Гертруда Стайн (1874—1946) — выдающаяся писательница, первопроходец литературы модерна — предстает перед русским читателем в своеобразной биографии, своего рода взгляде с другой стороны на события, описанные Хемингуэем в романе «Праздник, который всегда с тобой».
Эта фальшивая автобиография, написанная от лица многолетней подруги и любовницы Гертруды Стайн, нарушает все правила грамматики и правила самой жизни, однако она принесла писательнице заслуженную славу.
Писатели и художники, деятели культуры, чьими усилиями было «сформировано выражение лица» ХХ века, пройдут чередой по страницам этой книги. Этот роман можно читать по-разному — как художественный справочник и путеводитель по авангардным мастерским и подмосткам Парижа, как историческое повествование и, наконец, как психологический и стилистический шедевр.
Тууликки Пиетиля, спутница жизни Туве Янссон, очень гордилась тем, что стала прототипом Туу Тикки из сказки о Муми-троллях «Волшебная зима». Талантливая и успешная художница, пользующаяся к тому же большим влиянием в профессиональных кругах, Пиетиля считала нужным всегда напоминать об этом факте, как будто полагала, что для обретения бессмертия Туу Тикки куда надежнее чем её собственные художественные работы. Гертруда Стайн для «вечной памяти» своей подруги Алисы Бабетты Токлас – а другой причины для создания «книги воспоминаний» и выбора именно такого повествователя я не нахожу - сделала несравненно больше. Это как портрет жены художника. Мадам Сезанн, мадам Матисс, Жанна Эбютерн... Стайн тоже пишет правду, ужасную правду.
Я хочу сказать, что хотя автобиография, в действительности, никакая не автобиография, но Алиса – человек, реально существовавший. Как и остальные герои книги: Пикассо, Матисс, Аполлинер, Хуан Грис, Андре Сальмон, а вот события… скажем так, тоже реальные, но представленные в очень субъективном изложении. Конечно, современникам, фигурирующим в романе под собственными именами, было трудно воспринимать книгу Стайн как художественное произведение, а не исторический очерк или документальную хронику. И не удивительно, что вместо отзывов и рецензий появились «Свидетельство против Гертруды Стайн» от «возмущенных героев» и пародия «Автобиография Элис Б. Хемингуэй». Хотя Стайн настаивала, что сюжет для неё абсолютно не важен, «события давно никого не интересуют». «Это, если угодно, литература поверхности, языка в качестве поверхности, поэтому все «события» отныне сосредоточены только в его имманентной игре», - как уточняет переводчик.
Удивительно, но и для потомков восприятие «Автобиографии…» вне контекста времени и пространства продолжает оставаться сложной задачей. Каждый критик стремится высказать собственное мнение о роли Гертруды Стайн в культурной жизни Парижа 20-ых, оценки бывают разные - от язвительного «тщеславие туманило ум Гертруды Стайн, интересовавшейся только собственной персоной» до спорного утверждения, что именно Стайн «открыла Пикассо», и только благодаря покровительству американки, он избежал судьбы Касахемаса. Даже переводчик книги посчитал необходимым прокомментировать влияние Стайн на Хемингуэя: «первые, самые сильные вещи Хемингуэя, книга рассказов «В наше время» (1925), а также романы «И восходит солнце» (1926) и «Прощай, оружие» (1929), вышли если и не под редакцией, то несомненно под бдительным контролем Гертруды Стайн. Как только Хемингуэй окончательно уверовал в собственные силы, он стал писать все хуже и хуже». Безотносительно к тому, как относиться к творчеству Хемингуэя, думаю, очень сложно доказать, что «Прощай, оружие!» сильнее романа «По ком звонит колокол» (1940).
Так много слов, чтобы подтвердить простую вещь: «Автобиография…» - художественное произведение, не литературные воспоминания и не путеводитель по артистическому Парижу начала XX века (ну, или исключительно предвзятые воспоминания и очень фрагментарный путеводитель), поэтому и рассматривать её, по–видимому, следует исключительно с точки зрения литературных качеств. Гертруда Стайн, как писатель-модернист, в первую очередь была увлечена «формой», и главной её задачей было превратить читателя в зрителя. В «Автобиографии…» Стайн удалось найти и, что гораздо сложнее, выдержать на протяжении всего романа особенный, простодушно-беспечный стиль; по форме роман напоминает «стенограмму устной речи» - однообразные синтаксические конструкции, намеренное упрощение текста, отсутствие запятых, тоже не случайное. Получился легкомысленный «дамский» рассказ о текущих событиях, своеобразные «прелестные картинки»: приёмы, выставки, шляпки, Пикассо. Но в то же время стиль «Автобиографии…» нельзя назвать радикальным для литературы модернизма, относительно доступный и лёгкий для чтения текст даже позволил роману стать бестселлером. Кроме того, после «Портрета художника в юности» нельзя считать новаторской и саму идею «специфического жанра» «Автобиографии…» как рассказа о себе, но с соблюдением достоверности только в части описания внутренней жизни, а для внешних обстоятельств использование и вымысла, и умалчивания.
