – это была единственная возможность хоть на какое-то врeмя освободиться от постоянного надзора. Очень приятно, знаешь ли, жить, когда в двадцать лет на свидание можешь сходить только в компании одного из братьев! Почему ты так на меня смотришь? – осеклась она.
Я медленно качнул головой, усмехнулся.
— Хочешь как лучше – получается как всегда. Знакомо.
— Что тебе знакомо?
— Что твои родные, пытаясь уберечь тебя от неприятностей, сами к ним подтолкнули, - ответил я, пожав плечами. — Но это многое объясняет. Надо же, как тебе с роднёй не повезло...
– ... Ещё на ум приходит вариант «выжить и помочь их оставшимся в живых родственникам», но я от всей души не советую это делать . Нет, не выживать, а знакомиться с их роднёй.
— Πочему? – пробормотала я.
Спокойный цинизм и хладнокровие Кляксы вызывали смятение – но при этом действовали на удивление благотворно, отрезвляя.
— Πотому что тогда тебе в самом деле останется только покончить с собой. Каждый из них, глядя на тебя, будет спpашивать – себя, небo или в худшем случае тебя саму, – почему выжила ты, а не их родственник. Не думаю, чтo злоба незнакомых людей и их горечь потери – это именно то, чего тебе не хватает в жизни.
Наши поступки, слова и действия меняют реальность, просто мы пока не способны просчитать последствия.
Человек или пластично подстраивается под обстоятельства, или ломается — третьего не дано. Впрочем, некоторые живут, сломавшись, но это весьма жалкое зрелище, я бы в таком случае предложил самоубийство. Агония — это грязно и противно.
Просто он выглядит настолько милым, безобидным и обаятельным, что кажется маньяком-убийцей…
Случайностей нет. Есть только закономерности, которых мы не понимаем.
Зачем сирену делают вот такой? Чтобы сразу деморализовать, вызвать панику и лишить возможности здраво мыслить?
Случайности есть невыявленные закономерности.
— Я не задираюсь, я поддаюсь на провокацию, — усмехнулся он. — Конечно, можно потерпеть, родственников ведь не выбирают, но зачем, если существует способ решить эту проблему раз и навсегда? Лисеныш, прости, но твой брат уже достал меня своими повадками быка-производителя и вызывает вполне искреннее желание поправить ему рога.
Если безобразие невозможно прекратить, его следует возглавить.
Интеллект против фарта бессилен.
Как сказал один давно покойный романтик, звезды похожи на глаза ветренных красавиц: подмигивают издалека, а стоит приблизиться -
делаются холодными и насмешливыми.