И всё же как литературный эксперимент, как оригинальная попытка конструирования текста, как поиск способа изображения «сложного» через «простое», «возвышенного» через «будничное» - роман Гертруды Стайн, безусловно, интересен. И хотя мне сложно согласиться с тем, что Стайн является «первопроходцем литературы модерна» (как писатель), но свою страничку в литературной мифологии модернизма она заслужила бесспорно.
Тууликки Пиетиля, спутница жизни Туве Янссон, очень гордилась тем, что стала прототипом Туу Тикки из сказки о Муми-троллях «Волшебная зима». Талантливая и успешная художница, пользующаяся к тому же большим влиянием в профессиональных кругах, Пиетиля считала нужным всегда напоминать об этом факте, как будто полагала, что для обретения бессмертия Туу Тикки куда надежнее чем её собственные художественные работы. Гертруда Стайн для «вечной памяти» своей подруги Алисы Бабетты Токлас – а другой причины для создания «книги воспоминаний» и выбора именно такого повествователя я не нахожу - сделала несравненно больше. Это как портрет жены художника. Мадам Сезанн, мадам Матисс, Жанна Эбютерн... Стайн тоже пишет правду, ужасную правду.
Я хочу сказать, что хотя автобиография, в действительности, никакая не автобиография, но Алиса – человек, реально существовавший. Как и остальные герои книги: Пикассо, Матисс, Аполлинер, Хуан Грис, Андре Сальмон, а вот события… скажем так, тоже реальные, но представленные в очень субъективном изложении. Конечно, современникам, фигурирующим в романе под собственными именами, было трудно воспринимать книгу Стайн как художественное произведение, а не исторический очерк или документальную хронику. И не удивительно, что вместо отзывов и рецензий появились «Свидетельство против Гертруды Стайн» от «возмущенных героев» и пародия «Автобиография Элис Б. Хемингуэй». Хотя Стайн настаивала, что сюжет для неё абсолютно не важен, «события давно никого не интересуют». «Это, если угодно, литература поверхности, языка в качестве поверхности, поэтому все «события» отныне сосредоточены только в его имманентной игре», - как уточняет переводчик.
Удивительно, но и для потомков восприятие «Автобиографии…» вне контекста времени и пространства продолжает оставаться сложной задачей. Каждый критик стремится высказать собственное мнение о роли Гертруды Стайн в культурной жизни Парижа 20-ых, оценки бывают разные - от язвительного «тщеславие туманило ум Гертруды Стайн, интересовавшейся только собственной персоной» до спорного утверждения, что именно Стайн «открыла Пикассо», и только благодаря покровительству американки, он избежал судьбы Касахемаса. Даже переводчик книги посчитал необходимым прокомментировать влияние Стайн на Хемингуэя: «первые, самые сильные вещи Хемингуэя, книга рассказов «В наше время» (1925), а также романы «И восходит солнце» (1926) и «Прощай, оружие» (1929), вышли если и не под редакцией, то несомненно под бдительным контролем Гертруды Стайн. Как только Хемингуэй окончательно уверовал в собственные силы, он стал писать все хуже и хуже». Безотносительно к тому, как относиться к творчеству Хемингуэя, думаю, очень сложно доказать, что «Прощай, оружие!» сильнее романа «По ком звонит колокол» (1940).
Так много слов, чтобы подтвердить простую вещь: «Автобиография…» - художественное произведение, не литературные воспоминания и не путеводитель по артистическому Парижу начала XX века (ну, или исключительно предвзятые воспоминания и очень фрагментарный путеводитель), поэтому и рассматривать её, по–видимому, следует исключительно с точки зрения литературных качеств. Гертруда Стайн, как писатель-модернист, в первую очередь была увлечена «формой», и главной её задачей было превратить читателя в зрителя. В «Автобиографии…» Стайн удалось найти и, что гораздо сложнее, выдержать на протяжении всего романа особенный, простодушно-беспечный стиль; по форме роман напоминает «стенограмму устной речи» - однообразные синтаксические конструкции, намеренное упрощение текста, отсутствие запятых, тоже не случайное. Получился легкомысленный «дамский» рассказ о текущих событиях, своеобразные «прелестные картинки»: приёмы, выставки, шляпки, Пикассо. Но в то же время стиль «Автобиографии…» нельзя назвать радикальным для литературы модернизма, относительно доступный и лёгкий для чтения текст даже позволил роману стать бестселлером. Кроме того, после «Портрета художника в юности» нельзя считать новаторской и саму идею «специфического жанра» «Автобиографии…» как рассказа о себе, но с соблюдением достоверности только в части описания внутренней жизни, а для внешних обстоятельств использование и вымысла, и умалчивания.
И всё же как литературный эксперимент, как оригинальная попытка конструирования текста, как поиск способа изображения «сложного» через «простое», «возвышенного» через «будничное» - роман Гертруды Стайн, безусловно, интересен. И хотя мне сложно согласиться с тем, что Стайн является «первопроходцем литературы модерна» (как писатель), но свою страничку в литературной мифологии модернизма она заслужила бесспорно.
She always says she dislikes the abnormal, it is so obvious. She says the normal is so much more simply complicated and interesting.
Общеизвестно, что Гертруда Стайн была очень важным лицом в истории модернизма - в ее парижской квартире еще до Первой Мировой и после нее, собирались молодые писатели, художники, поэты - американцы, англичане, французы. Она поддерживала, ободряла, вдохновляла. Это она придумала термин "потерянное поколение", назвав так эмигрировавших американских писателей, к которым она сама принадлежала.
Среди получивших ее поддержку огромное количество известных писателей и художников - Пикассо, Брак, Шагал, Модильяни, Матисс, Хэмингуэй, Фицджеральд, Уайлдер, многие другие.
Первый литературный опыт самой Гертруды Стайн, "Три жизни", был не очень удачен, но последующие "Нежные кнопки" оставили значительный след в истории модернистской литературы.
В этой "Автобиографии Элис Токлас" Гертруда Стайн в очень интересной форме вымышленной автобиографии, от лица своей подруги и компаньонки Элис Токлас, рассказывает об их жизни в Париже в годы перед Первой Мировой. На страницах этой интереснейшей книги появляются поэты и писатели, художники и искусствоведы, и вся уникальная жизнь искусства и литературы Парижа тех полных творческого горения лет предстает перед нами.
Помню как-то раз я зашла в комнату и услышала как Бернар Фай сказал что за свою жизнь он встретил только три воистину перворазрядных дарования Пикассо, Гертруду Стайн и Андре Жида а Гертруда Стайн эдак наивно задала ему вопрос, это понятно только при чем тут Жид.
Эта цитата, на мой взгляд, дает исчерпывающее представление о том месте, которое Гертруда Стайн отводила себе в мировой культуре. Адекватно ли было ее восприятие? Читательским успехом ее книги при жизни не пользовались (за исключением, возможно, как раз "Автобиографии А.Б.Токлас"), зато ее читали коллеги по перу: Э.Хемингуэй, Д.Г. Лоуренс, В. Вулф... Правда, не все из них считали написанное Стайн гениальным.
Главная фишка "Автобиографии" - это простодушный тон спутницы жизни Стайн Алисы Б. Токлас, под который подделывается повествователь. Собственно, книга и написана от лица многолетней компаньонки и возлюбленной писательницы. Хвалить себя чужими устами намного удобнее, не так ли?
Собственно, книга оставила у меня двойственное впечатление. С одной стороны, я пожалела, что не составила себе никакого мнения о таланте Гертруды Стайн либо же его отсутствии, так как известно, что она была завзятой модернисткой и многие ее тексты, кишащие отглагольными прилагательными типа "loving", попросту непереводимы. Но эта книга явно рассчитана на широкую публику (еще бы, речь идет об известных людях, с которыми была знакома Стайн, от Пикасссо до Хемингуэя), поэтому вполне читабельна, несмотря даже на отсутствие запятых. С другой стороны, сама "Автобиография" показалась мне сборником анекдотов, фигуранты которых - Пикассо, Сезанн, Матисс, Эрис Сати и многие другие. Узнать, однако же, об этих интересных и талантливых людях что-либо иное, кроме курьезов, из этой книги не представляется возможным.
Ну и, конечно, очень комично выглядит сама Стайн, якобы повторяющая за известными писателями комплименты в свой адрес. Я, кстати, не уверена, что большинство из них она сама же не выдумала - сразу видно, фантазия у американской модернистки была замечательная. А еще вот такой искусственный простодушный тон как-то смахивает на сегодняшнюю стилистику блогов, и я книгами, написанными в подобном стиле, уже объелась.
Но чтение все же любопытное, и не всегда обязательно симпатизировать автору или действующим лицам, чтобы получить удовольствие.
Элис Би Токлас во времена сухого закона в США написала книгу рецептов молочных коктейлей с добавлением марихуаны. Я спросила одного рокера, сколько надо принять этих коктейлей, чтобы написать свою автобиографию от лица своей любовницы. Ответ был : Много и каннабис должен быть качественным.
Чтение не из лёгких/приятных/интересных. Больше похоже на преодоление себя из любви к искусству. Потому что в книге нахваливающей саму себя устами своей любовницы и компаньонки Стайн нет ни какого-то более-менее осязаемого сюжета, ни красивого языка, ни реально важной и полезной информации о парижской богеме 20-х, а ещё - ахтунг - почти нет запятых. Мол, лучше передаёт сбивчивость и текучесть разговорной речи, офигенно новаторский модернистский приём такой.
Типа мы смотрим на мир не глазами всё знающей и понимающей Стайн, но взглядом простоватой, не особо образованной и далёкой от искусства Элис Би Токлас. Этим же обусловлены намеренные фактологические ошибки – мол, простите бедняжке ее неучёность, это же вам не великая Гертруда Стайн. Кстати обо всех писателях, художниках и иже с ними мисс Стайн судит по тому, что они говорят о ее творчестве. Одобрили - ути, какие они талантливые! Не одобрили - бросим пару смутно уничижительных фраз или вообще упомянем вскользь, как что-то незначительное (как Джойса и В. Вульф).
Единственный, о ком она всегда говорила как о лучшем друге и мастере – Пикассо. Ну ещё Матисс пары добрых слов удостоился. О Хемингуэе было сказано, что бесит он ее, но чем-то подспудно привлекает. Ждала информации о Фицджеральде, но ее там было на две строки: «Великий Гэтсби» и «По эту сторону рая» неплохи. А в целом основная информация о том кто когда к ней домой приходил, и что за столом ели и обсуждали, иногда весьма смутно различимые курьезы или байки.
Атмосфера Парижа междувоенного прощупывается слабо, как и мой пульс, когда я засыпала над этой книгой. Вот почитаешь так «Праздник...» Хема, этот опус Стайн и поймёшь, что вот жеж они там все вредные, злющие и самовлюблённые были в этих своих ревущих джазовых двадцатых! Но некоторые, конечно, при этом хотя бы талантом похвастаться могли, а не просто хвастаться.
P.S Надо ли говорить, что эта автобиография посвящена явно не Элис Би Токлас?
Господині ніколи не слід вибачатися за те, що вона щось недогледіла серед хатніх клопотів, якщо є господиня то коли вже є господиня недогледіти вона не могла.
Позаяк замолоду немає нічого, до чого ми нетерпиміші, ніж до власних гріхів, які яскраво виражені в інших, і ми люто боремося з ними в собі; але ми стаємо старшими і бачимо, що ці наші гріхи серед усіх гріхів, які можна мати, є насправді безневинними, ба більше, вони надають чару будь-якому характеру, і так наша боротьба з ними стихає.
Світанки, це добре коли до них наближатися повільно з попередньої ночі, але коли зустрітися з ними раптово того самого ранку то вони жахливі.
Прежде чем я решилась в конце концов написать эту книгу о двадцати пяти проведенных с Гертрудой Стайн годах, я часто говорила что называться она будет "Как я сидела с женами гениев". Их было великое множество. Я сидела с женами, которые на самом деле были не жены, гениев, которые на самом деле были гении. Я сидела с настоящими женами ненастоящих гениев. Я сидела с женами гениев, почти что гениев, несостоявшихся гениев, короче говоря я часто и подолгу сидела с множеством жен и с женами множества гениев.
Во всяком случае именно Матисс первым подпал под влияние, и не столько как художник а скорее как скульптор, этих самых африканских статуэток и Матисс же обратил на них внимание Пикассо вскоре после того как Пикассо закончил писать портрет Гертруды Стайн.
Воздействие африканского искусства на Матисса и Пикассо сказалось совершенно по-разному. В случае с Матиссом оно повлияло скорее на его воображение нежели на сам способ видеть. А в случае с Пикассо скорее на способ видеть нежели на творческое воображение.